Туризм в Ливане

Туризм в Ливане играет важную роль для местной экономики и по сей день остаётся одним из основных источников дохода для Ливана. До гражданской войны в Ливане, Бейрут был международным культурным, финансовым и деловым центром, который неофициально именовали «Парижем Ближнего Востока».

Большое количество памятников древней истории и культуры Ливана являются притягательным фактором для туристов со всего мира. В Ливане находятся руины древнеримских сооружений, хорошо сохранившиеся средневековые замки, известняковые пещеры, церкви и мечети, а также прекрасные средиземноморские пляжи с круглосуточной ночной жизнью и дискотеками. Ливан — одна из немногих арабских стран, которая имеет горнолыжные курорты.

После гражданской войны правительство Ливана прилагает немалые усилия для развития туристического сектора экономики. В Ливан вернулись многие международные гостиничные сети, в 1996 году вновь открылись казино, расширены и модернизированы крупнейшие горнолыжные курорты — Фарайа, Мзаар и Лаклук. Большое число ливанцев, проживающих за рубежом, регулярно возвращаются в страну в течение летнего сезона.

Статистика

На протяжении двух десятилетий, предшествовавших гражданской войне, на долю туризма приходилось почти 20 % ВВП Ливана. После окончания гражданской войны доля туризма в ВВП вновь стала рости, но пока не достигла довоенного уровня, в частности, в 1999 году она составляла порядка 9 % ВВП. В период 1996—2000 годов приток туристов в страну рос на 14 процентов в год, в 2005 году поступления от туризма на душу населения достигли $1433. В 2006 году министерство туризма Ливана насчитало 373037 посещений наиболее популярных туристических мест страны. В 2009 году Ливан принял около двух миллионов туристов, побив предыдущий рекорд 1974 года — 1,4 миллиона туристов. В этом году рост числа туристов в Ливане вырос на 39 % по сравнению с предыдущим годом — максимальный прирост в мире, по данным Всемирной туристской организации. Этот факт широко освещался рядом международных СМИ, в том числе New York Times, CNN и Paris Match. Рекордные темпы роста притока туристов обусловлены ростом политической стабильности и безопасности в стране. По словам министра туризма Ливана, годовой доход страны от туризма составил $7 млрд, около 20 % ВВП. Несмотря на недавний рост популярности Ливана в качестве туристического направления, США и ряд других стран настоятельно рекомендуют своим гражданам избегать поездок в Ливан из соображений безопасности.

Год	Въехало туристов из-за рубежа	Удельный вес в объёме туристического рынка Ближнего Востока
1995	450,000
2000	472,000	3.1 %
2003	1,016,000
2004	1,278,000
2005	1,140,000	2.9 %
2010	2,351,081
2011	2,001,811

Главные достопримечательности

Крепости и форты

Форт Мсейла — средневековая крепость, расположенная к северу от города Батрун. Была построена эмиром Фахруддином II в XVII веке, чтобы охранять путь из Триполи в Бейрут. Крепость расположена на длинной узкой известняковой скале рядом с рекой Нар эль-Джаз, стены её возведены из блоков песчаника, который добывается на близлежащего побережья. Толщина стен в диапазоне от 1,5 до 2 метров. Большинство известняковых блоков являются остатками сооружения, по-видимому также оборонительного характера, располагавшегося ранее на этом месте. К крепости ведёт узкая дорога, заканчивающаяся лестницей с северной стороны. Главные ворота крепости ведут в сводчатый вестибюль, а затем в узкий треугольный двор, откуда идёт узкий (около метра в ширину) проход к комнате западной башни. В возвышенную часть крепости можно попасть через восточную сторону главного двора. Пройдя через главный двор в зал, а затем через три сводчатых помещения, можно выйти к восточной башне крепости.

