Туг

Село Туг/Тох азерб. Tuğ/(арм. Տող) Страна НКР/АзербайджанНКР/Азербайджан Район Гадрутский/Ходжавендский Координаты 39°35′06″ с. ш. 46°57′55″ в. д.39.58500° с. ш. 46.96528° в. д. / 39.58500; 46.96528    Высота центра 742 м Население 700 человек(перепись 2005 года) человек  Национальный состав армяне Конфессиональный состав Армянская апостольская церковь Часовой пояс UTC+4, летом UTC+5 Туг/Тох Туг/Тох

К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе

Туг (азерб. Tuğ)/Тох (арм. Տող) — село в Нагорном Карабахе. Согласно административно-территориальному делению Нагорно-Карабахской Республики, фактически контролирующей село, расположено в Гадрутском районе Нагорно-Карабахской Республики, согласно административно-территориальному делению Азербайджанской Республики — в Ходжавендском районе Азербайджана. Расположено на высоте 742 м.Согласно переписи 2005 года население села составляло 700 человек

История

Основание

Точная дата основания села не ясна, известно лишь то, что возле села имелась крепость Ктиш (Гтич) , которая принадлежала армянскому князю Дизака, называемому арабами Есаи абу Мусе. Одно из первых упоминаний о ней относится к IX веку когда крепость была осаждена, как сообщает средневековый автор:

Тогда Буга пошел на Ису ибн-Юсуфа (Есаи абу Мусе), который находился в крепости Ктиш (Катиш) Байлаканской провинции

В XVI веке владетелями Дизака становятся Гукас и его сын Аван из рода Лорис-Меликянов, переселившиеся сюда из села Арту провинции Лори и сделавшие Туг столицей своего княжества. Здесь князь Гукас «восстановил монастырь Гтич, основал обитель и поселился в том же монастыре. А сын, мелик Аван, в селе Тох воздвиг великолепную церковь и укрепил поселение обводными стенами Построенный им в том же селе прекрасный дворец, украшенный армянскими надписями, сохраняется и сегодня».

Раффи в своей книги «Меликства Хамсы» говоря о меликах Карабаха отмечает, что «крепость мелика Дизака находилась в селе Тох, возле монастыря Гтич, возвышающегося до самих небес».

Во время правления мелика Есаии, княжество Дизак находилось в состоянии войны с персидским шахом, по приказу которого Казим-хан вместе с Панах-ханом во главе многочисленного войска осадили крепость Тох. Несмотря на численное превосходство все попытки персов овладеть крепостью были тчетны, как отмечает Раффи:

Тот, кто видел Тох, понимает, что многочисленность вражеского войска не могла испугать мелика Есаи, так как могущественному противнику вместе с его храбрыми воинами противостояло и неприступное расположение крепости.

В годы Российской империи село Туг (Тугъ) было в составе Шушинского уезда Елисаветпольской губернии.

Современный этап

Согласно докладу правозащитного центра «Мемориал», в годы Карабахской войны в результате боевых действий армянских вооруженных формирований жители-азербайджанцы были вынуждены покинуть село Туг.

После провозглашения независимости и прекращения военных действий правительство Нагорно-Карабахской Республики объявило туризм одним из приоритетных направлений экономического развития республики. В связи с чем было решено в селе построить современную туристическую базу со всеми условиями для организации активного отдыха. В селе уже действуют аквапарк «Нор Кянк» («Новая жизнь»), в котором имеются бассейны для взрослых и детей, катки, игровая площадка, кафе и рестораны. На территории аквапарка построено 11 так называемых дворов, которые представляют собой большие огражденные зоны отдыха, снабженные павильонами, мангалами, санузлом, территориями для установления палаток. В ближайшем будущем будут построены особняки для посетителей. Также есть все необходимое для занятия альпинизмом и организаций турпоходов. Посредством специальных вездеходов, горных велосипедов, квадроциклетов и лошадей туристы могут быть доставлены к достопримечательным местам и историко-архитектурным памятникам района.

Население села

Согласно одиннадцатому выпуску «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа» (1891) в селе проживало 1422 армян и 242 татар (азербайджанцев). В 1921 году в селе жили 1589 человек, все армяне. Согласно данным газеты «Коммунист» от 15 сентября 1989 года в селе проживало 920 азербайджанцев и 700 армян.

Об азербайджанском населении Туга говорится также в докладе правозащитной организации «Мемориал».

Достопримечательности

• Княжеский дворец меликства Дизака, проводятся раскопки крепости
• На расстоянии 4-5 км. от села находится заброшенный монастырь X—XIII веков Гтичаванк.
• Церковь Сурб Степаноса — XIII век
• Церковь Сурб Ованеса — XIII век
• Аквапарк

Известные уроженцы

• Айриев, Армен Теванович — Герой Советского Союза
• Асланов, Мухтар Махмуд оглы — азербайджанский советский учёный в области автоматики, лауреат Государственной премии СССР (1969)
• Григорян, Виген Самвелович — командир Тогского батальона во время Карабахской войны
• Мелик-Еганов, Джавад бек Рзабекович — азербайджанский политик, один из 16 членов Азербайджанского Парламента, подписавших в 1918 году декларацию о независимости Азербайджанской Демократической Республики.

Деятельность фонда «Hayastan All Armenian Fund»

Школа

Средняя школа Тох находится в 2-х этажном здании, построенном в 1978 году. Школа никогда не претерпевала обновления до прихода Всеармянского фонда "Айастан". Фонд инициировал проект модернизации школы в 2007 году. 108 учеников в настоящее время посещают школу. Здание имеет 20 классных комнат, тренажерный зал, помещения для персонала школы и актовый зал, а также вспомогательные сооружения. До обновления, в школе также не было системы отопления, который делал задачу по проведению занятий в течение зимних месяцев весьма проблематичной.

Первый этап этого проекта завершил полное восстановление и реконструкцию левого крыла здания школы. Также была установлена система отопления и отремонтированы уборные комнаты. Полы, окна и двери кабинетов были отремонтированы. Кроме того, система передачи энергии была заменена. Фонд также проводит ремонтные работы по интерьеру здания.

В рамках второго этапа проекта будет ремонтироваться полностью правое крыло школы. После реконструкции, в этой части здания будет художественная школа и будет предлагаться детям весь спектр деятельности по культуре и искусству, связанной в том числе с живописью, керамикой, пением, танцами и классами на различных музыкальных инструментах. Школа Туга будет предлагать эти культурные возможности не только для детей села, а также детям школьного возраста из 10 соседних общин. Туг, таким образом, должен стать жизнеспособным культурным центром и социальным магнитом для близлежащих населенных пунктов.

Галерея

• Togh.JPG

  резиденция мелика

• Togh3.JPG
• Togh4.JPG
• Togh5.JPG

  приемный зал дворца мелика

• Togh6.JPG

  раскопки крепости

Ссылки

• [www.fallingrain.com/world/AJ/65/Tug.html Tug, Azerbaijan]
• [geonames.nga.mil/ggmagaz/detaillinksearch.asp?G_NAME='32FA8814F6D03774E0440003BA962ED3'&Diacritics=DC Tuğ]

Отрывок, характеризующий Туг

– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.