Трухмены

Трухме́ны (ставропольские туркмены, самоназвание — туркмен) — этнографическая группа туркмен численностью свыше 15 тыс. человек (2010 г., перепись), проживающая на северо-востоке Ставропольского края (Туркменский и север Нефтекумского района). Предки трухмен переселились в конце XVII — начале XVIII века с полуострова Мангышлак, отделившись от туркменских племён чоудор, игдыр и союнаджи (в другой транскрипции эгдыровский, чавдуровский и сайнаджиевский). Это родовое деление сохранялось у ставропольских туркмен до начала ХХ века и российские губернские власти долгое время уважали эту традицию.

История формирования

Появление туркмен на территории нынешнего Ставропольского края обусловлено тем, что в 1609 году при приходе калмыков в прикаспийские степи, часть покорённых ими мангышлакских туркмен была причислена к телохранителям торгутского хана Хо-Урлюка. Первоначально ставропольские туркмены кочевали вместе с калмыками. Письменные источники фиксируют присутствие туркмен на правом берегу Волги уже в 1653 году. Однако, с калмыцкими ханами их отношения складывались непросто. К примеру, в 1771 году часть переселившихся за Волгу туркмен, была насильно уведена мятежным калмыцким ханом Убуши в Китай, который протестовал против усиления Российского государства в низовьях Волги. Но за р. Урал 340 туркменских семей бежали и возвратились назад в теперь уже российские владения, где российские власти позволили им кочевать от Волги до реки Кумы на Северном Кавказе.

В 1793 г. Мангышлак покинула вторая волна эмигрантов-туркмен. Но представители этой волны до Ставрополья уже не дошли и осели в дельте Волги. Таким образом сформировались астраханские туркмены. Их ряды продолжали пополняться отдельными кочевыми туркменскими семьями вплоть до 1813 года, когда, по свидетельству П. И. Небольсина, в низвьях Волги поселилась последняя группа из 600 мангышлакских туркмен.

Переход на осёдлость

С 1825 года существовало Туркменское приставство Ставропольской губернии с двумя центрами: в Летней и Зимней ставках. В 1827 году туркмены Юга России были освобождены от воинской повинности. После 1825 года, в связи с массовым переселением в Ставрополье русских крестьян, губернские власти начали пытаться упорядочить жизнь кочевников. Упадок традиционного кочевого скотоводства среди туркмен был постепенным процессом. Так, в 1863 году в Верхнем Барханчаке туркмены организовали первый аул, получивший название Баш-оба или Баш-агыл (то есть главное или начальное селение, загон), включавший в себя 708 хозяйств. По данным этнографа Володина, к 1902 году местные туркмены жили уже в 13 оседлых аулах, насчитывавших 2 072 дома и 11 тысяч жителей. Кочевой образ жизни продолжалa вести уже меньшая их часть: 5,5 тысяч.
До революции среди трухмен существовала определенная имущественная дифференциация. Наиболее известен местный предприниматель Муса-Аджи Эшеев (Ишеев), у которого работало около 1500 человек. Он выстроил кирпичный дом в восточном стиле, сохранившийся и в 2011 году. Эшеев торговал мукой, керосином, маслом, поставлял в русскую армию в Первую мировую войну ахалтекинских скакунов. Рядом с его домом стояла юрта, а также мазанки для работников и приезжих, аптека, мельница, маслозавод и мыловарня, оборудование для которых было привезено из Франции.

Советский период

В 1917 году Туркменское приставство преобразовано в Туркменский уезд, который стал в 1920 году Туркменским районом с центром в селе Летняя Ставка. В рамках политики коренизации готовили национальные кадры: к 1933 году 80-85 % работников Туркменского райисполкома были туркменами, во всех туркменских аулсоветах председателями и секретарями были представители этой группы населения.
Коллективизация привела к тому, что часть бывших туркменских богачей бежала за реку Куму, в Дагестан, где ими были основаны аулы, существующие поныне. В 1956 году Туркменский район был ликвидирован, но в 1970 году восстановлен в новых границах.