Цитадель Раймунд де Сен-Жиль расположена в Триполи. Получила своё название от имени Раймунда IV, графа Тулузского и предводителя крестоносцев, который начал строительство цитадели на вершине холма в Триполи в 1103 году при осаде города. Позже, Раймунд расширил крепость и назвал её Mont Peregrinus («Гора пилигримов»). Первоначальное сооружение было сожжено в 1289 году, восстановлено, и затем реконструировано в 1307—1308 эмиром Эссендемиром Курджи. Часть крепости была перестроена во времена Османской империи, эту часть можно увидеть и сегодня — с массивными оттоманскими воротами, над которыми размещены изображения султана Сулеймана Великолепного, при котором прошла реставрация крепости. В начале 19 века, крепость была воссоздана по распоряжению губернатора Триполи Мустафы Ага Барбара.

Морской замок Сидона — одно из самых известных мест в южноливанском городе Сидон. Построен в XIII веке крестоносцами как крепость на небольшом острове, связанном с материком узким перешейком 80 метров в длину. На этом острове ранее находился храм Мелькарта (финикийской версии Геркулеса). В ходе войн замок был неоднократно повреждён и восстанавливался после этого. После взятия Сидона мамлюками замок был частично разрушен, но впоследствии перестроен и к нему добавилась длинная дамба. Ещё одна реставрация замка была проведена в 17 веке по распоряжению эмира Фахруддина II. В настоящее время замок состоит из двух башен, соединённых стеной. Из них лучше сохранилась прямоугольная западная башня, расположенная слева от входа. В ней находится большой сводчатый зал со старыми резными капителями и ржавыми пушечными ядрами. Винтовая лестница ведёт на крышу башни, где находятся мечети времён Османской империи. С крыши башни открывается панорама старого города и рыбацкой гавани. Восточная башня сохранилась не так хорошо, она была построена в два этапа: нижняя часть — в эпоху крестоносцев, а верхняя часть построена мамлюками. На морском дне, прилегающем к замку, также находятся останки древнего финикийского города — стен, колонн, лестниц, зданий, статуй и т. д.

Замок Мусса расположен между Дейр-эль-Камар и Байт-эд-Дином. Замок в одиночку построил ливанский ясновидящий Мусса Абдель Карим аль-Маамари (р.1931), которому потребовалось для этого 60 лет. Согласно легенде, девушка, чьей руки он добивался, сказала, что выйдет замуж только за того, у кого есть собственный дворец. С 1951 по 1962 годы Мусса вёл подготовку к строительству, приобрёл участок земли и разработал проект, а с 1962 начал сооружать замок, украшая его ручными глиняными скульптурами, представляющими различные сцены из деревенской жизни 19-го века.

Замок Библа — средневековый замок в городе Библ. Расположен на месте древней финикийской крепости, построен крестоносцами в XII веке на белой известняковой скале у побережья Средиземного моря и окружён рвом. В 1188 году султан Египта и Сирии Саладин захватил город Библ и по его распоряжению стены замка в 1190 году были рзобраны. Позднее крестоносцы отбили Библ и в 1197 году восстановили замок. В 1369 году замок выдержал осаду киприотов из Фамагусты. Рядом с замком находятся несколько египетских храмов, финикийский царский некрополь и римского амфитеатр, что наглядно демонстрирует богатую событиями историю города Библ.

Замок Бофор

Замок Бофор — крепость крестоносцев в провинции Набатия, к юго-юго-востоку от деревни Арнун.

Построен в начале XII века крестоносцами, название получил от французского «bel fort» или «beau fort» («красивый замок»). В 1189 г. был осаждён Саладином. 22 апреля 1190 года был передан Саладину в рамках обмена на Реджинальда де Гранье. В 1240 г. замок Бофор был возвращён султаном Дамаска по имени Аль-Салих Исмаель. В 1260 был продан внуком Реджинальда ордену Тамплиеров.

В 1268 году Султан мамлюков Бейбарс захватил замок, и после этого установилось относительное затишье — на XIV-XVI века. В XVII веке принадлежал ливанскому эмиру Фахр-аль-Дину II. После войны Факхр-аль-Дина с правителем Оттоманской империи Мурадом IV верхняя часть замка была полностью разрушена.

