Туманова, Тамара Владимировна
Поделись знанием:
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
 |
Содержимое этой статьи или раздела нуждается в чистке. Текст содержит много маловажных, неэнциклопедичных или устаревших подробностей. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
| Тамара Туманова | |
 Тамара Туманова, 1940 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
| Псевдонимы: |
Tamara Toumanova |
| IMDb: | |
Тама́ра Влади́мировна Тума́нова[1] (2 марта 1919, Тюмень Россия — 29 мая 1996, Санта-Моника, США) — прима-балерина, хореограф[2] и актриса. С 1930-х годов Тамара завоёвывает все ведущие балетные сцены Европы и Америки — Парижскую Оперу, Ковент-Гарден, Ла Скала. Балерина сотрудничала с самыми знаменитыми труппами мира. Для неё ставили свои сочинения Серж Лифарь, Леонид Мясин, Джордж Баланчин, Бронислава Нижинская. Значительную часть жизни Тамара провела сначала во Франции потом в Америке. Профессионально танцевала до 1969 года.
Содержание
Биография
- Мать Тамары - Евгения Дмитриевна Туманова (род.21 апреля 1899 г. Тифлис, Россия - ск.29 ноября 1989 Калифорния,США). Отец Евгении - князь Дмитрий Захарович Туманов [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipO-D5_pwSJ6EU3lgjbGZq6hHhLUMTQSRTa_BgGV]. Мать Евгении - Елизавета Чхеидзе [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipO3WN2oet-kN3WKevY9RbaUCTeolswDLwHKiO-k][get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMUiHoV2XbH0rBk8z_ba15NaagweCsL2_hXe_bR]
- Отец Тамары [3]: Хасидович Владимир Дмитриевич ( родился 19 апреля 1885 — ск.14 декабря 1962 [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipM-HeZ6LRMaHi-2FpGLjlP46Ogx-g1qHZQALoi2][get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipN41M-J7yW9A9x5-5KOh03oodJg26Ys4rUQVmDt], [picasaweb.google.com/lh/photo/VURMu0RBmZG6hkjvT0PuR9MTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink](недоступная ссылка)</ref> — муж Евгении (Дата регистрации брака 9 февраля 1918 года, место регистрации - Тифлис, Россия.[get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMAGoFLq-7VfBa_yleFxd9YIfbYATJNo1VCqZM7] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipN41M-J7yW9A9x5-5KOh03oodJg26Ys4rUQVmDt], участник русско-японской войны 1904-05 г. (29 сентября 1904 года в бою при реке Шахе был ранен в область груди и живота шрапнельным снарядом), участник войны 1914—1918 г., в апреле 1915 года ранен, лечился в Петербурге [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipPkWoVdcGFqxIouxlsyH9l-CAP-6FLFhJw489IO]. В 1916 году
штабс-капитан, отправлен из Петербурга на фронт, 21 марта 1916 г. в составе 39 автопулеметного взвода под г.Борисов в 10-ю армию [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipPV1cP6Pd0f2sHEsgUw3p7FZogr6yw4ep_4AcG1]. В 1920 году полковник, георгиевский кавалер, автор рассказов о Русско-японской войне [4], в 1921 г. был почётным председателем клуба увечных воинов в г. Владивостоке [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipPmRtsMiaaFacnGG2PZrO7pXZ7Woh9h6IHYRC2E], похоронен в Голливуде, США[5]) [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipP39szRHH6oyxwmBvNkvM2-wFktOdxKMhQ7YK1d]. Хасидович — фамилия приёмных родителей, усыновивших после скоротечной смерти настоящих родителей отца Владимира — Дмитрия Петровича (1842 — 16 октября 1910)[6][7].
- По словам Тамары Тумановой, они были частично грузинского происхождения[8][9][что?][10][нет в источнике 4351 день]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) (что так же отмечает её ближайшая подруга Ирина Баронова[11] и некоторые её биографы[12][13][14][15][16]).
- На частичное армянское происхождение указывают большинство (в том числе, прижизненных) публикаций[17][18][19][20][21][22][23][24] и архивные документы [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipO3WN2oet-kN3WKevY9RbaUCTeolswDLwHKiO-k], [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipO-D5_pwSJ6EU3lgjbGZq6hHhLUMTQSRTa_BgGV]
- В различных источниках указывается на польские (по отцу) корни.
- По предложению своего руководителя Ольги Преображенской), Тамара Хасидович взяла театральный псевдоним «Тамара Туманова», под которым она и стала всемирно известной. Впоследствии журналисты объявили, что семья Тумановой княжеская и происходит от грузинских князей Туманишвили, что привело к путаннице[25]
- Тамаре было 18 месяцев, когда её родители, Евгения и Владимир, [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipO20lGspHyG01z2555u756MZD0ncIjsGpf1WTcE] вновь встретились после революции [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipOSv_UCYw090gvwz-YcFLfldstw7OzXHsyqkNR1] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMOmE5mSiaLl3xRgV1nXOCZhzJA1g5cuaia2OlX] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipPd-33ovj1KI0EDiqZgZM0Lu5Ey0c6eDqPsvMZS]. Семья покинула Россию, через Владивосток, чтобы на год обосноваться в Шанхае. В 1920-х годах (22-м или 23-ем) Тамара увидела выступление Анны Павловой, гастролировавшей по Дальнему Востоку[26]. В 1925 году Тамара с родителями оказалась сначала в Каире; и наконец, после скитаний по лагерям беженцев, они переехали в Париж (1925 г.).
- В 1937 году Тамара с родителями переехала из Парижа (Франция), через Мексику, в США штат Калифорния [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMAGoFLq-7VfBa_yleFxd9YIfbYATJNo1VCqZM7] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipM_qXvdbqZmJqm_Bzy6DtLz1qoU0yRTq8gs_FGE] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipN41M-J7yW9A9x5-5KOh03oodJg26Ys4rUQVmDt]
- До 13 августа 1943 года настоящая фамилия Тамары была Хасидович. В 1942 году, 15 апреля 1942 г, «Тамара Хасидович» (театральный псевдоним Тамара Туманова) обратилась с петицией о натурализации с просьбой предоставить гражданство США на имя «Тамара Туманова» [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipOctIrC6luhMXU8JgD2UIJ1a6lh4eCJLU9FrOWA][picasaweb.google.com/lh/photo/BcUCpWujf2rV_7tUp9DG1dMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink](недоступная ссылка).С аналогичной просьбой обратились с петициями Евгения Хасидович (мать Тамары) [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipOz5pnMn4AFps1YxP6tk8-X-J4oyoEbZ6ZRgAzu] [picasaweb.google.com/lh/photo/5Kx4lOqmdAy5CXKSVUtWptMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink](недоступная ссылка) и Владимир Дмитриевич Хасидович (отец Тамары) [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMiK7lCf_MOaUPlNqzKdt-4OwAOoC-IxMmKCAVw][picasaweb.google.com/lh/photo/xCQ6x47vA0rKaIv_lqp2OtMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink](недоступная ссылка).
