Турбо (Колумбия)
| Город
Турбо Turbo 
Показать/скрыть карты
|
Турбо (исп. Turbo) — город и муниципалитет в Колумбии в субрегионе Ураба департамента Антьокия.
Содержание
География
Располагается в северо-западной части страны, выходит к Карибскому морю, с двух сторон охватывая южную часть залива Ураба в месте впадения в него реки Атрато.
Население муниципалитета по состоянию на 2005 год составляло 122 780 человек, площадь — 3055 км², а плотность — 39 чел./км², население города — 47 747 человек.
Этнические группы
История
История Турбо началась в 1501 году, когда испанские конкистадоры, которые входили в состав экспедиций Родриго де Бастидаса и Хуана де ла Коса, высадились на берегах залива Урабы. После серии грабежей, поджогов и убийств индейцев этот район был брошен на произвол судьбы на несколько веков.
В конце восемнадцатого века район стал развиваться благодаря оживлению торговли. 28 августа 1840 Хосе Игнасио де Маркес (в то время президент Колумбии) одобрил основание Турбо. В 1848 году муниципалитет перешел под юрисдикцию департамента Антьокия, в 1850 году — под юрисдикцию департамента Чоко, а шесть лет спустя — под юрисдикции департамента Каука. В конце концов, в 1910 году муниципалитет вернулся в Антьокию.
Транспорт
Турбо является самой северной точкой Панамериканского шоссе в Южной Америке. В связи с тем, что строительство шоссе через Дарьенский пробел прекращено из-за протестов экологов, был выдвинут план соединить паромным сообщением Турбо с портом на карибском побережье Панамы, что позволило бы сократить протяжённость морских перевозок (длина нынешнего пути перевозки автомобилей Панама - Буэнавентура составляет 660 км).
В 1997 году было сделано технико-экономическое обоснование строительства порта в муниципалитете Турбо, сейчас изыскиваются ресурсы для реализации этого проекта.
Напишите отзыв о статье "Турбо (Колумбия)"
Ссылки
- [turbo-antioquia.gov.co Официальный сайт] (исп.)
|
Это заготовка статьи по географии Колумбии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Турбо (Колумбия)
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