Родоплеменное деление

Исторически делились на тайпы (народности). Полевые исследования 2007—2011 годов показали, что племенное деление сохранилось и играет некоторую роль. Даже в одном селении представители разных туркменских народностей предпочитают селиться отдельно. Так, аул Озек-Суат делится на Верхний, где живут союнаджи (их в селе около 30 %) и игдыры (10 %), и на Нижний, где живут човдуры — их примерно 60 %. Чувство «племенной» солидарности имеет реальное значение, используется в конкуренции за доступ к административным ресурсам. Желание видеть во власти представителя именно своего клана проявилось во время выборов в местные органы власти. По словам жителей Озек-Суата, в результате завязалась нешуточная предвыборная борьба, имели место и конфликтные ситуации. Об остроте межклановой конкуренции можно судить по высказываниям некоторых жителей аула о том, что главой местной администрации желательно было бы видеть не туркмена, а русского, который бы был нейтральной фигурой по отношению ко всем туркменам, как это было до середины 2000-х годов.

Совет старейшин и самоуправление

Еще в царское время у трухмен существовали выборные аксакалы, которые помогали приставу. Полевые исследования 2007 и 2011 годов показали, что помимо органов местного самоуправления, большую роль у ставропольских туркмен играет Совет старейшин. Этот орган избирается на собраниях, которые проходят на кладбищах. Избирателями являются взрослые мужчины от 30 лет (может прийти отец с сыновьями), обязательно присутствие на собрании хотя бы одного представителя от каждого дома. В Совет старейшин входят пожилые и активные мужчины, значительную роль играет мулла. Функции Совета достаточно обширны — проведение общественных работ (к примеру, как организовать водопой для скота), и сбор денег на общие нужды (например, на строительство мечети или дороги), оказание помощи односельчанам (например, собирают деньги для вдовы, или кому-то на поездку, или если сын отделяется от родителей, или помогают провести газ). Также совет разбирает тяжбы между жителями, наказывает провинивших- ся, порой даже берёт на себя функции органов правопорядка, воздействуя на нарушителей своими методами, не прибегая к помощи полиции. Есть туркменские сёла, где самоуправление практиче- ски полностью регулирует общественную жизнь. Так, аулы Уллуби-Юрт и Махач входят в сельскую администрацию, центр которой — в ногайском селе Каясула, расположенном в 25 км от этих аулов. По словам местных жителей, сельская администрация не обращает никакого внимания на жизнь туркменских аулов, не выделяет денег на благоустройство и строительство дороги. Поэтому все проблемы приходится решать самим жителям, которые поддерживают порядок и не допускают кон- фликтов. Внутреннее самоуправление характерно для бригад туркмен, отправляющихся на заработки в гарнизон Ханкалы и на северные стройки. Туркмены образуют бригады, поддерживают друг друга и общий порядок: могут выслать своего товарища обратно за неблаговидное поведение, например, за пристрастие к алкоголю.

Занятия

Традиционные занятия — скотоводство (овцы, козы, лошади, крупный рогатый скот, верблюды), изготовление ковров, иных изделий из шерсти. Полевые исследования 2007 и 2011 годов показали, что среди мужчин-туркмен Ставрополья распространена трудовая миграция. Большая часть мужчин-туркмен из Туркменского района уезжала в Ханкалу, в российский гарнизон. Мужчины из туркменских аулов Нефтекумского района отправлялись на заработки в Тюменскую область. До 90 % молодых мужчин Озек-Суата, Уллуби-юрта и аула Махач работали на стройках газо- и нефтепроводов в Тюмени, Тынде, Норильске и других сибирских районах. Это, по словам жителей, «чисто туркменский, местный проект»: одновременно организованно выезжали и там работали по 300—400 человек из аулов.

Язык

Основная статья: Трухменский язык

Язык трухмен — диалект туркменского языка, c заметным влиянием языка ногайцев, c кочевьями которых граничили кочевья трухмен. Ставропольским туркменам ближе язык Ташауза и Чарджоуского велаята, и они плохо понимают туркменский язык, на котором идет телевещание из Ашхабада.
Полевые исследования конца 2000-х — начала 2010-х годов показали, что в семье ставропольские туркмены разговаривают на родном языке, в том числе молодежь. Практически все туркмены в совершенстве владеют русским, то есть они полностью двуязычны, за исключением незначительного числа очень пожилых женщин.
Преподавание туркменского языка осуществлялось до революции — например, с 1913 года туркменский язык преподавали в школе аула Озет-Суат. В 1920-е годы почти в каждом туркменском ауле были открыты национальные школы и библиотеки, с 1930 года на туркменском языке выходила районная газета. В 1965 году обучение родному языку в школах было прекращено.
В 1990-е годы несколько человек были отправлены в Ашхабад для получения специальности «туркменский язык», литературный вариант которого изучался в школах Ставрополья до начала 2000-х гг., а в некоторых аулах (например, в Эдельбае) и несколько позже. Однако впоследствии сфера использования туркменского языка сузилась — с середины 2000-х в Ставропольском крае на нем нет ни одной радиопередачи или телепрограммы, нет печатных изданий. Обучение (кроме школы аула Озек-Суат, где туркменский изучают факультативно) ведётся только на русском языке.

