Туркенич, Иван Васильевич

Иван Туркенич
Иван Васильевич Туркенич
фото 1943 года
Дата рождения	15 января 1920(1920-01-15)
Место рождения	село Новый Лиман, Богучарский уезд, Воронежская губерния, РСФСР
Дата смерти	14 августа 1944(1944-08-14) (24 года)
Место смерти	город Глогув, Польша
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1940—1944
Звание	капитан
Часть	9-я пластунская стрелковая дивизия
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Ива́н Васи́льевич Турке́нич (15 января 1920, село Новый Лиман, Воронежская губерния — 14 августа 1944, город Глогув, Польша) — командир и начальник боевого штаба подпольной антифашистской комсомольской организации «Молодая гвардия», действовавшей в 1942—1943 годах в оккупированном гитлеровскими войсками городе Краснодоне Ворошиловградской области Украинской ССР во время Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (посмертно, 1990).

Биография

До войны

Иван Туркенич родился 15 января 1920 года в селе Новый Лиман Воронежской губернии РСФСР (ныне Петропавловского района Воронежской области России), в шахтёрской семье. Отец — Василий Игнатьевич Туркенич, шахтёр. Мать — Феона Ивановна. Сёстры — Валентина и Ольга.

В конце 1920 года семья Туркеничей переехала в город Краснодон, где с 1929 по 1935 годы Иван учился сначала в неполной средней школе, а затем — в средней школе № 1 имени Максима Горького.

С 1935 по 1936 годы в Краснодоне учился на педагогическом рабочем факультете Ворошиловградского государственного педагогического института имени Тараса Шевченко.

В 1937—1938 годах работал наборщиком в типографии краснодонской районной газеты «Социалистическая родина».

В марте 1938 года вступил в ряды ВЛКСМ.

В 1940 году окончил три курса Севастопольского техникума железнодорожного транспорта и был призван в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА).

С 1940 по 1941 год — курсант Севастопольского военного училища зенитной артиллерии.

Во время Великой Отечественной войны

Летом 1941 года Иван Туркенич в звании лейтенанта был направлен в распоряжение Уральского военного округа, а затем на курсы командиров миномётных батарей при Артиллерийской академии РККА имени Ф. Э. Дзержинского, дислоцированной с 1941 по 1944 годы в городе Самарканде Узбекской ССР.

В мае 1942 года ушёл на фронт. С июня 1942 года воевал в должности помощника начальника штаба 614-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка. В августе 1942 года в одном из боёв на среднем Дону в ходе Сталинградской битвы в составе части попал в окружение, был ранен в правую руку, выходил в одиночку, несколько дней бродил по занятой немцами территории, но у линии фронта, в бессознательном состоянии, был ими схвачен и доставлен в лагерь военнопленных, где находился пять страшных дней и ночей. На шестой день, когда пленных перегоняли на новое место (в сторону Суровикино Сталинградской области), Туркенич бежал и, обессиливший от голода и усталости, тайно пробрался в оккупированный Краснодон.

В Краснодоне Иван Туркенич продолжил борьбу с немецко-фашистскими захватчиками, возглавив боевую деятельность подпольной антифашистской комсомольской организации «Молодая гвардия» по поручению руководителя большевистского подполья Филиппа Петровича Лютикова, хорошо знавшего Ивана и его семью. Туркенич был избран командиром этой организации, введён в состав её боевого штаба и назначен его начальником.

В должности командира «Молодой гвардии» Туркенич, с помощью комиссара молодогвардейцев Олега Кошевого и членов штаба, свёл ранее разрозненные группы молодых подпольщиков Краснодона, Первомайки, Изварино, Семейкино в единый отряд юных народных мстителей, организованный по боевым пятёркам. В состав организации входило около ста человек, снабжённых оружием, собранным на поле боя и захваченным у нацистских оккупантов. Помимо работы по руководству боевой деятельностью молодёжного подполья, Туркенич принимал непосредственное участие в многочисленных боевых операциях «Молодой гвардии».

После раскрытия организации «Молодая гвардия» службой безопасности (СД) гитлеровской Германии, 2 января 1943 года Туркеничу удалось избежать ареста, скрывшись от полиции: он прятался в Краснодоне до начала февраля. Когда Красная армия подошла к Северскому Донцу, перешёл линию фронта.

