Турецко-персидская война (1723—1727)
| Турецко-персидская война (1723—1727) | |||
| Основной конфликт: Ирано-турецкие войны | |||
| Дата |
1723—1727 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Закавказье, Курдистан, Иран | ||
| Итог | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Турецко-персидская война 1723—1727 годов — последний вооружённый конфликт между Османской империей и сефевидской Персией.
Содержание
Предыстория
После подписания в 1639 году Зухабского мира между Османской империей и сефевидской Персией наступил мир. Так как в то время Османская империя не имела постоянных посольств в других государств, то информация о происходящих в них доходила случайным образом, и поэтому когда в начале XVIII века в Персии начались внутренние проблемы, то в 1720 году султан Ахмед III отправил к шаху Султан Хусейну в качестве посла Ахмеда Дюрри-эфенди, чтобы он получил сведения о происходящем. Официальной целью визита являлись консультации с Сефевидами в отношении турецко-австрийского торгового соглашения 1718 года, в котором имелся пункт, регулирующий проезд персидских купцов по территории Османской империи.
В 1721 году в Персию с востока вторглись афганские племена гильзаев, которые в следующем году взяли персидскую столицу Исфахан. Вождь афганцев Мир Махмуд провозгласил себя новым шахом, однако большинство персидских провинций этого не признало. Сын Султан Хусейна — Тахмасп — бежал на север и там провозгласил шахом себя. Его опорой стали Азербайджан и прикаспийские провинции.
Тахмасп обратился за помощью к России, обещая взамен уступку северных провинций. Русские войска вошли в Дагестан и восточное Закавказье. Османская империя решила воспользоваться ситуацией и захватить Закавказье и Курдистан.
Ход войны
В 1723 году турецкие войска в нарушение Зухабского договора вторглись в Восточную Армению и Восточную Грузию, и в течение двух лет завладели всем регионом, за исключением Карабаха и Сюника, где местные армянские князья под руководством Давид-Бека, Авана Юзбаши и Мхитара Спарапета[en] удерживали натиск турецких войск на протяжении почти десяти лет[1]. Армяне Сюника и Карабаха попросились в русское подданство, но Россия не решилась на войну с Османской империей.
Османы установили гарнизоны в Тбилиси, Нахичевани, Гяндже и Ереване. Крепость в Ереване была отремонтирована и служила в качестве административного штаба Османского военного управления в Восточной Армении[1].
В 1724 году при содействии французских посредников между Российской и Османской империями был заключён Константинопольский договор, в котором были согласованы условия раздела северо-западных земель Персидской империи. Опираясь на этот договор, а больше на просто силу, турки заняли не только то, что им было «уступлено», но даже Казвин — официальную столицу Тахмаспа, которому пришлось бежать в горы Мазандерана.
Турки оправдывали свои действия против Персии тем, что те в Персии исповедовали шиитскую, «неправильную» версию ислама, однако при этом решили оказать формальную поддержку не афганцам, а восстановлению династии Сефевидов. Однако у афганцев хватило дерзости использовать против турок их же казуистику: они обратились к султану с просьбой признать их законными правителями Персии на том основании, что персидские шииты являются еретиками. Однако в Стамбуле этот призыв не произвёл никакого впечатления.
Тем временем в Персии появилось несколько самозванцев, претендовавших на престол Сефевидов. В ответ Мир Махмуд приказал вырезать всех настоящих сефевидов, попавших в его руки, но в 1725 году погиб сам в результате дворцового переворота, приведшего к власти его двоюродного брата Мир Ашрафа. Мир Ашрафу удалось остановить турок буквально на подступах к столице Исфахану.
Итоги
В 1727 году был заключён Хамеданский договор, по которому Мир Ашраф фактически признал себя вассалом султана и передал Османской империи весь западный и северный Иран, включая округ, в котором сегодня находится Тегеран.
Источники
- ↑ 1 2 Дж. Бурнутян «A Concise History of the Armenian People», Mazda Publishers, Inc. Costa Mesa California 2006, стр. 214: Оригинальный текст (англ.)
The fall of the Safavids encouraged Peter the Great to invade the Caspian coastal regions, while the Ottomans broke the peace of Zuhab and invaded eastern Armenia and eastern Georgia in 1723. In two years’ time the Ottomans were in control of the entire region, save for Karabagh and Siunik, where Armenian meliks under the leadership of Avan Yuzbashi, David Bek, and Mkhitar Sparapet held them off for nearly a decade. The Ottomans installed garrisons in Tiflis (present-day Tbilisi), Nakhichevan, Ganja, and Yerevan. The fortress of Yerevan was repaired and served as the administrative headquarters of the Ottoman military-govemor of eastern Armenia.
- «История Востока» (в 6 т.). Т.III «Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI—XVIII вв.» — Москва: издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. ISBN 5-02-018102-1
- Кэролайн Финкель «История Османской империи. Видение Османа», — Москва, АСТ, 2010. ISBN 978-5-17-043651-4
Напишите отзыв о статье "Турецко-персидская война (1723—1727)"
Отрывок, характеризующий Турецко-персидская война (1723—1727)
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
