Тумбес
| Город
Тумбес Tumbes 
|
Тумбес (исп. Tumbes) — город на северо-западе Перу на берегу одноимённой реки. Является административным центром провинции Тумбес, население города 94702 человека.
История
Первые поселения на месте современного Тумбеса возникли ещё в доинкскую эпоху, считается что там проживали племена «тумпис» (исп. tumpis). В XV веке, при инкском правителе Пачакутеке, Тумбес и прилегающие территории были присоединены к Империи Инков.
Впервые европейцами Тумбес был обнаружен во время первой экспедиции Франсиско Писарро в 1528 году, с Тумбеса фактически началось испанское завоевание Перу. Во время второй экспедиции в 1532 году город был завоёван и покорён отрядом Писарро, в городе был установлен крест как знак территории которая отныне принадлежит Испании. В Тумбесе Писарро нанял двух индейцев в качестве переводчиков, которые потом значительно содействовали ему в завоевании Перу.
Во время колониального периода Тумбес был малонаселённым провинциальным городом который относился к Аудиенции в Кито. После начала войны за независимость испанских колоний в Тумбесе приняли решение перейти под юрисдикцию независимого Перу. Великая Колумбия оспорила это решение, затем это также оспаривал Эквадор, что привело к ряду вооружённых конфликтов. В результате Перуано-эквадорской войны 1941 года в соответствии с протоколом, подписанным в Рио-де-Жанейро, Тумбес был окончательно признан территорией Перу, хотя впоследствии многими эквадорскими политиками оспаривался этот факт. В 1998 году, в Бразилиа, был подписан окончательный договор, урегулировавший территориальные споры Перу и Эквадора.
Фото
- Catedraltumbes.JPG
Кафедральный собор Тумбеса.
- Munitumbes.JPG
Муниципалитет.
- Tumbes Puerto Pizarro.jpg
Бухта Писарро.
- Plazatumbes.JPG
Центральная площадь.
Напишите отзыв о статье "Тумбес"
Отрывок, характеризующий Тумбес
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