14 февраля 1943 года город Краснодон был освобождён от оккупационных войск нацистской Германии советскими войсками Юго-Западного фронта в ходе Ворошиловградской операции. Сразу после освобождения города Иван Туркенич вернулся в Краснодон в должности командира миномётной батареи 163-го гвардейского стрелкового полка 54-й гвардейской стрелковой дивизии. С мая 1943 года по февраль 1944 года служил в 473-м артиллерийском полку 33-й стрелковой дивизии в качестве помощника начальника штаба полка. С февраля 1944 года находился в распоряжении Политотдела 99-й стрелковой Житомирской Краснознамённой ордена Суворова дивизии. Все эти годы Туркенич отважно сражался, освобождая Киев, Житомир, Тернополь, Львов.

В июне 1944 года был принят в ряды Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) (ВКП(б)).

13 августа 1944 года во время боёв за польский городок Глогув капитан Иван Туркенич был смертельно ранен и через сутки, 14 августа 1944 года, скончался в возрасте двадцати четырёх лет.

Из воспоминаний Героя Советского Союза Семёна Прокофьевича Серых, однополчанина Ивана Туркенича:

Жители Глогува, наверное, помнят, как мы входили в местечко. Приветствовали нас цветами. А мы везли на повозке тяжелораненого офицера. Преклонного возраста крестьянин, увидев смертельно бледное лицо молодого героя, вытер рукавом слёзы… Когда мы хоронили Туркенича, собрались жители Глогува. Прогремел последний залп. На могиле выросла гора живых цветов и венков…

После войны прах Ивана Туркенича был перенесён на кладбище советских воинов в польском городе Жешуве. На могиле — надгробная надпись на польском и русском языках: «Герою „Молодой гвардии“ Ивану Туркеничу — граждане Жешувского воеводства».

Награды

За мужество и доблесть, проявленные в борьбе с фашистами на фронте и в тылу врага, командир «Молодой гвардии» Иван Васильевич Туркенич награждён орденом Красного Знамени (13 сентября 1943 года) и медалью «Партизану Отечественной войны» I степени (23 сентября 1943 года), посмертно — орденом Отечественной войны I степени (30 декабря 1944 года).

К званию «Героя Советского Союза» Иван Васильевич Туркенич был представлен дважды: в сентябре 1943 года и в августе 1944 года. Однако, согласно приказу № 270 Ставки Верховного Главнокомандования Красной армии, все военнослужащие, попавшие в плен, объявлялись дезертирами и изменниками, и фамилия Туркенича дважды вычеркивалась из списков представленных к награде героев. Лишь сорок шесть лет спустя, «за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов», указом Президента СССР М. Горбачёва № 114 от 5 мая 1990 года это высокое звание было присвоено капитану Туркеничу Ивану Васильевичу посмертно.

Память

• В честь И. В. Туркенича в польском городе Жешув на кладбище советских воинов установлен семиметровый обелиск, на котором на польском и русском языках высечены его имя и фамилия.
• Мемориальные доски с именем И. В. Туркенича установлены в Житомирском военном институте имени С. П. Королёва Национального авиационного университета, в Артиллерийской академии РККА имени Ф. Э. Дзержинского, в детском оздоровительном лагере «Артек», в Самаркандском государственном университете.
• В сквере имени «Молодой гвардии» в городе Луганске установлен бюст И. В. Туркенича.
• В Воронеже, Кривом Роге, Краснодоне и Горловке в честь И. В. Туркенича названы улицы.
• В школьном парке села Петропавловка Воронежской области в 2014 году отреставрирован памятник И. В. Туркенича. Изначально средства и бронзу на памятник по инициативе жителей Нового Лимана (где родился будущий Герой), собирали комсомольцы и пионеры не только Петропавловского района, но и всей Воронежской области. Памятник был отлит скульптором Сушковым на Мытищинском заводе и в 1961 году открыт в Петропавловке. Первоначально он стоял на песчаном холме. На открытие памятника приезжала мать Ивана Туркенича — Феона Ивановна и оставшийся в живых молодогвардеец Радий Юркин. В 1967 году памятник перенесли в школьный парк, где он находится по сей день.
• 22 июня 2010 года, в День памяти и скорби, в честь 90-летнего юбилея со дня рождения И. В. Туркенича, под селом Раковичи Житомирской области состоялось открытие памятника герою-молодогвардейцу.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1149 Туркенич, Иван Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.molodguard.ru/guardian7.htm Биография и фотографии Ивана Туркенича]. // molodguard.ru.
• [www.fire-of-war.ru/mg/turkenich.htm Молодогвардейцы — Иван Туркенич]. Сайт Алёны Дружининой // fire-of-war.ru.
• [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1149 Туркенич Иван Васильевич. Герой Советского Союза. Биография]. Патриотический интернет-проект «Герои страны» // warheroes.ru.

Отрывок, характеризующий Туркенич, Иван Васильевич

В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.