Турист (фотоаппарат)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Турист
</td></tr> Производитель ГОМЗ
Год выпуска 19341940
Тип Пластиночная складная камера
Фотоматериал Фотопластинки в металлических односторонних кассетах
Размер кадра 6,5×9 см
Тип затвора «ГОМЗ», центральный, межлинзовый, без предварительного взвода
Объектив «Индустар-7» 3,5/105
Фокусировка ручная, перемещением передней линзы объектива
Экспозамер ручная установка выдержки и диафрагмы
Вспышка Синхроконтакт отсутствует
Видоискатель Рамочный и оптический
Размеры 134×100×60 мм (в сложенном состоянии)
Масса 570 г
 Изображения на Викискладе

«Турист» — советская пластиночная пластмассовая клапп-камера форматом 6,5×9 см с выдвижной на распорках передней стенкой с фокусировочным мехом.

Выпускалась в 19341940 годах на ГОМЗ (Государственный оптико-механический завод) в Ленинграде. К началу 1939 года было выпущено 136 тыс. шт.



Описание

Комплектовалась камера несменным объективом «Индустар-7» 3,5/105 и центральным межлинзовым затвором «ГОМЗ» без предварительного взвода с выдержками 1/25, 1/50, 1/100 с, «В» и «Д».

Система наводки на резкость — по матовому стеклу и по шкале расстояний (перемещением передней линзы объектива). Предел фокусировки от 1,5 м до бесконечности.

Камера имела рамочный и оптический (с увеличением 0,3×) видоискатели.

Кассеты — металлические, приставные, односторонние.

Габариты в сложенном виде: 134×100×60 мм, масса 570 г.

Напишите отзыв о статье "Турист (фотоаппарат)"

Литература

А. А. Сыров Путь Фотоаппарата. Из истории отечественного фотоаппаратостроения. Государственное издательство Искусство. Москва, 1954.

Ссылки

  • [www.photohistory.ru/index.php?pid=1207248173803257 История развития отечественного фотоаппаратостроения. Фотоаппарат «Турист».]

Отрывок, характеризующий Турист (фотоаппарат)

– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.