В 1782 губернатор Акры (Акко) захватил замок и уничтожил многие из оставшихся укреплений. Землетрясение в 1837 уничтожило многие части замка, и он был использован в качестве карьера и приюта для отар овец.

При поддержке Франции в замке проводились реставрационные работы с 1920 по 1947 г. В период 1912—1947 годов развалины крепости неоднократно использовалась арабскими отрядами в качестве опорного пункта и импровизированного укрепления. С 1976 стал одной из баз Организации освобождения Палестины и его территория использовалась для ракетных обстрелов Израиля. В результате этого начиная с 1976 по 1980 годы замок подвергся ответным ударам со стороны Армии обороны Израиля. В 2000 году ЦАХАЛ покинул эту местность, укрепления и бункеры были взорваны, во время этого пострадал и замок.

После этого земли замка стали одной из баз организации Хезболла.

Старинные города

Старинные города до настоящего времени представляют собой исторические центры многих ливанских городов и поселков. Большинство из старинных городов расположены на побережье Ливана, что отражает историю страны, чьё население на протяжении веков занималось торговлей и мореплаванием.

Триполи — второй по величине город в Ливане, столица Северного Ливана. Город возник приблизительно в 14 веке до нашей эры и был центром финикийской конфедерации городов, включавшей Тир, Сидон и Арвад, откуда и возникло название «Триполи», что означает по-гречески «Тройной город». Триполи был столицей последнего государства крестоносцев в Леванте и графства Триполи в 12-м веке. Триполи является вторым после Каира городом по уровню представленности архитектуры мамлюков. Триполи был крупным портовым городом, который вел торговлю как с Европой, так и с Алеппо и Дамаском. В Триполи находятся многочисленные исторические памятники, такие как Цитадель Раймунд де Сен-Жиль, мечеть Тейнал, великая мечеть Мансури, хаммамы, медресе, караван-сараи и т. д. Старый город украшают сложные орнаменты, арабески, шестиугольные карнизы, лепные рамы дверей и окон, и многие другие элементы декора. Входы в молитвенные залы, галереи и дворы старого города заметны по элегантным фасадам с декоративными эффектами. Простые или ребристые купола украшают более значимые места, такие как гробницы, михрабы и крытые дворы. Сотовые своды и надписи, украшения в виде рыбьей чешуи украшают минареты, порталы, экстерьеры окон, михрабы и т. д.

Батрун — столица округа Батрун в Северном Ливане. Название города происходит от греческого «Botrys» (также пишется Bothrys), которое позднее было латинизировано в виде Botrus. Историки считают, что греческое название города происходит от финикийского слова Bater, что означает «резать», которое относится к волнорезам, которые построили финикийцы, чтобы защитить город от приливных волн. Другие историки считают, что название города является производным от финикийских слов «бейт труна», что переводится как «дом начальника». Финикийцы основали Батрун на южной стороне мыса и в древности именовали его Теопросопон, а во времена Византийской империи — Литопросопон. Согласно легенде, Батрун был основан Итхубалом I (Ефваала), царём Тира, на дочери которого, Иезавель, женился Ахав. Город был под римским владычеством, а позже был обращён в христианство и стал викариатом Антиохийского Патриархата. Во время бейрутского землетрясения 551 года Батрун был разрушен; есть точка зрения, что большая естественная гавань Батруна возникла во время этого землетрясения. Одна из средневековых достопримечательностей города — Форт Мсейла, который построен на изолированной массивной скале с крутыми склонами, окружённой горами. В Османской империи Батрун был местом маронитской епархии, викариатом маронитского патриархата. С 1999 года был резиденцией маронитской епархии. В настоящее время Батрун состоит из старого города с многочисленными старинными каменными церквями. расположенными вокруг старого финикийского порта.

