Тургунбаева, Мукаррам

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мукаррам Тургунбаева
Дата рождения:

30 апреля (13 мая) 1913(1913-05-13)

Место рождения:

Скобелев,
Ферганская область, Российская империя

Дата смерти:

26 ноября 1978(1978-11-26) (65 лет)

Место смерти:

Ташкент,
Узбекская ССР, СССР

Профессия:

танцовщица, балерина, актриса, балетмейстер, хореограф, балетный педагог

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Театр:

ГАБТ оперы и балета им. А. Навои

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Мукарра́м Тургунба́ева (узб. Mukarram Turgʻunboyeva; 19131978) — узбекская советская танцовщица, артистка балета, балетмейстер, педагог. Народная артистка СССР (1959). Лауреат двух Сталинских (1946, 1951) и Государственной премии СССР (1973).





Биография

Мукаррам Тургунбаева родилась 30 апреля (13 мая1913 года (по другим источникам — 31 мая[1]) в Скобелеве (ныне Фергана, Узбекистан) (по другим истчоникам - в Шахрихане[2]).

Воспитывалась в Фергане, в семье родственников. После окончания школы в 1927 году училась в педагогическом техникуме (19271929).

В 1928 году по конкурсу была принята в концертно-этнографический ансамбль под руководством М. Кари-Якубова.

В 19291933 годах работала в Самаркандском музыкально-драматическом театре (с 1931 — в Ташкенте, реорганизован в Узбекский музыкально-драматический театр)[3].

В 19291933 годах училась в театральной студии Узбекского музыкально-драматического театра. Классическим и национальным танцем занималась у К. Бека, У.А. Камилова, Ю.К. Шакирджанова, Тамары Ханум, В.И. Вильтзака,и др.

С 1929 по 1954 год — актриса, солистка (с 1931), балетмейстер (с 1937) Узбекского музыкально-драматического театра (с 1939 — Государственный узбекский театр оперы и балета, ныне — Государственный Академический Большой Театр имени Алишера Навои) (Самарканд, с 1931 — в Ташкенте).

В 1957 году организовала и возглавила (художественный руководитель и главный балетмейстер) женский ансамбль народного танца «Бахор» (с 1960 — Государственный ансамбль народного танца Узбекской ССР «Бахор»). Одновременно ставила и исполняла танцы в Государственном Большом Театре оперы и балета им. А. Навои.

Мукаррам Тургунбаева — исполнительница узбекских народных и современных танцев, одна из создателей узбекского массового сценического танца, системы овладения хореографическим мастерством, названным «Дойра дарё», знаток и собиратель узбекского танцевального фольклора. Автор постановок более 200 национальных танцев.

Гастролировала по многим городам СССР и за рубежом: Иран (1942), КНР (1950), Индия, Албания, Италия, Австрия (все — 1955), Камбоджа, Таиланд, КНДР, Афганистан (все — 1956), Ливия, Судан, Марокко, Алжир, Египет, Тунис (все — 1965), Пакистан, Сингапур, Малайзия, Венгрия (все — 1967), ГДР, ФРГ (обе — 1971), Польша, Чехословакия (обе —1972), Болгария (1973), Швеция (1975), Лаос, Ангола (обе — 1976), Финляндия, Мальта (обе — 1978).

В 19341957 годах — педагог Узбекской республиканской балетной школы (с 1947Узбекское хореографическое училище, ныне — Ташкентская государственная высшая школа национального танца и хореографии). Среди её учениц: Г. Измайлова, К. Миркаримова, Гульнара Маваева, Раъно Низамова, Валентина Романова, Тамара Юнусова, Равшаной Шарипова, Маъмура Эргашева, Насиба Мадрахимова, Угилой Мухамедова.

Член КПСС с 1953 года. Депутат Верховного Совета Узбекской ССР 3—5 созывов.

Мукаррам Тургунбаева умерла 26 ноября 1978 года. Похоронена в Ташкенте на Чигатайском кладбище.

