Тун-Джабгу хан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тун-Джабгу хан
统叶护
Западно-тюркский каган
618 — 630
Предшественник: Шегуй хан
Преемник: Кюлюг-Сибир хан
 
Смерть: 630(0630)
Род: Ашина
Отец: Янг-Соух-тегин
Дети: Тардуш-шад, Шили-Толис-Тегин

Тун-Джабгу хан (кит. упр. 统叶护, пиньинь: tongyehu, палл.: Тунъеху) — каган Западно-тюркского каганата с 618 по 630 год. Новый каган отличался умом, храбростью и удачей в военных делах. Правление Тун-Джабгу можно считать расцветом Западного каганата.





Внешняя политика. Шёлковый путь

Западный каганат стал быстро укрепляться, и Тун-Джабгу мог собрать больше 100 000 воинов. В 619 году племена киби и сеяньто, возглавляемые ханами Мохэ-хан Гэлэном и Ышбаром, подчинились кагану. Каган распространил свою власть на Туркестан-Сиюй, Самарканд, частично на современный Пакистан. К правителям подчинённых тюркам княжеств приставляли тутуня, который отвечал за сборы с Шёлкового Пути в пользу кагана и следил за лояльностью правителей. Расширение каганата вредило иранскому шаху Хосров II Парвизу, но тот был занят войной с Византией. Пользуясь неосмотрительностью персов, каган ввёл крупные силы на Кавказ в 626—630 гг. и нанёс огромный ущерб всем союзникам персидского шаха.

Во время войны Китая с Кат Иль-хан Багадур-шадом, Тун-Джабгу предлагал свою помощь Китаю, и это обстоятельство сильно беспокоило восточного кагана. В 625 г. каган стал свататься к китайским принцессам. Ли Шиминь посоветовался с чиновниками и решил, что для Тан стратегически разумно будет заключить союз с Западным Каганатом против Восточного. Князь Дао Ли отправился к кагану для соглашения и обратно привёз императору золотой венец, пояс и 5 000 лошадей. Но война с Восточным каганатом расстроила планы Тун-Джабгу, так как Кат Иль-хан Багадур-шад обещал, что не пропустит невесту.

Каган был ставленником племени нушиби, которое богатело от контроля Шёлкового пути, но северное племя Дулу не получало от этого доходов. Между тем, вся внешняя политика каганата была направлена на контроль торговых путей, а для этого нужны были войска, в том числе из племени дулу. Дулу восстали во главе с дядей кагана Кюлюг-Сибир ханом. Каган был убит восставшими.

Культурное значение

Западный каганат был не только мощной военной державой, но и страной, открытой для культурных контактов с разными странами. В ставку кагана прибывали византийские и китайские посольства. Прабхакарамитра, буддистский философ из Индии, посетил ставку кагана по пути в Китай и, по некоторым сведениям,[1] обратил кагана в буддизм. Сюаньцзан посетил кагана в начале 630 года и отметил варварскую роскошь его двора, но был обрадован процветанию Нава Вихара в тюркском Балхе.

Предшественник:
Шегуй хан
Западно-тюркский каган
618—630
Преемник:
Кюлюг-Сибир хан

Напишите отзыв о статье "Тун-Джабгу хан"

Ссылки

  • Гумилёв Л. Н. [gumilevica.kulichki.net/OT/index.html Древние тюрки]. — СПб.: СЗКЭО, Издательский Дом «Кристалл», 2002. — С. 576. — ISBN 5-9503-0031-9.
  • [books.google.ru/books?id=sluKZfTrr3oC&printsec=frontcover&source=gbs_v2_summary_r&cad=0#v=onepage&q=&f=false Buddhism in central Asia Авторы: Baij Nath Puri]
  • [www.berzinarchives.com/web/ru/archives/study/history_buddhism/buddhism_central_asia/history_afghanistan_buddhism.html Берзин. Исторический очерк о буддизме и исламе в Афганистане]

Примечания

  1. [www.berzinarchives.com/web/ru/archives/study/history_buddhism/buddhism_central_asia/history_afghanistan_buddhism.html Александр Берзин. Исторический очерк о буддизме и исламе в Афганистане]

Отрывок, характеризующий Тун-Джабгу хан

Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.