- Просьбы о предоставлении гражданства США и изменения фамилий были удовлетворены 13 августа 1943 года. [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipOu3yzvAImN7EVVurWUSiTaty8B6sPX2LopwTe1] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipN8NYmYeI_oKH-7noT1FNo5xbLmTHQ2hJiisTmQ][get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMa6ooua8RPmbDPMVgLiflTHcljtN8dKQBdfj_d].
- Похоронена на кладбище в Голливуде (Hollywood Forever) в одной могиле с матерью [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMR8tyuunqugvcsfwnNJeb_96awiNj3wQKzCP6n] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipPP74SFNsgRW3M1pvA44JmSDshfxoZybNx5oa1P] [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipMR8tyuunqugvcsfwnNJeb_96awiNj3wQKzCP6n].
Бэби балерины
- В 1932 году во Франции возникли две балетные труппы — «Русский балет Монте-Карло» и «Русский балет полковника де Базиля». Руководили ими два опытных импресарио — Леон Блюм и Воскресенский, Василий Григорьевич (1888—1951) — организатор Русских Балетов во Франции[27], казачий сотник, ставший известным в балетном мире под псевдонимом полковника де Базиля.
- В труппы были приглашены три русские девочки, ученицы Ольги Преображенской, которых заметил Джордж Баланчин. Выступление трех «бэби-балерин», трио, в которое вошли Ирина Баронова, Татьяна Рябушинская и Тамара Туманова[28][29] в составе труппы Русского балета (Ballet Russe de Monte Carlo) стало самой большой театральной сенсацией 1932 года. Тогда им было около 13 лет, они не знали России и впитывали русскую культуру благодаря своим близким и соотечественникам, таким же скитальцам, как и они сами. Когда в начале 1930-х годов эти три звездочки зажглись на театральном небосклоне, их стали звать «бэби-балеринас» с лёгкой руки английского писателя Арнольда Хаскела (Arnold Haskell)[30]. Эти две труппы существовали одновременно, много гастролировали с новыми постановками и восстановленными спектаклями дягилевского репертуара и исколесили на протяжении 1930-х и 1940-х годов полмира. Они давали спектакли в Европе, Австралии, Северной и Южной Америке. «Я думаю, они обеспечат превосходство русского искусства ещё на долгие годы», — так в мемуарах писала Кшесинская, Матильда Феликсовна.
Фрагменты интервью Тамары Тумановой
- Перевод с английского, Полностью опубликованно в газете «The Examiner (Launceston? Tas), Saturday, April 19, 1952, page 12» Австралия[31].
- Место рождения: грузовой вагон, пересекавший Сибирь во время гражданской войны. Родители: полковник царской армии и грузинская княгиня, бежавшие от большевиков…
- "…В ранние годы они были без гроша за душой. Семья приехала из России с пустыми руками. Когда отец заболел, Тамара стала кормилицей: в течение нескольких лет, от танцевального вундеркинда семья получала большую часть бюджета.
Танцы приводят её к де Базиль в Альгамбре 19 лет назад, и она поселилась в мансарде Seven Dials, питалась рыбой, покупала еду на уличных рынках и готовила для себя на газовой плите по воскресеньям. Для её первой поездки в Америку с компанией де Базиль (Зима 1933—1934[32][33]) у неё не было теплой одежды. Друзья в Лондоне дали ей меховую шубу. «Если бы они мне не помогли, я бы замерзла по дороге.»
- Она стала … американкой в 1943 году: год спустя она вышла замуж за Кейси Робинсона, голливудского сценариста и кинопродюсера.
«У меня красивый муж», сказала она. "Это прекрасный, удивительный брак. Кейси обожает отца и мать. Отец и мать обожают Кейси. "У меня есть всё, что я хочу на земле. Красивый дом, три собаки, два ручных голубя, прекрасные автомобили.
«Черная жемчужина»
- В Париже Тамара начала посещать уроки игры на пианино, а с 1925 года — заниматься балетом в школе Ольги Преображенской[34].
- Тамара сделала свой первый детский дебют на концерте Анны Павловой во дворце Трокадеро — 8 июня 1925 г. в Париже. Выступление было настолько талантливо, что по окончании танца ребёнок был обласкан и расцелован восторженными зрителями[34].
- Тамара обучалась в лицее Мишле (Le Lycée Michelet)(Париж) с 1927 года[35][36][37].
- «Тамарочка Туманова — становится знаменитой балериной. Она делает какое-то невероятное рекордное количество „пируэтов“ и приглашена на несколько выступлений в Grande Opera в Париже»[38].
- Туманова дебютировала в возрасте девяти лет в балете «L'Éventail de Jeanne». Там её заметил Джордж Баланчин, и в 1933 году взял её в труппу «бэби-балерин» вместе с Татьяной Рябушинской[39] и Ириной Бароновой. Некоторые называли Туманову «чёрной жемчужиной» русского балета, поскольку, как писал А. Котон (A. V. Coton), она была «самым прекрасным существом в истории балета» — с шелковистыми чёрными волосами, глубокими карими миндальными глазами и бледной кожей[34].
Начиная с 1930-х годов, Тамара завоёвывает все ведущие балетные сцены Европы и Америки — Парижскую Оперу, Ковент-Гарден, Ла Скала. Балерина сотрудничала с самыми знаменитыми труппами мира. Для неё ставили свои сочинения Серж Лифарь, Леонид Мясин, Джордж Баланчин, Бронислава Нижинская. С ней репетировал свои балеты Михаил Фокин. Близкие творческие и дружеские отношения связывали Туманову с Александром Глазуновым, Сергеем Прокофьевым, Пабло Пикассо, Марком Шагалом и другими крупнейшими деятелями того времени.