Семья

  • Первый муж (с 1929) — Низам Халдаров (1904—1994?), артист театра[4]
    • Сын — Тельман Халдаров (1934—1985)
      • Внуки — Алишер (1961—1990), Гуля (Гульбахор) (р. 1964), Тимур (р. 1972)
  • Второй муж (с 1945) — Б. Мирзаев, артист театра (брак распался)
    • Сын (умер в 1946)

Награды и звания

Творчество

Роли

Балетные партии

Участие в постановках

  • 1939 — «Шахида» Ф.С. Таля (совм. с А.Р. Томским и У.А. Камиловым)
  • 1943 — «Ак-Биляк» С.Н. Василенко (совм. с Ф.В. Лопуховым и У.А. Камиловым)
  • 1946 — «Ак-Биляк» С.Н. Василенко (совм. с Е.Н. Барановским и У.А. Камиловым)
  • 1949 — «Балерина» Г.А. Мушеля (совм. с П.К. Йоркиным)

Исполнение и постановка танцевальных композиций

  • Сольные: «Дильхродж», «Индусский танец», «Пахта», «Уйгурский», «Нагора», «Абдурахман беги», «Кари наво», «Гульсара», «Хорезмский», «Аскари», «Танкисты», «Мунаджат», «Тановар», «Дуэт с бубнистом», «Джанон», «Гульрух», «Рохат», «Раккоса», «Нагора», «Бухарский», «Дильбар», «Пахтакор киз», «Андижанская полька», «Пилля», «Шодиена», «Мухайер», «Памирский», «Гайратли киз», «Индийский», в стиле «Бхарат натьям», в стиле «Манипури»), «Монгольский», «Албанский» (черногорский), «Корейский», «Андижанская полька», «Шалунья», «Встреча», «Друзья», «Кукла», «Хавас-кор», «Уйнасин», «Фергана рубаиси», «Узбекский вальс», «Дружба», «Хаваскор», «Завким келур», «Аста киелаб», «Афганский» (сольный-массовый), «Арабский», «Интизор», «Бахтли-ман», «Зеби-ниссо». «Кунглим куванчи», «Шахло». «Торджинаво», «Ожидание», «Смелая девушка»
  • Массовые: «Дучава», «Катта уйин», «Усмония», «Садр», «Уфари сахта», «Кари наво», «Занг», «Уйгурский», «Пахта», «Абдурахман беги», «Хорезмский», «Ялла», «Теримчи киз», «Пилля», «Мухайер», «Голубь мира», «Великий канал», «За мир», «Ферганский», «Танец с шарфами», «Уфари санам», узбекский вальс «Бахор», «Уфари санам», «Шохе пэри», «Гуль уйин», «Бхарат натьям», «Бает», «Занг», «Андижанский», «Каракалпакский», «Наманганский», «Казахский Ала-тау»«Лязги», «Дильдор», «Джанон», «Дильбар», киргизский танец «Комузчи», «Андижанская полька», «Ферганача рез», «Каны-каны», «Гуллар», «Танец с двумя дойрами», «Дугоналар», «Бухарский», «Гульноз», «Хуммор», «Ухшайди-ку», «Гульрух», «Айлама», «Вальс», «Беш карсак», «Рохат», танцевальная сцена «Семь красавиц», «Танец с тарелочками», «Ташкентская пиала», «Чоргох», «Шабодалар», «Афганский» (сольный-массовый), таджикский — «Лола», «Эй шух, джанон», «Пенджабский», «Пакистанский», «Уйнагуль», таджикский — «Тюбетейка», маком — «Чоргох» (Голубой маком»),«Дурдоналар», «Альер», «Гульдаста», «Самаркандская весна», «Зор этинг», «Крымско-татарский танец», «Ёлларим», сюита «Узбекская свадьба»: «Молодожены», «Дойра зовет», «Праздник хлопка» (узбекский, казахский, киргизский, таджикский, туркменский — 3 части), «Танец в красных косынках», «Танец в паранджах», «Тановар», «Кирк киз» (сцена), «Нилуфар», «Зейнаб и Омон» (сцена), «Арабский», «Кари наво», «Жоним тассадук», «Бахт юли», «Наманганские яблоки», танцевальные картины «Озодлик» — «Освобождение», «Танец воинов».

