Туле, Поль-Жан

Поль-Жан Туле
Paul-Jean Toulet
Дата рождения:	5 июня 1867(1867-06-05)
Место рождения:	По
Дата смерти:	6 сентября 1920(1920-09-06) (53 года)
Место смерти:	Гетари
Гражданство:	Франция
Род деятельности:	поэт,писатель,драматург

Поль-Жан Туле́ (фр. Paul-Jean Toulet;5 июня 1867 — 6 сентября 1920) — французский писатель и поэт, знаменитый своими «Контрарифмами», поэтической формой, которую он сам создал.

Биография

Поль-Жан Туле лишился своей матери при появлении на свет. Вскоре его отец отправился по делам на остров Маврикий, а Поль-Жан остался на попечении дяди в Билере. С 1885 по 1888 жил на острове Маврикий вместе с отцом, а в 1888-1889 в Алжире (там он опубликовал свои первые статьи). В 1898 он возвратился во Францию, в Париж.

В Париже сформировался как профессиональный литератор, являясь одним из многочисленных литературных «негров» Вилли (Анри Готье-Вийара). Посещал светские салоны и будуары полусвета, где пристрастился к алкоголю и опиуму. Печатал свои статьи в различных обозрениях, в том числе в «Критическом обозрении идей и книг» (Revue critique des idées et des livres) Жана Ривена и Эжена Марсана. В 1897 году перевел на французский язык повесть Артура Мэйчена "Великий Бог Пан". С ноября 1902 по май 1903 много путешествовал, добрался до Индокитая.

В 1912 навсегда уехал из Парижа и поселился в Сен-Лубе, рядом с Либурном, у своей сестры; затем, женившись, перебрался в Гетари. Его последние годы были омрачены болезнью.

В это время молодые поэты (Франсис Карко, Тристан Дерем и др.) взяли работы Поля-Жана Туле за образец для подражания и создали движение «невероятных поэтов» (poètes fantaisistes).

Его знаменитые «Контрарифмы», фрагменты которых были напечатаны в различных журналах и в романах, появились в собранном виде уже после смерти автора.

Поль-Жан Туле также сочинял драматические произведения: вместе со своими друзьями он написал пьесу в стихах «Служанка Мольера», текст которой не сохранился. Это произведение было поставлено в «Театр де Нувоте» в Алжире. Автор развлекался тем, что писал разгромные рецензии на свою пьесу. Кроме того, он написал комедию в прозе «Госпожа Жозеф Прюдом» и пьесу «Прерванный ужин» (премьера последней состоялась 27 мая 1944 в «Театр дю Вье-Коломбье», в одной программе с «Процессом при закрытых дверях» Сартра).

Поль-Жан Туле совместно с Клодом Дебюсси начиная с 1902 планировал поставить на сцене пьесу Шекспира «Как вам это понравится». Дебюсси вернулся к этой идее в 1917, но из-за болезни композитора этим планам не суждено было осуществиться..

Произведения в переводе на русский язык

1. Новые поэты Франции в переводах Ив. Тхоржевского. Paris: Книжн. дело «Родник» в Париже / Libr. "La Source, " 106, r. de la Tour, Paris, [июль] 1930.
2. Рог. Из французской лирики. — М: «Кристалл», 2000. — ISBN 5-306-00008-8.

Основные произведения

1. Monsieur du Paur, homme public (1898) («Мсье дю Пор, публичный человек»)
2. Le Mariage de Don Quichotte (1902)
3. Les Tendres Ménages (1904)
4. Mon Amie Nane (1905)
5. Comme une Fantaisie (1918)
6. La Jeune Fille verte (1920)

Посмертные издания

1. Les Contes de Béhanzigue (1920, полное издание 1921)
2. Les Contrerimes (1921)
3. Le Souper interrompu (пьеса, 1922)
4. Les Trois Impostures (1922)
5. Les Demoiselles La Mortagne (1923)
6. Lettres à soi-même (1927)
7. Vers inédits (1936)

Переводы

Le Grand Dieu Pan, d'Arthur Machen (1901) («Великий бог Пан» Артура Мэкена)

Переписка

1. Paul-Jean Toulet, Correspondance avec un ami pendant la guerre, Paris, Le Divan, 1922 («Переписка с другом во время войны»)
2. Paul-Jean Toulet et Claude Debussy, Correspondance, Paris, Éditions du Sandre, 2005, 132 p. (ISBN 2-914958-20-X) («Поль-Жан Туле и Клод Дебюсси. Переписка»)

Отрывок, характеризующий Туле, Поль-Жан

Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.