Дейр эль-Камар — деревня на юге центральной части Ливана, в пяти километрах от города Байт-эд-Дин. В XVI—XVIII веках, Дейр эль-Камар был резиденцией правителей Ливана. Известна также мечетью Фахреддина 15-го века, дворцом Фахреддина II и другими дворцами. В деревне также находится синагога XVII века, закрытая в настоящее время. Во время своего расцвета деревня Дейр эль-Камар была центром ливанской литературной традиции. Это была первая деревня в Ливане, где был создан свой муниципалитет (в 1864 году). Дейр эль-Камар — родина многих известных ливанских художников, писателей, политиков. В 1840—1860 деревня была столицей друзов Ливана. Одной из важнейших религиозных святынь в Дейр эль-Камар является Богоматерь на холме, известная как Сейдет эль-Тейл. Легенда гласит, что эмир друзов в Дейр эль-Камар однажды увидел свет, исходящий из холма, после чего собрал своих солдат и приказал им раскопать холм. Он сказал им: «Если найдёте исламские символы — постройте мечеть. Если найдете христианские символы — постройте церковь». Солдаты раскопали холм и нашли скалу с крестом на нём, а под крестом — изображения Луны и Венеры. Это было знаком того, что на этом месте сначала был храм, посвящённый Луне и Венере, а затем — церковь, которые могли быть разрушены от землетрясений и войн.

Захле — столица и крупнейший город провинции Бекаа. Он расположен в 55 км к востоку от Бейрута, неподалеку от шоссе Бейрут-Дамаск, лежит на стыке хребта Ливан и долины Бекаа, в среднем на высоте 1000 м. Благодаря своему географическому положению город получил прозвища «невеста Бекаа» и «сосед ущелья», а также «город вина и поэзии». Этот город известный в регионе своим приятным климатом, многочисленными ресторанами и качественным араком. Населён преимущественно греками-католиками. Захле построен на предгорьях Ливанского хребта, над ним поднимается гора Саннин высотой 2628 метров. Захле был основан в начале XVIII века, и в начале XIX века непродолжительное время существовал в качестве независимого государства, имел собственный флаг и гимн. Захле был сожжён в 1777 году и 1791 году, после чего в 1860 году во время конфликта между христианским населением города и друзов из соседних областей был снова сожжён и разграблен. Строительство железной дороги между Бейрутом и Дамаском в 1885 году принесло процветание Захле, который стал центром пересечения торговых путей между Ливаном, Сирией и Ираком, продолжая оставаться аграрным центром. В городе находится большое количество домов из известняка, покрытых красной черепицей. В нём располагаются несколько зданий эпохи Османской империи, несколько старых церквей, статуя Богоматери Бекаа, и большой сераль. Однако наиболее привлекательным объектом для туристов в Захле является 300-метровая набережная вдоль реки, где расположены многочисленные ресторанами, кафе и игровые комнаты.

Сидон — третий по величине город в Ливане, столица Южного Ливана. Расположен на берегу Средиземного моря, в 40 км к северу от Тира и в 40 км к югу от Бейрута. Был одним из важнейших финикийских городов. Гомер высоко ценил мастерство сидонцев в производстве стекла, фиолетовых красителей, а также искусство вышивки местных женщин. Возможно, что из Сидона началась колонизация будущего города Тира. Подобно другим финикийским городам-государствам, Сидон за свою историю неоднократно страдал от набегов завоевателей. В 351 г. до н. э. он был захвачен императором Артаксерксом III, а затем Александром Македонским в 333 году до н. э. При преемниках Александра, Сидон пользовался относительной автономией и организовывал состязания, в которых принимали участие лучшие спортсмены региона. Историческое ядро Сидона — старый город эпохи мамлюков, расположенный между Морским замком и замком Сент-Луис. Этот средневековый город, расположенный на мысе, выступающем в море, и окружённый стенами, очень хорошо сохранился и до сих пор обитаем. Старый Город представляет собой лабиринт сводчатых и извилистыми узких улочек. На улочках расположены многочисленные сувенирные магазины и мини-рынки, старинные пекарни, где пекут хрустящий хлеб из цельной пшеницы, который называется «каак». Многие улицы носят названия профессий — «улица плотников», «улица портных» и т. д. Несколько мечетей, начиная с эпохи Омейядов, до сих пор сохранились и открыты для посещений. Исторически Сидон использовался Дамаском и Горным Ливаном в качестве перевалочной базы для импорта и экспорта товаров из Египта и Европы, что наложило свой отпечаток на инфраструктуру горда: большое количество караван-сараев, крупнейший из которых — «Хан-эль-франджи», старые порты с причалами и Морской замок Сидона — форт, который охраняет порт.