В интервью журналу «Американский танцор» Тамара Туманова сказала:
Важнейшей вещью в балете является развитие драматических способностей балерины при создании её ролей. Это приходит все больше с опытом передачи на сцене больших чувств и глубоких переживаний. Танец и игра составляют единое целое. Они должны быть взаимосвязаны. Недостаточно быть хорошей или даже блестящей техничкой. Балерина должна быть и тонкой актрисой. Всякий балет, во-первых, означает понимание его музыки. Затем, что не менее важно, драматические качества, которые даже труднее развить, чем первоклассную технику. Техника всегда должна идти фоном. Как только она начинает выставляться напоказ, уровень искусства падает, и мы видим представление, но не артиста. Меня всегда одинаково сильно интересует театр, музыка и драма, точно так же, как и танец. Балерина должна обладать широким и глубоким пониманием всего искусства, только танец недостаточен. Он один вас далеко не уведёт[40].
Туманова славилась сценическими костюмами, гримом и прическами. Созданный для неё Каринской (урожденная Жмудская) Варварой Андреевной (Karinska, Barbara)[41] костюм Лебедя стал классикой художественной интерпретации этой миниатюры. Об этом пишет её коллега по балету Юрий Зорич:
Тамара обладала безукоризненной красотой в жизни и на сцене. Её техника была бесподобной, динамичной и всегда оставляла незабываемое впечатление своим магнетизмом[40].
В 31 июля 1944 года Тамара вышла замуж[42] за американского сценариста и продюсера Кейси Робинсона (развелись в 1954).
Юрий Зорич так описывал последние дни Тумановой:
Тамару я обожал, мы были большими друзьями. Когда я собирался в Пермь на Дягилевские торжества, меня попросили привезти для музея несколько фотографий Тамары. Мы договорились, что я к ней заеду на чай и заодно их заберу. В день визита я четыре часа не мог ей дозвониться, приехал без звонка и увидел у дверей санитарную машину: Тамару увозили в больницу, у неё оказалась гангрена. Ей предложили ампутировать ногу, но Тамара сказала «нет», так и умерла. Узнав, что она при смерти, я позвонил к ней в палату, утешал её, но она уже не могла говорить; сестра милосердия поднесла трубку к её уху и потом мне рассказывала, что Тамара, услышав мой голос, расплакалась. Я был растроган и очень горевал, что её больше нет. — Она и в старости оставалась невероятно красивой. — Даже в последние годы она хорошо выглядела. Бедная, сколько она перестрадала! Ей постоянно делали диализ. Тамара всегда была гордостью балета! У неё фантастическая техника; мы шутили: когда она делает арабеск, то можно выйти пообедать, вернуться, а она всё ещё будет стоять в арабеске. У Тамары стиль драматический, вообще, в ней было что-то мистическое[43].
Премии
- Гран при «Жизель» 1949 год (AURORE (L') No:1617 23/11/1949)[44]
- Tamara Toumanova: В 1947 году у меня был колоссальный успех. Когда я танцевала Жизель в компании Маркиза де Куэваса (Marquis de Cuevas) — то он стал одним из главных балетов. Мы выступали в Театре де Шайо и Президент Франции (Ориоль, Венсан) вручил мне награду (1949) — бронзовую скульптуру стопы и руки, сделанных с меня. Этим мне давали понять, что Франция признает мою Жизель, как одну из лучших. (Francis Mason; Tamara Toumanova; Ballet review. v. 24, no. 3 (fall 1996), p. 54.)
Роли
Peter Anastos. A conversation with Tamara Toumanova. Peter Anastos. Ballet review. v 11, no 4, Winter 1984, p 33-57 Петер Анастос. Разговор с Тамарой Тумановой. Март 1983 – Беверли Хиллс, Калифорния, США [picasaweb.google.com/lh/photo/qwa0cHQkl7fBGETnp4gMu9MTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink](недоступная ссылка)
- 1934 Комета в «Воображаемых» Лишина, «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля, Лондон.
- Тарантелла в «Волшебной лавке» (Мясин), «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля, Лондон
- Жена Мельника в «Треуголке» (Мясин), «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля, Чикаго
- Мексиканка в «Юнион Пасифик» Мясина, «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля, Филадельфия
- 1935 Бедная пара в «Общественном саду» Мясина, «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля, Чикаго
- Ведущая танцовщица в «Бале» (Мясин), «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля, Чикаго
- 1936 Возлюбленная в «Фантастической симфонии» Мясина, «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля, Лондон
- 1938 Титульная партия в «Жизели» (Петипа, Коралли, Перро), «Русский балет Монте-Карло» Дэнхема, Лондон .
- 1940 Иллюзия в «Вечной борьбе» Швецова, «Оригинальный Русский балет полковника де Базиля», Сидней
- Сванильда в «Коппелии» (Обухов по версиям Петипа и Сен-Леона), «Оригинальный Русский балет полковника де Базиля», Сидней
- Жар-птица, «Жар-птица» Михаила Фокина, «Оригинальный Русский балет полковника де Базиля», Мельбурн
- 1941 Третья и четвёртая части в «Балюстраде» Баланчина, «Оригинальный Русский балет полковника де Базиля», Нью-Йорк
- Ариадна в «Лабиринте» (Мясин), «Русский балет Монте-Карло» Дэнхема, Нью-Йорк
- Кейкуок в «Саратоге» (Мясин), «Русский балет Монте-Карло» Дэнхема, Нью-Йорк
- 1944 Девушка в «Лунной сонате» (Мясин), «Балле Тиэтр» (Ballet Theatre), Нью-Йорк
- Ведущая танцовщица – «Время урожая» Нижинской, «Балле Тиэтр» (Ballet Theatre), Нью-Йорк
- Китри в па де де из балета «Дон Кихот» (Петипа в редакции Обухова), «Балле Тиэтр» (Ballet Theatre), Нью-Йорк
- 1944–45 Фея Драже, па де де из балета «Щелкунчик» (Долин, редакция Иванова), «Балле Тиэтр» (Ballet Theatre), Нью-Йорк
- Одиллия, па де де Чёрного лебедя («Лебединое озеро», 3 картина; Долин по версии Петипа), «Балле Тиэтр» (Ballet Theatre), Нью-Йорк
- 1947 Вторая часть «Хрустального дворца» (позднее – «Симфония до мажор») Баланчина, Гранд-опера, Париж
- Заглавная партия в «Жизели» (Сергеев по версии Петипа, Коралли, Перро), Гранд-опера, Париж
- 1949 Герцогиня – «О любви и смерти» (Del Amor y de la muerte), Ана Рикарда, «Гран баллэ де Монте-Карло» маркиза де Куэваса, Париж
- Инфанта в «Ледяном сердце» Лишина, «Гран баллэ де Монте-Карло» маркиза де Куэваса, Монте-Карло
- 1950 Заглавная роль в «Федре» (Серж Лифарь), Гранд-опера, Париж
- Ведущая танцовщица в «Неизвестной» Лифаря, Гранд-опера, Париж
- Ведущая танцовщица в «La Fee d’Aibee» (Авелин), Гранд-опера, Версаль
- Ведущая танцовщица в «Заколдованном камне» Лифаря, Гранд-опера, Париж
- 1951 Жена Потифара в «Легенде об Иосифе Прекрасном» (Вальман), Ла Скала, Милан
- Ведущая танцовщица в «Жизни человека» Вальмана, Ла Скала, Милан
- 1952 Ведущая танцовщица в «Мечте» (Reve) (па де де; Долин), Лондонский фестивальный балет, Лондон
- 1956 Ведущая танцовщица в «Семи смертных грехах» (Шарра), Ла Скала, Милан
- Танец семи покрывал в «Саломее» (опера Р. Штрауса, хореография Тумановой), Ла Скала, Милан
- Ведущая танцовщица в «Романтической эпохе» (хор. Тумановой), Пиккола Скала, Милан
- Принцесса в «Фанфарах для принца» (хор. Тара). Бракосочетание принца Ренье и Грейс Келли, Монте-Карло
Хронология
- 1925 – Впервые выступает на публике в Польке в хореографии Преображенской (муз. Лядова) на гала-концерте А. Павловой во дворце Трокадеро (Париж). Павлова отобрала Туманову из учениц Преображенской.
