Туманов, Георгий Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Туманов Георгий Николаевич (Туманишвили)
Фотография 1917 года
Место смерти:

Петроград

Награды и премии:

Князь Гео́ргий Никола́евич Тума́нов (Туманишвили, 29 июля 188025 октября 1917) — полковник, активный участник Февральской революции 1917 года.





Биография

Православный. Образование получил в Тифлисском кадетском корпусе.

В службу вступил 1 сентября 1898 года. В 1901 году окончил Константиновское артиллерийское училище. Из училища выпущен Подпоручиком (13 августа 1901) в лейб-гвардии 3-ю артиллерийскую бригаду. Поручик (9 августа 1904).

В 1909 году окончил Николаевскую академию генерального штаба по первому разряду. Капитан (9 августа 1908). Цензовое командование ротой отбывал в лейб-гвардии Преображенском полку (1 ноября 19094 ноября 1911). С 26 ноября 1911 — начальник строевого отдела штаба Карсской крепости. С 1 июля 1912 — старший адъютант штаба 24-й пехотной дивизии. С 19 апреля 1914 — исполняющий дела помощника начальника отделения ГУГШ. Полковник.

Активный участник февральской революции. Был приглашен работать в военной комиссии Думы её председателем Б. А. Энгельгардтом. 28 февраля в 10 часов утра приступил к работе как помощник председателя ВК. 1 марта 1917 командирован в 1-й Запасной полк для выяснения обстановки. Когда военным министром стал А. Ф. Керенский, он назначил Туманова одним из своих помощников. Генерал-майор при Временном правительстве (пр. 09.1917).

Убит на улице Петрограда в ходе Октябрьской революции.

Гибель

Полковник С. А. Корнеев, описывая "хаос и двойственность" ситуации, владевших столицей и всей Россией в преддверии революции 25 октября 1917 года, указывает на то, что полковник Г. Н. Туманов хорошо видел надвигающуюся революцию, которую он воспринимал как катастрофу, и, как ему казалось, знал пути её предотвращения, но был бессилен, — «Александр Фёдорович… [1] занят „высшею“ политикой», Г. Н. Туманов, «чуткий, болезненно всё переживающий, но …не желающий взваливать на себя бремя фиктивной власти и быть министром в такое время, когда всякому старанию наладить хоть какой-нибудь порядок в тылу кладётся предел окриками со стороны разных „Советов“». В эти роковые часы он сообщает: «Керенский передал дело охраны Петрограда всецело в руки штаба округа, а там сидят, если не предатели, то идиоты. …они всё время отвечают, что беспокоиться нечего, что все предупредительные меры приняты и порядок в городе нарушен не будет». Г. Н. Туманов тщетно пытался убедить Керенского и людей из его окружения собрать офицеров, находившихся в Петрограде, сведя их в боевые единицы, но Керенским отдан приказ «не муссировать …пустых слухов и не повышать и без того беспокойного состояния мирных жителей, почему и офицеров призывать, по его мнению, нет никакой надобности, …командующий войсками настаивает на том, что охрана столицы поручена ему и просит в это дело никого не вмешивать…». В этом стане не было «вождя» [2].

…На прилегающих к Невскому улицах «благополучные россияне» занимаются мирными делами, и не предполагают вовсе, что они стоят накануне «советского рая». Однако проходит всего одна ночь, и Россия становится Совдепией [2].

Вот как завершает свой рассказ перешедший на сторону контрреволюции полковник С. А. Корнеев: «…Прав оказался Туманов, когда ожидал он общей гибели, которую готовили нам „предатели или идиоты“ и сам он, бедняга, одним из первых пал жертвою этого предательства. В тот самый день, когда я вёл переговоры с Полковниковым [3] и Багратуни, на несколько лишь часов позже меня, к вечеру, Туманов тоже отправился в Штаб округа, чтобы информировать о положении дел. Когда он вышел обратно, то команда примкнувшего к большевикам Волынского полка захватила его почти у самой арки Главного Штаба, откуда юнкера в то время уже отошли, и отвела его в свои казармы к Поцелуеву мосту. С того времени Туманов потерялся. Из его близких в Петрограде оставалась только его невеста. Вместе с нею мы предприняли поиски исчезнувшего и, наконец, числа 2—3 ноября, нашли его в мертвецкой Обуховской больницы. Голова у него была вся исколота штыками, один глаз выбит, нос перерублен, проколота шея и перебиты рёбра. В таком виде его мёртвого, предварительно сняв с него сапоги и вырвав серебряный академический значок с френча, — убийцы сбросили в Мойку, откуда труп и попал уже в мертвецкую. По нашим сведениям оказалось, что, когда Туманова арестовали, то в полку, куда его привели, не знали что с ним делать. Но в это время во двор полка ввалилась гурьба матросов, вытащила из караульного помещения и тут же на дворе истязала и издевалась над ним около полутора часов, а потом добив, сволокла в реку» [2].

Награды

Напишите отзыв о статье "Туманов, Георгий Николаевич"

Примечания

  1. А. Ф. Керенский
  2. 1 2 3 Чрезвычайная Комиссия по делам о бывших Министрах — полковника С. А. Корнеева. — Архив русской революции. В 22 т. Т.7—8. — М.: «Терра»—Политиздат, 1991 — (Русский архив). С. 14—33 — Репринт публикации «Архив русской революции, издаваемый Г. В. Гессеном». Берлин. 1922 ISBN 5-250-01829-7 (т. 7—8) ISBN 5-250-01774-6
  3. Как пишет С. А. Корнеев: «...Во главе военного округа оказался никому не ведомый и таинственно где-то прячущийся какой-то полковник Полковников»

Ссылки

  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=3232 Туманов, Георгий Николаевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Туманов, Георгий Николаевич

– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.