Музеи

Национальный музей Бейрута — главный археологический музей в Ливане. Коллекция музея начала формироваться после первой мировой войны, но музей был официально открыт в 1942 году. Коллекция музея насчитывает около 100 000 объектов, большинство из которых являются античными и средневековыми артефактами. В экспозиции музея представлено около 1300 экспонатов, датируемых от доисторических времен до периода мамлюков. Здание музея спроектировано в египтизирующием стиле и построено из ливанского известняка цвета охры. Экспозиция занимает подвал, цокольный этаж, мезонин и террасу; центральный блок над мезонином покрыт стеклянной крышей, что создаёт естественное освещение в залах музея. Общая площадь экспозиции составляет 6000 квадратных метров, запасники и административные помещения занимают около 1000 квадратных метров. Экспозиция музея выстроена по хронологическому принципу — начиная с первобытного общества и заканчивая эпохой Османской империи. На первом этаже расположено 83 крупных объекта (саркофаги, мозаичные статуи и рельефы). На верхнем этаже находится 1243 малых и средних артефакта, расположенных в хронологическом порядке.

Музей Джебрана — бывший монастырь Мар Саркис в Бишари, в 120 километрах от Бейрута, посвящён жизни и деятельности ливанского художника, писателя и философа Халиля Джебрана (1883—1931). Музей основан в 1935 году, его экспозиция включает 440 картин и рисунков Джебрана, мебель, его личные вещи и рукописи. На территории музея также находится могила Джебрана. Здание, в котором находится музей, было куплена сестрой Джебрана в 1931 году по его просьбе. В 1975 году Национальный комитет Джебрана восстановил и расширил здание музея, и ещё больше расширил в 1995 году.

Археологический музей Американского университета в Бейруте является третьим по возрасту музеем на Ближнем Востоке, после музеев Каира и Стамбула. В музее представлены левантийские артефакты от каменного века до исламского периода. Музей был создан в 1868 году после того, как американский военный и археолог итальянского происхождения Луиджи Пальма ди Чеснола подарил создаваемому Американскому университету в Бейруте коллекцию образцов посуды, найденных при раскопках на Кипре. В период с 1902 по 1938 году музей приобрёл коллекции со всего Ближнего Востока. экспозиция музея была закрыта во время второй мировой войны и вновь открылась в 1948 году. В 1950-х площадь экспозиции была удвоена. Экспозиция организована по хронологическому принципу, в залах установлены дисплеи, на которых демонстрируется история гончарного ремесла. Демонстрируются также коллекции Чеснолы — керамика Кипра от бронзового века до эпохи Римской империи. Коллекция первобытных артефактов включает в себя объекты эпох палеолита и неолита. Коллекция из раскопок Ксар Акил подарена сотрудниками Бостонского университета, которые вели там раскопки в 1948 году. На дисплее можно видеть стратиграфию 23-метрового пласта, в котором расположено 37 культурных слоёв, принадлежащих нескольким культурам.

Музей Сурсок — музей современного искусства, расположенный в бейрутском районе Ашрафия, на улице Сурсок к востоку от центра города. Здание музея принадлежало бейрутскому аристократу Николасу Сурсоку (ум.1961), который завещал свою виллу городу Бейруту. Здание представляет собой особняк 18 века, построенный с сильным влиянием венецианского и оттоманского стиля. Коллекция музея состоит из 5000 экспонатов, среди которых картины, скульптуры, керамика, изделия из стекла и иконы 18 — 20 веков. В постоянной коллекции музея находятся работы многих ливанских и зарубежных художников, таких как Шафик Аббуд, Рафик Шараф, Омар Онси, Ареф Рейес и многих других. В настоящее время проходит реконструкция музея, что должно увеличить площадь экспозиции с 2 тысяч до 7 тысяч квадратных метров, также появятся дополнительные выставочные залы, библиотека, книжный магазин и музыкальная комната.