- 1929 – 4 марта, первая ведущая партия. Приглашенная звезда в Гранд-опера (Париж). Исполнила Вальс (муз. Ибера), Польку (муз. Мило), Рондо (муз. Орика), Ярмарочный вальс (муз. Шмитта) в одноактном балете «Веер Жанны» (в 10 частях) Ивонны Франк и Алисы Бурга.
- 1929-1930 – выступает с балетной труппой Гранд-опера в Монте-Карло, Брюсселе и в Женеве в Лиге наций.
- 1931 – по приглашению Баланчина присоединяется к «Русскому балету Монте-Карло» де Базиля–Блюма.
- 1932 – в «Русском балете Монте-Карло» исполняет ведущие роли в балетах Баланчина: Молодая Девушка в «Котильоне», Девушка в «Конкуренции», Люсиль в «Мещанин во дворянстве», Вальс в «Танцевальной сюите»; часть «Классический балет» в опере-балете «Родина»; Китаянка и Мак в танцах в опере «Фэй-ян-Фа»; Китайский Фарфор в танцах в опере «Турандот»; классическое гран па в оперетте «Ночь в Венеции». Партии в балетах Мясина и Фокина: Волчок в «Детских играх», Балерина в «Петрушке», Мазурка и Седьмой Вальс в «Шопениане». Берет частные уроки у Баланчина (классическое искусство и теория хореографии). Сезоны в Монте-Карло и Париже; гастроли по Европе.
- 1933 – по приглашению Баланчина присоединяется к труппе «Балет 1933» (Баланчин-Джеймс). Исполняет сольные партии в балетах Баланчина «Тема с вариациями» и «Моцартиана», Балерина в «Сновидениях», Девушка в «Празднествах». Сезоны в Париже и Лондоне.
Работает в труппе «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля. Сольная партия в «Хореартиуме» Мясина (на музыку Четвёртой симфонии Брамса). Сезон в Лондоне, гастроли по Великобритании, первый сезон в Нью-Йорке.
- 1934 – в труппе «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля: Мексиканка в «Юнион Пасифик», Жена Мельника в «Треуголке», Тарантелла в «Волшебной лавке» (все балеты – Мясина), ведущая партия в «Воображаемых» (Лишин), Одетта в «Лебедином озере» (2-я картина); заглавная роль в «Жар-птице» (Фокин). Гастроли по США, Канаде, Центральной Америке и Европе; сезоны в Париже, Лондоне, Мехико, Барселоне, Гаване, Монреале, Нью-Йорке.
- 1935 – «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля: Бедная пара в «Городском саду», главная роль в «Бале» (оба спектакля – Мясина); «Лезгинка» (Нижинская) для гала-концерта в Ковент-Гарден. В её репертуар входит партия Авроры из «Свадьбы Авроры» и Девушки из «Призрака розы» (Фокин). Гастроли в США, Канаде и Европе; сезоны в Монте-Карло, Барселоне, Лондоне и Нью-Йорке.
- 1936 – «Русские балеты Монте-Карло» де Базиля: Возлюбленная в «Фантастической симфонии», главная роль в «Чимарозиане» (оба балета – Мясина). Гастроли по США, Канаде и Европе; сезоны в Нью-Йорке и Лондоне.
- 1937 – гастроли по США с «Русскими балетами Монте-Карло» де Базиля.
- 1938 – работает с «Русским балетом Монте-Карло» Мясина-Дэнхема. В её репертуаре появляется заглавная партия в «Жизели» и главная роль Чунг-Янг в «Испытании любви» (Фокин). Два сезона в Лондоне (Друри-Лейн и Ковент-Гарден).
- 1939 – Выступает в бродвейском мюзикле «Звезды в твоих глазах».
Снова работает с «Русскими балетами Монте-Карло» де Базиля.
- 1940 – «Оригинальный Русский балет полковника де Базиля»: Иллюзия в балете «Вечная борьба» (Швецов). В её репертуаре появляется роль Сванильды в «Коппелии», Коломбина в «Карнавале» (Фокин), Принцесса в балете «Сто поцелуев» (Нижинская), Страсть в «Предзнаменованиях» (Мясин). Гастроли по Австралии и США; сезоны в Сиднее, Лос-Анджелесе, Чикаго и Нью-Йорке.
- 1941 – «Оригинальный Русский балет полковника де Базиля»: ведущие роли в третьей (Ария) и четвёртой (Каприччио) частях «Балюстрады» Баланчина (на музыку Скрипичного концерта Стравинского).
- Награждена медалью журнала «The Harvard Advocate».
По приглашению Мясина снова работает с «Русским балетом Монте-Карло» Мясина-Дэнхема. Вместе с Мясиным и балетной компанией снимается в в фильме «Испанская фиеста» («Испанское каприччио» Мясина), голливудская студия Warner Brothers. Исполняет Ариадну в «Лабиринте» (Мясин-Дали); танцует с Мясиным кейкуок, который он вставил в свою «Саратогу». В её репертуаре появляются следующие партии: Женщина в белом в «Красном и черном», вторая часть в «Седьмой симфонии» (оба балета – Мясина); в «Серенаде», Дама червей в «Игре в карты» (оба балета – Баланчина); в «Эльфах» (Фокин); Одиллия в «Волшебном лебеде» («Лебединое озеро», 3 картина); Королева снежинок и Фея Драже в «Щелкунчике». Гастроли с обеими труппами по США и Канаде; сезоны в Нью-Йорке.