Религия

Верующие — преимущественно мусульмане-сунниты. Полевые исследования 2007 и 2011 годов показали, что почти в каждом ауле есть мечеть, а мулла играет важную роль в общественной жизни. Однако ревностного соблюдения обрядов не было выявлено. Из 34 респондентов посещали мечеть десять человек, из которых половина — молодые женщины. Мусульманский пост держали только двое из опрошенных. Строительство мечетей и деятельность мулл осуществлялось за счёт добровольных пожертвований. На мечеть собирают деньги два раза в год; все, независимо от религиозных убеждений, считали долгом поучаствовать в пожертвовании, подаянии. Отмечали два основных мусульманских праздника (Уразу и Курбан), в эти дни мужчины приходят на кладбище, где сыплют зерно на могилы и обсуждают общественные дела.

Материальная культура

Исследователь О. Брусина отмечает, что несмотря на все своеобразие культуры туркмен Ставрополья, именно культура Туркменистана является для них эталоном. Традиционный костюм ставропольских туркмен значительно отличается от костюма среднеазиатских туркмен, но полевые исследования 2007 и 2011 годов показали, что российские туркмены, посетив Туркменистан, приобретают там национальную одежду стандартизированного (текинского) образца. Там же заказывают одежду и для своих народных танцевальных ансамблей, для выступлений всадников и для участников традиционной борьбы гореш. Хотя эти наряды имеют мало общего с традиционными костюмами ставропольских и астраханских туркменов, к ним относятся как к символу укрепления национального духа.

Антропологический облик

Трухмены отличаются от туркмен Туркмении большей монголоидностью и более светлой пигментацией, что связано с межнациональными браками.

Численность и расселение

При переписи населения 2002 года трухмены учитывались вместе с туркменами (вместе более 33 тыс.), хотя за несколько веков раздельного проживания трухмены значительно отдалились от своих собратьев из Туркменистана. В Ставропольском крае тогда было зарегистрировано 13,9 тыс. туркмен (0,48 %). Перепись 2010 года зафиксировало присутствие в крае 15 048 туркмен. Они являются 9-м по численности народом края с долей в 0,54 %.

Pасселение

• Нефтекумский район 5 116 (7,44 %)
• Туркменский район 4 373 (17,9 %)
• Арзгирский район 540 чел. (1,95 %)

Связи с Туркменистаном

Ставропольские туркмены поддерживают связи с Туркменистаном: в этой стране побывало несколько делегаций, в ауле Эдельбай в 2009 г. был установлен привезённый из Ашхабада бронзовый бюст классика туркменской поэзии Махтумкули. В Ашхабад для участия в фестивалях несколько раз приглашались народные танцевальные и музыкальные ансамбли ставропольских и астраханских туркмен. Массовой миграции в Туркменистан нет: дороги билеты и требуется виза. Полевые исследования показали, что ставропольские туркмены через спутниковые антенны смотрели передачи из Ашхабада, а большинство опрошенных хотело бы посетить эту страну, но поездки туда единичны.

См. также

• Туркмены Атала

Ссылки

• [www.stapravda.ru/projects/fotorep/turkmen/turkmen.html Фестиваль культуры ставропольских туркмен (май 2006): фоторепортаж]
• [www.erkin.net/chronicle2/news519.html www.erkin.net: «У туркмен Ставрополья»]
• [www.eki.ee/books/redbook/trukhmens.shtml the Turkmens (Trukhmens) of Stavropol]

Литература

• Курбанов А. В. «Ставропольские туркмены. Историко-этнографические очерки.» СПб: Изд. отд. Языкового центра СПб ГУ, 1995.

Отрывок, характеризующий Трухмены

– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.