Частный музей Роберта Муавада — резиденция в квартале Бейрута Зокак эль-Блат, в которой ливанский бизнесмен Роберт Муавад создал музей. Здание построено в неоготическом стиле по проекту ливанского политика и коллекционера произведений искусства Анри Филиппа Фарауна в 1911 году. Архитектура дворца отражает влияние на Фарауна исламского искусства. Музей был открыт 11 мая 2006 года. В нём располагаются экспонаты, отражающие особенности восточной и западной культур, редкая коллекция книг, коллекция китайского фарфора, керамика, византийские мозаики, римские мраморные скульптуры, банки и кувшины, исторические колонны, глиняная посуда, старинное оружие, уникальные ковры, сложные ювелирные украшения, редкие драгоценные камни, мелькитские иконы и древние рукописи.

Музей ливанской первобытной истории был открыт в июне 2000 года в честь 125-летия Университета Святого Иосифа в Бейруте. Музей занимает в общей сложности 350 квадратных метров на двух уровнях. В музее хранится большое количество древних артефактов, собранных факультетом гуманитарных наук Университета Святого Иосифа. В 1988 году в университете был создан научно-исследовательский центр, развитие которого привело к созданию Музея в июне 2000 года. Среди экспонатов музея — уникальная коллекция животных и человеческих костей, неолитическая керамика, каменные орудия труда и другие предметы старины из более чем 400 археологических памятников. Эти коллекции до конца 1990-х годов были доступны только специалистам.

Музей Греческого православного собора Святого Георгия находится в православном соборе Святого Георгия на площади Неджме в Бейруте. Это относительно небольшой музей, расположенный на месте, где 2 тысячи лет назад были построены 7 христианских церквей. Музей находится в склепе под собором в его экспозиции находятся масляные лампы, глиняные и терракотовые горшки, декоративные статуи и распятия, найденные в различных местах. Реликвии расположены под стеклянными панелями, также стеклянная перегородка отделяет склеп от церковного алтаря, расположенного прямо над ним. Маршрут для посетителей музея предусматривает 12 остановок, по пути следования находятся надгробия, мозаики, погребальные камеры, гравюры на камнях и колоннах, хорошо сохранившиеся скелеты, а также фрагмент древней мощёной дороги. Руины были раскопаны ливанскими археологами ливанской перед реставрацией собора; полагают, что здесь располагалась знаменитая древняя бейрутская школа права, разрушенная во время Бейрутского землетрясения 551 года.

Другие крупные музеи Ливана:

• Музей Амина Рихани
• Музей М.Фаруха
• Музей и библиотека Католикоса Киликии
• Музей Баальбека
• Музей искусств Дахеша
• Музей ливанского наследия
• Музей фоссилий в Библе
• Музей восковых фигур в Библе
• Музей «Память времени»
• Музей мыла в Сидоне.

Объекты Всемирного наследия ЮНЕСКО

Анджар

Старинный город Анджар, включённый в список Всемирного наследия ЮНЕСКО в 1984 году, известен как центр левантийских торговых путей, его возраст насчитывает 1300 лет. Анджар был основан в начале VIII века омейядским халифом Аль-Валидом I ибн Абдул-Маликом, его название происходит от арабского «Айн Джерра» («источник Джерра»). Развалины города занимают площадь 114 тысяч квадратных метров и окружены каменными стенами, 7 метров высоты и толщиной более 2 метров. Прямоугольная планировка города следует традициям римского градостроительства, а каменная кладка зданий — византийским традициям. Две главных улицы города — Кардо Максимус, идущая с севера на юг, и Декуманус Максимус, идущая с востока на запад, обе имели 20-метровую ширину и делили город на четыре квадранта. На перекрестке в центре города размещались 4 тетрапилона — сооружения кубической формы, с воротами на каждой из четырёх сторон .