- 1942 – продолжает гастроли с «Русским балетом Монте-Карло» Дэнхема.
- 1943-44 – снимается в фильме «Дни славы» с Грегори Пеком (голливудская студия RKO).
- 1944-45 – получает приглашение от Сола Юрока в «Балле Тиэтр» (Ballet Theatre). Исполняет Девушку в «Лунной сонате» Мясина (1944), ведущую роль в балете Нижинской «Время урожая» (1945), Аврору в «Принцессе Авроре». Премьера в западном полушарии па де де из балета «Дон Кихот» Петипа в редакции Обухова. В её репертуаре появляются па де де Одиллии из «Лебединого озера», па де де из «Щелкунчика». Продолжает танцевать балеты «Жизель», «Петрушка», «Лебединое озеро» (2-я картина), «Шопениана» и «Треуголка». Сезоны в Нью-Йорке и на Западном побережье. Гастроли по США и Канаде.
- 1946 – работает в Голливуде с Баланчиным в проекте, в котором заняты Баланчин, Стравинский, Евгений Берман и Кейси Робинсон (музыка Стравинского, Сен-Санса, Скарлатти, Глазунова и Чайковского).
- 1947 – приглашена в Гранд-опера (Париж). Исполняет: Адажио в «Хрустальном дворце» («Симфония до мажор»), «Русскую песню» (на музыку Чайковского – «Русская пляска»), Невесту в «Поцелуе феи» (все балеты – Баланчина). Танцует свой репертуар: «Жизель», «Лебединое озеро» (2 картина) и «Коппелия».
Награда от ВМС Франции после исполнения па де де из балета «Щелкунчик» в присутствии Президента Франции Венсана Ориоля в Министерстве ВМС.
- 1948-49 – вступает в труппу «Гран баллэ де Монте-Карло» маркиза де Куэваса. Исполняет: Герцогиню в балете «О любви и смерти» (Ана Рикарда), 1949; Инфанту в «Ледяном сердце» (Лишин); «Классическое гран па де де» (Волинин). В её репертуаре появляется «Умирающий лебедь», которому её обучил Фокин в 1941 г. в Нью-Йорке (Баланчин поставил для неё «Лебедя» в 1949 г. на Голландском Фестивале). Гастроли по Европе и Северной Африке. Сезоны в Париже, Монте-Карло, Лондоне, Барселоне, Мадриде, Барселоне, Каире.
Кружок критиков и журналистов, пишущих о танце, в Париже в 1949 г. присудил ей «Гран-при Жизели».
- 1950 – снова сотрудничает с балетом Гранд-опера. В её репертуаре появляются ведущие роли в балетах Лифаря: «Сюита в белом», «Дивертисмент», заглавные партии в «Федре», «Неизвестной», «Заколдованном камне»; а также ведущая роль в «La Fée de L'Aibee» (Авелин). На гастролях с компанией танцует па де де из «Щелкунчика». Сезоны во Флоренции, Риме, Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу и Буэнос-Айресе.
Приглашенная звезда «Гран баллэ де Монте-Карло» маркиза де Куэваса на Голландском Фестивале: танцует в «Жизели», «Петрушке» и па де де из «Щелкунчика».
- 1951 – приглашена в театр «Ла Скала». Среди ролей: Жена Потифара в «Легенде об Иосифе Прекрасном» (Вальман–де Кирико), ведущая танцовщица в «Жизни человека» (Вальман-Савиго). Фестиваль на озере Комо (сезон с «Ла Скала»). Флорентийский фестиваль: в качестве приглашенной артистки танцует в «Лебедином озере» (2-я картина), исполняет гран па де де из «Дон Кихота», па де де из «Щелкунчика», а также номера «Иллюзия» (муз. Глазунова) и «Радость» (муз. Крейслера) в собственной хореографии (Hommage à la dance classique на Голландском фестивале).
- 1952 – приглашенная танцовщица в лондонском сезоне Лондонского фестивального балета. Танцует с Долиным па де де из «Мечты» (Долин). Исполняет свой репертуар: «Жизель», «Лебединое озеро» (2-я картина), «Щелкунчик» (балет целиком), па де де из «Дон Кихота», «Умирающий лебедь».
Снимается в фильме «Поем сегодня вечером» в роли Анны Павловой (киностудия «20-й век. Фокс», Голливуд), фильм вышел на экраны в 1953 г. Снова присоединяется к балету Гранд-опера. Танцует «Федру», «Жизель», «Лебединое озеро» (2 картина), «Классическое гран па де де». 5 июля станцевала «Умирающего лебедя» в присутствии французского президента Венсана Ориоля во дворце Шамбор и была награждена Медалью Жанны Д’Арк. Она стала первой артисткой, выступившей во дворце Шамбор с тех пор, как Мольер поставил здесь своего «Мещанина во дворянстве» в 1670 г. Присоединяется к театру «Ла Скала» на Фестивале на озере Комо. Танцует там свои репертуарные роли («Жизель», «Лебединое озеро» (2 картина), па де де из «Щелкунчика» и «Дон Кихота» и «Умирающего лебедя»). Снимается с Джином Келли в фильме «Приглашение на танец» (киностудия Metro-Goldwyn-Mayer, Лондон; фильм вышел в 1956 г.). Танцует с Келли в части под названием «Ring around the Rosy».
- 1953 – приглашенная звезда балетных компаний театров Teatro Colon в Буэнос-Айресе и Teatro Municipal в Рио-де-Жанейро [picasaweb.google.com/lh/photo/9JuIRCGKGUFyTf9tNKUVYtMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink](недоступная ссылка). В её репертуаре: «Жизель», «Лебединое озеро» (2-я картина), па де де из «Щелкунчика» и «Дон Кихота», «Умирающий лебедь». Гастролирует со своим концертным репертуаром по Южной Америке.
- 1954-55 – снимается в фильме «Глубоко в моем сердце» в роли Гэби Деслис (Голливуд, студия Metro-Goldwyn-Mayer). Гастролирует с концертным репертуаром по Латинской Америке. Работает с Лондонским фестивальным балетом (сезон в Лондоне): в её репертуаре появляется заглавная партия в балете «Эсмеральда». Гастроли в США и Канаде.
