Тунгусо-маньчжурские народы
| Религия | |
|---|---|
| Расовый тип | |
| Входит в | |
| Родственные народы |
Тунгусо-маньчжурские народы издревле населяли земли восточной Сибири и Дальнего Востока (обширное междуречье Енисея и Амура), а также северо-восточного Китая. К топонимам тунгусо-маньчжурского происхождения относят Енисей, Лена, Амур, Сахалин. Антропологически ярко выраженные монголоиды, что закреплено в термине тунгиды.
Содержание
Происхождение
Прародиной тунгусо-маньчжурских народов в эпоху неолита было южное Прибайкалье. До прихода предков якутов, тунгусо-маньчжурские племена населяли таежные земли Якутии[1].
По данным сравнительной лингвистики предки тунгусо-маньчжуров составляли одно целое с предками японо-корейцев (Пуёские языки), монголов и тюрок. Обособление тунгусо-маньчжуров от прочих носителей алтайской семьи языков произошло в 5 тыс. до н.э.[2]
По данным генетики тунгусо-маньчжурские народы объединяет гаплогруппа С, которая также встречается и у остальных представителей алтайской семьи языков, а также у австралийских аборигенов, палеоазиатов, полинезийцев и некоторых групп индейцев Северной Америки.
История
Первым историческим народом тунгосо-маньчжурской группы были раннесредневековые Мохэ, которые считаются потомком народа сушень из низовий Хуанхэ. В байкальском регионе предков тунгусов связывают с глазковской культурой. В VII-X вв. им удалось создать государство Бохай. Наибольшего развития достигли их потомки позднесредневековые Чжурчжэни, которые создали империю Цзинь. Конец их гегемонии на Дальнем Востоке положили монголы. Часть тунгусов была вынуждена подчиниться завоевателям, а часть бежала в глухую тайгу. Потомками чжурчжэней стали современные маньчжуры. В XVII веке они смогли захватить Китай и поставить во главе его свою династию Цин. Однако эта часть тунгусо-маньчжурских народов подверглась китаизации. В 1930 году в Советской Сибири была образована Эвенкия. В 1932 году японцы попытались возродить государство Маньчжурию на северо-востоке Китая.
Искусство
Особой категорией украшений у тунгусо-маньчжурских народов являются женские носовые серьги[3]. Тунгусский орнамент строго геометричен и состоит из чередующихся дуг, арок, крестов, квадратов и ромбов. Встречаются и солярные символы в форме кругов с точкой посередине[4] Крестообразная фигура на эвенкийском костюме — это изображение водоплавающей птицы гагары. Из музыкальных инструментов известны варган[5]. Декоративно-прикладное искусство представлено берестяными коробами (Туес)[6].
Хозяйство
Традиционным занятием тунгусо-маньчжурских народов была таежная охота с помощью особого "тунгусского лука"[7]. Также в качестве оружия использовалась алебарда (пальмы). Во время войн защитным вооружением тунгусов были куяки и шишаки. Традиционным жилищем был чум[8]. Развита была верховая езда - на севере на оленях, на юге - на лошадях[9]. У жителей Амура важную роль играло рыболовство (промысел кеты и горбуши)[10].
Языки
Основная статья: Тунгусо-маньчжурские языки
Тунгусо-маньчжурские языки — семья родственных языков алтайской макросемьи в Сибири (включая Дальний Восток), Монголии и на севере Китая. Обычно их относят к алтайской языковой семье ностратического макросемейства, но есть и точка зрения, объясняющая сходства между тунгусо-маньчжурскими и алтайскими языками их географической близостью и взаимным влиянием.
Духовная жизнь
Духовная жизнь тунгусо-маньчжурских народов представлена классическим шаманизмом. Само слова шаман тунгусского происхождения[11]. Такой тип шаманизма подразумевает "шаманскую болезнь" как момент сверхъестественного избранничества, обучение, испытание и практику погружения в транс (камлание) с помощью пляски и бубна, в процессе которого шаман осуществляет путешествие в мир духов, либо вселение духа в собственное тело с целью получения знания[12]. Костюм шамана состоит из мехового кафтана с бахромой из перьев, пояс с подвесками, бус, нагрудного зеркальца и меховой остроконечной шапки[13]
Духи различны[14]:
- буга означает одновременно бога, мир и небо], но он индифферентен к человеку
- эндури - это дух конкретного места, реки или пашни
- арэнки - это неупокоенные души мертвых, пугающие болотными огоньками.
- сиркуль - дух болезни.
- сывэн - дух-помощник.
Список
Напишите отзыв о статье "Тунгусо-маньчжурские народы"
Примечания
- ↑ [imp.rudn.ru/psychology/anthropology/ch6_6.html ДАННЫЕ АНТРОПОЛОГИИ К ЭТНОГЕНЕЗУ ТЮРКСКИХ НАРОДОВ]
- ↑ [www.lingvarium.org/eurasia/alt/index.shtml Алтайские языки]
- ↑ [eps.dvo.ru/rap/2004/2/pdf/rap-075-086.pdf НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ ЭТНОГЕНЕЗА УДЭГЕЙЦЕВ], c. 79
- ↑ [ethno-ornament.ru/%D1%8D%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D0%BE%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%82/ Эвенкийский орнамент]
- ↑ [russiasib.ru/evenki/ ЭВЕНКИ]
- ↑ [www.pribaikal.ru/talci-item/article/11679.html ДЕКОРАТИВНОЕ ИСКУССТВО ЭВЕНКОВ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО МУЗЕЯ НАРОДОВ ЗАБАЙКАЛЬЯ)]
- ↑ [velizariy.kiev.ua/avallon/museum/mongol.htm Воинское снаряжение и оружие монгольского воина XIII—XIV вв.]
- ↑ [curanderos.ru/tungus.htm История Эвенков]
- ↑ [www.chinahighlights.ru/culture/manchu-minority.htm Народность Маньчжу]
- ↑ [www.ethnomuseum.ru/rybolovy-i-ohotniki-amura ОСЕДЛЫЕ РЫБОЛОВЫ И ОХОТНИКИ: НАРОДЫ АМУРА]
- ↑ [www.gumer.info/bogoslov_Buks/okkultizm/Eliade/55.php Элиаде М. Шаманизм. Архаические техники экстаза. Гл.7]
- ↑ [ec-dejavu.ru/s/Shaman.html Шаманизм как система психотехники]
- ↑ [www.shirokogorov.ru/s-m-shirokogorov/publications/opyt_issledovaniya_shamanstva_tungusov/04 Шаманские принадлежности, костюм и ритуал]
- ↑ [www.shirokogorov.ru/s-m-shirokogorov/publications/opyt_issledovaniya_shamanstva_tungusov/03 Главнейшие духи тунгусов]
Отрывок, характеризующий Тунгусо-маньчжурские народы
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