Исполнение и постановка танцевальных композиций в спектаклях

  • музыкальные драмы: «Уртоклар» К. Яшена (1930), «Ичкарида» (1933) «Гульсара» (1935) К. Яшена и М. Мухамедова, «Лейли и Меджнун» (1935), «Фархад и Ширин» (1937) Хуршида, «Тахир и Зухра» Т. Джалилова и Б. Бровцына (1949), «Ёркин йул» С.А. Юдакова (1951), «Азиз ва Санам» А. Бабаджанова, К. Атаниязова, Л. Степанова (1955), «Утро Хорезма» К. Атаниязова, Л. Степанова (1960)
  • оперы: «Улугбек» А. Козловского (1942), «Гульсара» Р. Глиэра и Т. Садыкова (1949, 1963), «Кер оглы» У. Гаджибекова (1950), «Великий канал» М. Ашрафи и С. Василенко (1953), «Фархад и Ширин» В. Успенского и Г. Мушеля (1957), «Зейнаб и Омон» Т. Садыкова, Б. Зейдмана, Ю. Раджаби, Д. Закирова (1958), «Проделки Майсары» С.А. Юдакова (1959), «Сердце поэта» М. Ашрафи (1962), «Свет из мрака» Р. Хамраева (1966), «Возвращение» Я. Сабзанова (1969), «Ойджамол» И. Хамраева (1969)
  • балеты: «Озодачехра» С. Василенко (1951)
  • комедии «Шелковое сюзане» А. Каххара (1952)
  • драмы: «Тайны паранджи» Хамзы (1956)[5]

Фильмография

  • 1940 — Асаль — подруга Асаль
  • 1958 — Подарок Родины
  • 1958Очарован тобойМукаррам Тургунбаева
  • 1962 — Салом, Бахор! (документальный)
  • 1972 — Санъатга бағишланган умр (документальный)
  • 1977 — Мукаррам-апа и сорок красавиц (документальный)

Память

  • Государственный ансамбль народного танца Узбекской ССР «Бахор» носит имя Мукаррам Тургунбаевой.
  • Имя М. Тургунбаевой присвоено объединению «Узбекракс» и одной из улиц города Ташкента
  • В Ташкенте ежегодно с 1993 года в мае месяце проводится конкурс молодых танцовщиц имени М. Тургунбаевой.
  • В Ташкенте в фойе концертного зала «Бахор» открыт музей М. Тургунбаевой.
  • О жизни и творчестве известной исполнительницы сняты фильмы: «Салом, бахор» (1962), «Санъатга бағишланган умр» (1971), «Мукаррама опа ва қирқ гўзал» (1977).
  • В рамках мероприятий, посвященных 100-летию со дня рождения М. Тургунбаевой, 29.01.2013 в Мемориальном Доме-Музее Тамары Ханум состоялся Круглый стол на тему: «Творческое наследие Мукаррам Тургунбаевой и проблемы современного национального узбекского танца»[6].

Напишите отзыв о статье "Тургунбаева, Мукаррам"

Примечания

  1. [natlib.uz/rus/sana_12008.htm MILLIY KUTUBXONA]
  2. [www.muzei-tashkenta.narod.ru/Mukarram-Turgunbaeva2.htm Музей Мукаррам Тургунбаевой]
  3. [uz.wikipedia.org/wiki/Tamaraxonim Tamaraxonim - Vikipediya]
  4. [www.turgunbaeva.ru/cgi-bin/page.cgi?lang=rus&p=6 Официальный сайт Мукаррам Тургунбаевой]
  5. [www.turgunbaeva.ru/cgi-bin/page.cgi?lang=rus&p=61 Официальный сайт Мукаррам Тургунбаевой]
  6. [fikr.uz/blog/17678.html Танец длиною в жизнь (Продолжение) / Блог им. dtmrxom / Fikr.uz]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Тургунбаева, Мукаррам

– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.