- 1956 – работает с театром «Ла Скала». Ведущая роль в «Семи смертных грехах» (Шарра); Г. фон Караян поручает ей хореографию и исполнение «Танца семи покрывал» в качестве вставного номера в опере Штрауса «Саломея». Концерт в «Пиккола Скала»: «Ромео и Джульетта» (редакция Лифаря), «Романтическая эпоха» (собственная хореография), па де де из «Дон Кихота» и «Умирающий лебедь».
Монте-Карло, церемония бракосочетания принца Ренье и Грейс Келли: исполняет роль Принцессы Грейс в балете «Фанфары для принца» (Кокто-Тара). Гастроли с концертным репертуаром по обеим Америкам. Рио-де-Жанейро, Арена Мараканазино: исполняет «Ромео и Джульетту», «Умирающего лебедя», па де де из «Дон Кихота» перед 30-тысячной аудиторией. Награждена премией города (Cidade de São Sebastião do Rio de Janeiro).
- 1957-58 – продолжает гастроли с концертным репертуаром (в том числе и в ЮАР).
- 1959 – возвращается в Парижскую Гранд-Опера. Танцует «Федру», «Лебединое озеро» (2 картина), «Жизель». В Парижском университете танца получает из рук С. Лифаря Премию Анны Павловой за «Жизель» (1938–1959).
Трехнедельный концертный сезон в лондонском театре Сэдлерс-Уэллс: «Гамаюн», «Рыцарь и принцесса», «Вечная любовь», «Дух и сила», «Флоринда и Анджелино», па де де из «Щелкунчика» и «Дон Кихота», «Ромео и Джульетта» (Лифарь), «Умирающий лебедь». Гастроли по Италии и Швейцарии с Лондонским фестивальным балетом.
- 1961 – Teatro Colon в Буэнос-Айресе: заглавная партия в «Жар-птице» (Фокин). Гастроли с концертным репертуаром по Латинской Америке.
Teatro Municipal в Рио-де-Жанейро: «Лебединое озеро» (2 картина), па де де из «Щелкунчика» и «Дон Кихота», «Умирающий лебедь».
- 1962 – «Федра» в Teatro Colon; продолжает латиноамериканские гастроли с концертным репертуаром.
- 1963 – «Федра» в Берлинской опере; записывает в Берлине «Федру» на кинопленку.
- 1965 – снимается у А. Хичкока в фильме «Разорванный занавес» в роли балерины-шпиона (Universal Studios, Голливуд).
- 1966-69 – снимается в фильме Билли Уайлдера «Частная жизнь Шерлока Холмса» в роли русской балерины Петровой (студия United Artists, Лондон; фильм вышел на экраны в 1970 г.).
Фильмография
- 1942 — «Испанская фиеста»: Гадалка (фильм-балет, хор. Леонид Мясин, реж. Жан Негулеско)
- 1944 — «Дни славы»: Нина (Владимир — Грегори Пек, реж. Жак Турнёр)
- 1953 — «Сегодня мы поём»: Анна Павлова (реж. Митчелл Лейзен)[45]
- 1954 — «Глубоко в моём сердце»: Гэби (реж. Стенли Донен)
- 1956 — «Приглашение на танец»: Девушка на лестнице в эпизоде «Кольцо Рози» (реж. Джин Келли)
- 1966 — «Разорванный занавес»: Балерина (реж. Альфред Хичкок)
- 1970 — «Частная жизнь Шерлока Холмса»: Мадам Петрова (реж. Билл Уайлдер)
Напишите отзыв о статье "Туманова, Тамара Владимировна"
Примечания
- ↑ Сценический псевдоним, предложенный Ольгой Преображенской Тамаре и образованный от девичьей фамилии матери Евгении Дмитриевны Туманишвили. Это характерно для всех владельцев фамилии — Туманишвили вне пределов Грузии. После августа 1943 года псевдоним стал настоящим именем Тамары.
- ↑ [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW/AF1QipNCZZoJkswjZ1skk3PYKebdeR_lVBlHUFDjWp1d]
- ↑ По другим сведениям отцом Тамары был Константин Захаров - официальный муж Евгении Дмитриевны Тумановой.
- ↑ [az.lib.ru/h/hasidowich_w_d/ Lib.ru/Классика. Хасидович Владимир Дмитриевич. Военная проза].
- ↑ [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GSln=TOU&GSpartial=1&GSbyrel=all&GSst=6&GScntry=4&GSsr=161&GRid=6409324& Vladimir D. Toumanov (1885 — 1962) — Find A Grave Memorial].
- ↑ [plus.google.com/photos/105886027558885815466/albums/5771737109231253649/5853675230852172482?banner=pwa Шулятиков Владимир Михайлович и его семья. Жена Софья Дмитриевна (девичья Хасидович) дети]
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/jc98RADOR-c601yq_Lbn9dMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков](недоступная ссылка)
- ↑ [books.google.co.uk/books?id=e_3Wu-UwbV4C&lpg=PA136&dq=toumanova%20tristesse&pg=PA136#v=onepage&q=toumanova%20tristesse&f=false George Balanchine: The Ballet Maker by Robert Gottlieb p.136: Tamara Toumanova quote "...with my being part Georgian."].
- ↑ [pqasb.pqarchiver.com/courant/access/831799182.html?dids=831799182:831799182&FMT=CITE&FMTS=CITE:AI&type=historic&date=Nov+03%2C+1934&author=&pub=Hartford+Courant&desc=Lovely+Ballerina+Was+Born+in+Freight+Car&pqatl=google The Hartford Courant Interview, 03 Nov 1934: "...her mother...Madame was a Georgian? But yes!].
- ↑ [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=pv&GRid=8239&PIpi=426878 Памятник на могиле Тамары Тумановой на кладбище Голливуд США]. [www.webcitation.org/664tIUTSf Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
- ↑ [nl.newsbank.com/nl-search/we/Archives?p_product=RM&p_theme=rm&p_action=search&p_maxdocs=200&p_topdoc=1&p_text_direct-0=0EB4E36075BF2F80&p_field_direct-0=document_id&p_perpage=10&p_sort=YMD_date:D&s_trackval=GooglePM Rocky Mountain News, Marc Shulgold, Original 'Baby Ballerina' still on her toes at 76, August 20, 1995. "We never had a rivalry, Baronova insisted, even though Tamara was a tempestuous Georgian lady..."]. [www.webcitation.org/664tJBwks Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
- ↑ [books.google.co.uk/books?id=vF0QAAAAIAAJ&q=toumanova+georgian&dq=toumanova+georgian&hl=en&ei=Pm-pTsjQBeP34QS0grT2Dw&sa=X&oi=book_result&ct=result&redir_esc=y The Hound & Horn, Volume 7, 1933, p. 120: "Tamara Toumanova, a name that should soon be world-famed...she is Georgian, aged fifteen..."].