Баальбек

В эпоху финикийцев Баальбек был небольшой деревней, население которого поклонялось божествам плодородия — Баалу, Анат и Хададу. В эллинистическую эпоху город получил название Гелиополь и был значительно перестроен после завоевания римлянами в 64 году до нашей эры. Римляне превратили город в святилище для поклонения Юпитеру, Венере и Меркурию, в честь которых на протяжении двух столетий сооружались колоссальные храмы. В настоящее время посетители Баальбека, пройдя через римские пропилеи и две больших площади с колоннадами, могут посетить храмовый комплекс, включающий в себя:

• Храм Юпитера — крупнейший храм за всю историю Древнего Рима. К настоящему времени от него сохранилось только шесть из 54 коринфских колонн, каждая высотой 22 метра и 2 метра в диаметре;
• Храм Бахуса — наиболее хорошо сохранившийся римский храм на Ближнем Востоке. По размерам он меньше, чем храм Юпитера, но при этом больше, чем Парфенон в Афинах. Отношение этого храма к остальной части храмового комплекса до настоящего времени остаётся загадкой;
• Храм Венеры расположен в юго-восточной части комплекса. В византийский период этот храм был переделан в церковь в честь святой Варвары.
• От храма Меркурия осталась часть лестницы, которая находится холме шейха Абдаллы, на небольшом расстоянии от главного храма .

Баальбек был внесен в список Всемирного наследия в 1984 году.

Библос

Город Библос был внесен в список Всемирного наследия в 1984 году. Первые поселения на этом месте появились ещё в эпоху неолита, история города насчитывает несколько тысяч лет и тесно связана с распространением финикийского алфавита .

Основные туристические достопримечательности в Библосе:

• Древние финикийские храмы, которые включают в себя Большой храм или L-образный храм, храм Баалат Гебал, и храм обелисков;
• Замок крестоносцев 12-го века, расположенный недалеко от порта;
• Мечеть Библоса, считается старейшей мечетью в мире;
• Средневековая городская стена;
• Музей восковых фигур Библоса;
• Церковь Иоанна Крестителя, построенная крестоносцами в 1150 году;
• Музей ископаемых Библоса;
• Исторический квартал и базары, рядом с входом к местам археологических раскопок.

Долина Уади-Кадиша и лес Хорш-Арз-эль-Раб

Долина Уади-Кадиша и лес Хорш-Арз-эль-Раб (Священный кедровый лес) включены в список Всемирного наследия в 1998 году. В долине Уади-Кадиша, расположенной в отрогах Западного хребта Ливана, располагалось поселение монахов периода раннего христианства. Рядом с долиной находится лес Хорш-Арз-эль-Раб — заповедник для сохранения последних экземпляров разновидности ливанских кедров, использовавшихся в древности для строительства финикийских судов и ркультовых зданий.

В долине Уади-Кадиша расположены следующие монастыри:

• Монастырь Каннубин, старейший из монастырей маронитов в долине;
• Кузайя или монастырь святого Антония Великого, основанный в 4 веке Святым Иларионом;
• Монастырь Богоматери в Хаука, основанная в конце 13 века крестьянами из деревни Хаука;
• Монастырь Мар Саркис-у-Бахос (Ихден);
• Монастырь Мар-Лишаа, построенный орденом маронитов и Орденом босых кармелитов;

Также в долине находятся монастыри Мар Джирджис, монастырь Мар Юханна, монастырь Мар Абун с поселением отшельников Мар Саркис и монастырь Maр Моура в Ихдене.

Тир

Тир был внесен в список Всемирного наследия в 1984 году. Город, известный как родина пурпурной краски, основал несколько колоний в Средиземноморье, таких как Карфаген и Кадис. В Тире последовательно существовали несколько цивилизаций — финикийцы, древние греки, римляне, крестоносцы и турки-османы. В городе до настоящего времени сохранились некоторые исторические объекты, в основном периода римского господства.

