Туркестанская военная организация

Туркестанская военная организация
Идеология:	антибольшевизм
Активна в:	Сырдарьинская, Ферганская и Самаркандская области
Дата формирования:	февраль 1918
Дата роспуска:	январь 1919
Участие в конфликтах:	Гражданская война в России: Осиповский мятеж и другие

Туркестанская военная организация (ТВО) — подпольная организация с центром в Ташкенте, созданная в Туркестане для свержения советской власти в крае группой бывших офицеров царской армии и рядом представителей русской интеллигенции и чиновников бывшей администрации края. К началу августа 1918 года организация была первоначально организационно оформлена как «Туркестанский союз борьбы с большевизмом».

Цели и задачи организации

ТВО подготавливала восстание против советской власти в Туркестане. Активную помощь организации оказывали агенты иностранных спецслужб, в первую очередь английских с приграничной территории, и агенты, действующие под прикрытием иностранных дипломатических миссий, аккредитованных в Ташкенте при правительстве Туркестанской республики. Первоначально выступление против Советской власти в крае намечалось на август 1918 года, однако по ряду причин дату этого выступления позднее пришлось пернести на весну 1919 года.

В состав Туркестанской военной организации входило много офицеров, во главе с полковником П. Г. Корниловым (братом известного вождя белого движения Л. Г. Корнилова), полковником И. М. Зайцевым, генерал-лейтенантом Л. Л. Кондратовичем, бывшим помощником генерал-губернатора Туркестана генералом Е. П. Джунковским, а также генералы Ласточкин, Гордеев, Павловский, полковники — Руднев, Цветков, Бутенин, Савицкий, Ораз-Хан-Сердар, Зайцев, Крылов, Лебедев, Александров, подполковники — Блаватский, Корнилов, Иванов, офицеры — Гагинский, Стремковский, Фельдберг и др.. Позднее в ряды ТВО вошел и комиссар по военным делам Туркестанской республики К. П. Осипов, в окружении которого видную роль играли такие офицеры как полковник Руднев, ординарец Осипова Ботт, Гагинский, Савин, Бутенин, Стремковский и др.

Вокруг ТВО в конечном счете сплотились все антибольшевистские силы края — кадеты, меньшевики, правые эсеры и буржуазные националисты, басмачи, и мусульманское духовенство, бывшие чиновники царской администрации, дашнаки, бундовцы. В августе 1918 года в Ташкенте на основе «Туркестанской военной организации» был создан «Туркестанский союз борьбы с большевизмом», в состав которого помимо офицеров входили по мнению советских историков и такие гражданские лица как граф Г. Доррер, горнопромышленник П. С. Назаров, чиновники А. С. Тишковский, Шкапский, Иванов, техник Попов, инженер Агапов, кадеты Шендриков, Щепкин, меньшевики Захватаев, Левин, Мауэр, Погребов, Скворцов, Хвостовский, эсеры Фунтиков, Домогацкий, Колузаев, Ходжаев, Бельков, Чайкин и другие. Члены этой подпольной организации установил связь с атаманом Дутовым, генералом Деникиным, казахскими националистами-алашординцами, эмиром бухарским, главарями ферганских и туркменских басмачей, закаспийскими белогвардейцами, английскими консулами в Кашгаре, Кульдже, Мешхеде. Руководители организации подписали договор, по которому обязались передать Туркестан под английский протекторат сроком на 55 лет. В свою очередь представитель английских спецслужб в Средней Азии Маллесон обещал представителям ТВО помощь в размере 100 миллионов рублей, 16 горных орудий, 40 пулеметов, 25 тысяч винтовок и соответствующее количество боеприпасов. Таким образом, по мнению сотрудников ТуркЧК, разделяемому советскими исследователями этого исторического периода, представители английских спецслужб не только помогали заговорщикам, они определяли цели и задачи организации и контролировали её действия, что однако не подтверждается известными документами зарубежных источников.

В октябре 1918 года спецслужбы Туркестанской республики — совместно с уголовным розыском Ташкента — вышли на след подпольной антибольшевистской организации, после чего был произведен ряд арестов среди её руководителей. Оставшиеся на свободе руководители подполья ушли из города, но некоторые ответвления организации уцелели и продолжали действовать. Английский офицер, находящийся с дипломатической миссией в Ташкенте — Ф. М. Бейли перешел на нелегальное положение. По мнению советских историков именно ТВО сыграла важную роль в инициирования восстания под руководством Константина Осипова в январе 1919 года. На последнем этапе своего существования в ряды ТВО фактически вошли представители и новой советской номенклатуры — большевик-ленинец Агапов и техник Попов.

После поражения восстания ушедшие из Ташкента офицеры образовали Ташкентский офицерский партизанский отряд (101 чел.), с марта сражавшийся совместно с другими антибольшевистскими формированиями против красных частей в Ферганской долине, а затем под Бухарой. Затем остатки Ташкентского офицерского партизанского отряда соединились с частями Туркестанской армии.

См. также

• Туркестанская армия (ВСЮР);

Литература и ссылки по теме

• Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья, кн. 1, с. 253—254.
• Гражданская война и военная интервенция в СССР, т. 1.
• [denbat3.webs.com/ Князь А. Н. Искандер. Небесный поход, ВИВ, № 9, с. 8.]
• [orenbkazak.narod.ru/zaic.htm Ганин А.В. Большая игра генерал-майора И.М. Зайцева // Казачество России в Белом движении. Белая гвардия. Альманах. 2005. № 8. С. 193-207.]
• [www.samisdat.com/5/55/553-4gl6.htm Сергей Волков. Трагедия русского офицерства. ГЛАВА 4. Офицерство в Белом движении]

Отрывок, характеризующий Туркестанская военная организация

– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?