- ↑ [books.google.co.uk/books?id=3xsJAQAAIAAJ&q=khacidovitch+georgian+lineage&dq=khacidovitch+georgian+lineage&hl=en&ei=U3CpTujqL9O68gOQtYn5Cw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CC8Q6AEwAA Artists of the Dance by Lillian Moore, 1938, p.236: "...daughter of the colonel and a gentlewoman of aristocratic Georgian lineage."].
- ↑ [books.google.co.uk/books?id=jCwUAQAAIAAJ&q=%22toumanova+had+a+beautiful%22&dq=%22toumanova+had+a+beautiful%22&hl=en&ei=fm6pTuPgO8rZ4QTUsKjkDw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CC4Q6AEwAA A Glimpse of Olympus by Diana Menuhin, 1996, p.78: "Toumanova has a beautiful Georgian face..."].
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/oHWH2X2rHb87gu3xd_lN3dMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков].(недоступная ссылка)
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/Mq0ICwScTVe_OT657ygJ9tMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков].(недоступная ссылка)
- ↑ Arab, Armenian, Syrian, Lebanese, East Indian, Pakistani, and Bangla Deshi Americans: a study guide and source book, Kananur V. Chandras, R&E Research Associates, 1977, p. 44
- ↑ Михаил Иванович Близнюк — 2007 [www.google.com/search?tbm=bks&tbo=1&hl=ru&q=tamara+toumanova+armenian&btnG=Искать+книги#sclient=psy&hl=ru&tbo=1&tbm=bks&source=hp&q=тамара+туманова+армянский&aq=f&aqi=&aql=&oq=&pbx=1&bav=on.2,or.r_gc.r_pw.&fp=fb0755c8a51e3264&biw=1122&bih=357 Прекрасная Маруся Сава: русская эмиграция на концертных площадках и в ресторанах Америки]
- ↑ The American dancer: Vol 14, Issue 2, 1941 — «Seen on New York’s 57th Street, the hub of the ballet social world: Tamara Toumanova, Leon and Hercelia Danielian and William Saroyan, all within a block of each other; one more Armenian and the street would have been roped off…»
- ↑ [www.zakharov.ru/index2.php?option=com_books&task=show_viderjka&id=309&no_html=1&width=640&height=400 Людмила Ильинична Лопато, Волшебное зеркало воспоминаний, 2003 г., cit. «Тамара была армянско-польского происхождения, а вовсе не грузинской княжной Туманишвили, как многие думают»./«Tamara was of Armenian-Polish descent, not Georgian, as many people think»](недоступная ссылка). Zakharov.ru. Retrieved on 2011-09-30.
- ↑ Apology for dancing, by Rayner Heppenstall, Faber and Faber ltd., 1936, p. 212: «And the fact that Toumanova is only half Russian (half Armenian)….»
- ↑ The Criterion, Volume 15 by Thomas Stearns Eliot, 1935, p. 62
- ↑ One America: the history, contributions, and present problems of our racial and national minorities by Francis James Brown and Joseph Slabey Rouček, p. 308
- ↑ [www.google.com/search?q=туманова+армянка&btnG=Искать+книги&tbm=bks&tbo=1&hl=ru#q=toumanova+armenian&hl=ru&tbo=1&tbm=bks&ei=U2ngTsmFKYz64QSVk9jNBg&start=30&sa=N&bav=on.2,or.r_gc.r_pw.,cf.osb&fp=b1b9124012da680d&biw=964&bih=422 Beauty in exile: the artists, models, and nobility, by Aleksandr Vasilʹev — 2000: «She was the daughter of army engineer Vladimir Khazidovich-Boretsky and Yevgenia, an Armenian woman».]
- ↑ [www.orgsun.com/ru/fashion/history-of-fashion/sketches-of-fashion-and-style-vasiliev/hist3.php А. Васильев. Этюды о моде и стиле: Русские дивы)]. [www.webcitation.org/664tJhY1g Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/jUxtyRB9t314Ywtr7MvgctMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков](недоступная ссылка)
- ↑ [www.rosiyane.ru/page_306.html Базиль (Полковник де Базиль; Воскресенский Василий Григорьевич) | Достойные люди — достойны своей страны]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=_auIcpKhq34 Baby Ballerinas — 'Les Sylphides' — YouTube]
- ↑ en:List_of_Russian_ballet_dancers
- ↑ plie.ru/?vpath=news/data/ic_news/1126/
- ↑ [trove.nla.gov.au/ndp/del/page/4690318?zoomLevel=1 19 Apr 1952 — Examiner — p12]
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/y_7goZ6vwcv5GKPI6c5jM9MTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков](недоступная ссылка)
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/q4cJZS808l9ipQ5VuA9NedMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков](недоступная ссылка)
- ↑ 1 2 3 [www.independent.co.uk/news/obituaries/obituary-tamara-toumanova-1334885.html Obituary: Tamara Toumanova — Obituaries — News — The Independent]
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/VRM9ErvbNOi5HIJscq4R09MTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков].(недоступная ссылка)
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/Hs-gR-3m9nh_nKd7xl-wfNMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков].(недоступная ссылка)
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/anPqb29oDlwGqH9_eOHLhtMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков].(недоступная ссылка)
- ↑ [librarium.fr/ru/newspapers/russiaillustrated/1928/12/52/21#top Русские дети — артисты.] Париж. Газета. Иллюстрированная Россiя, 1928 22 декабря, Выпуск № 52 (189), Стр. 21
- ↑ plie.ru/?vpath=/news/data/ic_news/1096/
- ↑ 1 2 Цит. по: А. А. Васильев. Этюды о моде и стиле.