Основные археологические памятники в Тире:

• Аль-Басс, где находятся три монументальных арки, обширный некрополь и большой ипподром (все построены в период II—VI веков);
• Развалины старого финикийского города, где расположены колоннады, здания общественных бань, мозаики, большой жилой квартал и прямоугольная арена.

Популярные туристические направления в Ливане

• Сайда — город с 6000-летней историей на южном побережье Ливана. Знаменит своим музеем мыла, Сидонской крепостью, Старым городом, статуей богородицы в Магдуше, храмом Эшмуна и другими достопримечательностями;
• Мзаар Кфардебиан — известный ливанский горный и горнолыжный курорт;
• Джуния — местность, где находится статуя Девы Марии Ливанской (Джуния);
• Джейта — одна из самых живописных известняковых пещер в мире;
• Байт-эд-Дин — небольшой город в районе Шуф, в котором находится одноимённый дворец</span>^ru_en и проходит ежегодный фестиваль искусств</span>^ru_en;
• Батрун — небольшой город на севере Ливана, со знаменитой крепостью, построенной крестоносцами;
• Триполи — второй по величине город страны, с известным базаром и крепостью Мон-Пелерен;
• Бейрут — столица страны, её культурный и экономический центр, самое посещаемое туристами место в Ливане. Здесь находится большое количество отелей, ресторанов, кафе, ночных клубов и т. д. В течение лета, площади и парки Бейрута превращаются в огромные концертные залы под открытым небом, где выступают местные и зарубежные исполнители.

Фестивали в Ливане

В Ливане, особенно в летний сезон, проходит большое количество фестивалей, многие из которых проводятся в исторических местах, в том числе в Баальбеке, Библосе и Байт-эд-Дине.

Основные ливанские фестивали :

• Фестиваль в Анджаре
• фестиваль в Аль Бустане
• Фестиваль искусств в Баальбеке</span>^ru_en
• Фестиваль искусств в Байт-эд-Дине</span>^ru_en
• Фестиваль искусств в Библосе</span>^ru_en
• фестиваль в Дейр эль Камаре
• фестиваль в Тире.

См. также

• Список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО в Ливане

Литература

• Dewailly B., 2007, [hal.archives-ouvertes.fr/docs/00/16/04/19/HTML " Du cas et des «K» touristiques libanais : une communication géographique " ], in Villes et Territoires du Moyen-Orient, Institut Français du Proche-Orient, Beyrouth, mars, n° 3, on Hal-SHS.
• Dewailly B. et Ovazza J.-M., 2009, «Le tourisme au Liban : quand l’action ne fait plus système», in Berriane M. (Ed.), Tourisme des nationaux, tourisme des étrangers : quelles articulations en Méditerranée ?, Rabat University Press, Faculté des Lettres et des Sciences Humaines and European Research Institute, Florence, Italy, 277 p. ISBN 978-2-35604-098-5 — [hal.archives-ouvertes.fr/index.php?halsid=agl95cu9ook09rovldcvrdjp14&view_this_doc=halshs-00328175&version=1 PDF preprint version 2004] on Hal-SHS.
• Dewailly B. et Ovazza J.-M., 2009, « Les complexes balnéaires privés au Liban. Quels lieux touristiques en émergence ?», in Berriane M. (Ed.), Tourisme des nationaux, tourisme des étrangers : quelles articulations en Méditerranée ?, Rabat University Press, Faculté des Lettres et des Sciences Humaines and European Research Institute, Florence, Italy, 277 p. ISBN 978-2-35604-098-5 — [hal.archives-ouvertes.fr/index.php?halsid=agl95cu9ook09rovldcvrdjp14&view_this_doc=halshs-00328180&version=1 PDF preprint version 2004] on Hal-SHS.
• Ministère libanais du tourisme, 1995, Le Liban — Un Avenir — Le Tourisme, Plan de Reconstruction et de Développement Touristiques du Liban, République Libanaise, Organisation Mondiale du Tourisme, République Française, Programme des Nations-Unies pour le Développement.

Отрывок, характеризующий Туризм в Ливане

Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.