- ↑ [archives.maillist.ru/78639/233345.html Архив рассылки «Статьи о моде от Интернет-издания Fashion & Style Magazine» на Maillist.ru]
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/qwa0cHQkl7fBGETnp4gMu9MTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков](недоступная ссылка)
- ↑ [forum.balletfriends.ru/viewtopic.php?t=2791 Памяти Юрия Зорича]
- ↑ [picasaweb.google.com/lh/photo/B0V82354UEusNEsX8q3GcdMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Picasa Web Albums — Владимир Шулятиков](недоступная ссылка)
- ↑ [trove.nla.gov.au/ndp/del/article/41254143?searchTerm=Tamara%20Toumanova&searchLimits= Тамара Туманова в костюме для роли Павловой]
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Тамара Туманова - [www.nytimes.com/2012/07/22/arts/dance/balanchine-and-toumanova-in-a-teenagers-eyes.html?pagewanted=all&_r=0 Интервью с грузинскими родственниками Тамары Тумановой со стороны матери Евгении Дмитриевной Тумановой-Туманишвили — с Георгием и Тамарой Пхакадзе]
- [www.kino-teatr.ru/kino/acter/hollywood/274718/bio/ Тамара Туманова] на сайте КиноТеатр. Ру
- [rosgenea.ru/?alf=22&serchcatal=Хасидович-Туманов&name=Владимир%20Дмитриевич&r=5 Хасидович-Туманов Владимир Дмитриевич] // Незабытые могилы. Российское зарубежье. Некрологи 1917—2001. Том 6, книга 3, 2007. — С. 47. (единственный опубликованный достоверный источник о смерти)
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=pv&GRid=8239&PIpi=426878 Памятник на могиле Тамары Тумановой на кладбище Голливуд, США] (Hollywood Forever)[picasaweb.google.com/lh/photo/kxgrIOGPVKpjCYI9rAKHmdMTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink](недоступная ссылка)
- [www.opera.ge/images/Arabesque-15-small.pdf Текст и фото Тамары Тумановой (1987 г.)](недоступная ссылка) с Григорович, Юрий Николаевич, Фадеечев Алексей Николаевич[www.rostovopera.ru/index.php?id=39](недоступная ссылка) и Ананиашвили, Нина Гедевановна
- Lambert M Surhone, Mariam T Tennoe, Susan F Henssonow. Tamara Toumanova. Betascript Publishing, 2011, ISBN 6135229044, EAN: 9786135229042. Publish Date: 2011-3-25
- Татьяна Кузнецова Юрий Зорич: Па-де-де с историей журнал «БуржуАзия». — 2001/2002. — № 6 (11). — С. 52-57
- [az.lib.ru/r/rekemchuk_a_e/text_0010_mamonty.shtml Рекемчук А. Е. Мамонты. Изд.: МИК 2006 г. ISBN 5-87902-045-2. стр. 392—396 и др.]
- Уколова Ю. В. ТАМАРА ТУМАНОВА (1919—1996) «ЧЕРНАЯ ЖЕМЧУЖИНА РУССКОГО БАЛЕТА» ж. Вестник Академии русского балета им. А. Я. Вагановой. 2007 ISSN 1681-8962, № 18, -с.279-291
- Мейлах Михаил Борисович Эвтерпа, ты? Художественные заметки. Беседы с артистами русской эмиграции. Том 1. Балет ID 4251015 Изд.: Новое литературное обозрение ISBN 978-5-86793-629-7; 2008 г.-стр.65-77 (разговор с Тамарой Тумановой, 1992 г.)
- [www.ualberta.ca/~khineiko/NG_95_97/1146670.htm Юрий Григорович ЗОЛОТОЕ ЯБЛОКО СЕРЖА ЛИФАРЯ Последнее интервью выдающейся балерины XX века Тамары Тумановой Независимая газета № 190, 10.10.1996]
- [picasaweb.google.com/lh/photo/qwa0cHQkl7fBGETnp4gMu9MTjNZETYmyPJy0liipFm0?feat=directlink Peter Anastos. A conversation with Tamara Toumanova. Ballet review. v 11, no 4, Winter 1984, p 33-57.](недоступная ссылка)
- Francis Mason Tamara Toumanova (1919—1996) Ballet Review 24-3 Fall 1996 st.34-62
- АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ (Париж) Чёрная жемчужина русского балета -ж. Балет. № 5 (85) −96, с.51-53 (в статье ошибочно указано, Евгения мать Тамары — армянка)
- Туманова Тамара.(TOUMANOVA, Tamara). International Dictionary of Ballet: VOL. 2 L — Z. P.1427-1430,St James Press, 1993 ISBN 1-55862-084-2, 9781558620841
- [articles.latimes.com/1996-05-31/news/mn-10515_1_baby-ballerinas MYRNA OLIVER T. Toumanova; Ballerina and Actress Los (некролог) Angeles Times, May 31, 1996]
- Tamara Tchinarova Tamara Toumanova. (Biography) Dancing times. July 1997, p. 889—891, 893.
- [www.nytimes.com/2012/07/22/arts/dance/balanchine-and-toumanova-in-a-teenagers-eyes.html?_r=1&pagewanted=all By TONI BENTLEY. Related, by Devotion, to Balanchine. The New York Times.Published: July 19, 2012]
- Уколова Ю. В.. Совершенное искусство Тамары Тумановой.ж.-Балет, 2013, июль-октябрь № 4-5 (181—182), стр.40-43.
- [www.atmr.ru/media/papers/2013/KZ57.pdf Калининский В. Царица мирового балета. газета «Красное знамя» (Тюменской обл) № 57 (7809), вт. 15.07.2013, стр.7.]
- [www.youtube.com/watch?v=hi4qh6BBvfg&feature=em-subs_digest Видео-ролики о Тамаре Тумановой, подготовленные грузинскими родственниками Тамары]
- Ирина Мороз. Балерина Тамара Туманова: биография, работы в театре и кино [fb.ru/article/250173/balerina-tamara-tumanova-biografiya-rabotyi-v-teatre-i-kino]
- Альбом "Тамара Туманова" с ссылками на документы [get.google.com/albumarchive/105886027558885815466/album/AF1QipNhyBKoeFmVAfLs4pYokwqCjcg7VfUBshD3j6nW]
 |
Раздел ссылок нуждается в переработке. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
References
Отрывок, характеризующий Туманова, Тамара Владимировна
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Категории:
- Родившиеся 2 марта
- Родившиеся в 1919 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Тюмени
- Умершие 29 мая
- Умершие в 1996 году
- Умершие в Санта-Монике
- Артисты балета по алфавиту
- Артисты балета Франции
- Артисты балета США
- Артисты балета Великобритании
- Артисты балета XX века
- Актрисы по алфавиту
- Актрисы Франции
- Актрисы США
- Актрисы XX века
- Русские эмигранты первой волны во Франции
- Русские эмигранты первой волны в США
- Артистические псевдонимы
- Грузины в США
- Похороненные на кладбище Hollywood Forever
