Туруханский край
Поделись знанием:
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
(перенаправлено с «Туруханский уезд»)
Координаты: 65° с. ш. 95° в. д. / 65° с. ш. 95° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=65&mlon=95&zoom=14 (O)] (Я)
Туруханский край — историческая местность в восточной Сибири, вниз по Енисею от Туруханска, бывший север Енисейской губернии, ныне северная часть Красноярского края. Органы власти и местного самоуправления данной территории в рамках Российской державы формируются с XVI века.
Содержание
Страницы истории
В 1804 году Туруханский уезд вошёл в состав Томской губернии, снискал славу, как и соседний, Нарымский уезд, места суровых условий жизни, места наказания для государственных преступников.
При создании отдельной Енисейской губернии, с 1822 года по 1925 гг. край (уезд) находился в её составе, входит в Енисейский округ [1]. Туруханский край в силу своей отдалённости и трудности сообщений имел отдельное управление расположенное в городе Туруханске и состоящее из отдельного заседателя, его помощника и бухгалтера. Первый участок подчинялся помощнику заседателя, а 2-й и 3-й — отдельным смотрителям.
В XVIII — начале XX веков — место ссылки и каторги. Здесь отбывали наказание как уголовные каторжане, так и политические ссыльные: народовольцы, революционеры различных политических течений (БУНД, эсеры, меньшевики, кадеты и др.), однако в советской историографии было принято больше вспоминать революционеров из числа РСДРП(б). В частности, 5 ноября 1914 года была арестована большевистская фракция IV Государственной думы, впоследствии суд приговорил их к ссылке на вечное поселение в Туруханский край. В Туруханской ссылке побывали такие видные деятели коммунистического движения, как И. В. Сталин, Я. М. Свердлов, Л. Б. Каменев.
В 1925—1928 годах Туруханский край был особой административной единицей Красноярского округа Сибирского края. Он делился на 8 районов (в том числе 5 туземных): Верхне-Инбатский, Дудинский, Елагуйский туземный, Затундринский туземный, Монастырский, Подкаменно-Тунгусский туземный, Тазовский туземный, Хетский туземный. Он имел площадь 1 566 844 км кв. и население 23,6 тыс. человек (в том числе русские — 33,4 %; эвенки — 31,0 %; ненцы — 8,0 %, якуты — 7,4 %; селькупы — 6,7 %, другие "самоеды" — 5,1 %; кеты — 2,9 %; долганы — 2,8 %)[2].
Населённые места по сведениям 1859 года
Станок — название мелких селений Туруханского края расположенных на берегу Енисея. Происхождение названия объясняется тем, что на жителях лежала обязанность возить почту (от «почтовая станция»).
Зимовье — название всех мелких населённых мест Туруханского края, кроме лежащих на берегу Енисея. Некоторые из этих населённых пунктов населены только во время промысла.
Русские поселения
По данным Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел Российской империи[1]:
Всего в крае насчитывалось: 1 город, 5 сёл, 55 станков, 41 зимовье.
1-й участок (Верхнеинбатский)
От границы Енисейского округа к городу Туруханску.
- Осиновский станок — 8 дворов (33 жителей мужского пола, 24 женского)
- Подкаменно-Тунгузский станок при реке Енисей — 14 (47, 40)
- Сумароковский станок при реке Енисей — 7 (36, 33)
- Комсинский станок при реке Енисей — 5 (21, 26)
- Инзыревский (Лебедевский) станок при реке Енисей — 6 (23, 23)
- Мирный (Духоборы) станок при реке Енисей — 4 (20, 17)
- Бахтинский станок при реке Енисей — 5 (25, 27)
- Новосёловский (Камеино) станок при реке Енисей — 6 (15, 17)
- Чулковский (Сургатская) станок при реке Енисей — 6 (24, 23)
- Бородинский (Долгостроевский) станок при реке Енисей — 4 (20, 10)
- Искупной (Духоборы) станок при реке Енисей — 22 (67, 59)
- Верхнеинбатское село при реке Енисей — 12 (36, 25), церковь, пристань
- Алинский станок при реке Енисей — 4 (17, 18)
- Кангатовский станок при реке Енисей — 6 (26, 16)
- Пескинский (Зыряново) станок при реке Енисей — 5 (18, 9)
- Гилевский зимовье при реке Енисей — 2 (3, 3)
- Нижнеинбатский станок при реке Енисей — 5 (29, 17)
- Фатьяновский (Марково) станок при реке Енисей — 4 (14, 19)
- Ямский (Верещагино) станок при реке Енисей — 5 (24, 14)
- Баклановский станок при реке Енисей — 4 (13, 11)
- Новочерноостровский (Новинька) станок при реке Енисей — 3 (12, 6)
- Песковский (Татарское) станок при реке Енисей — 3 (16, 8)
- Пупковский станок при реке Енисей — 6 (14, 12)
- Баншинский (Забабурино) станок при реке Енисей — 4 (18, 12)
- Новозалесинский (Сухая Тунгузка) станок при реке Енисей — 5 (25, 13)
- Костинский станок при реке Енисей — 8 (36, 16)
- Мельничный станок при реке Енисей — 9 (30, 19)
- Мироединский (Донское) станок при реке Енисей — 5 (24, 31)
- Монастырское село при реке Енисей — 12 (29, 33), монастырь, церковь, часовня
2-й участок (Дудинский)
От города Туруханска до Северного океана.
- Шорохинский станок при реке Енисей — 9 (29, 37)
- Ангутский станок — 8 (19, 20)
- Мингалевский (Конощелье) станок при реке Енисей — 6 (21, 18)
- Горошинский (Горошиха) станок при реке Енисей — 4 (20, 23)
- Устькурейский станок при реке Енисей — 3 (13, 12)
- Денежкинский станок при реке Енисей — 3 (17, 12)
- Ермаковский станок при реке Енисей — 2 (21, 23)
- Карасинский станок при реке Енисей — 4 (1, 3)
- Сушковский станок при реке Енисей — 5 (15, 14)
- Шадринский (Гореловский) станок при реке Енисей — 2 (12, 13)
- Игарский станок при реке Енисей — 1 (11, 9)
- Носовский станок при реке Енисей — 2 (10, 11)
- Плахинский станок при реке Енисей — 3 (3, 2)
- Салтановский станок при реке Енисей — 1 (6, 2)
- Хантайский станок при реке Енисей — 4 (13, 17)
- Липатниковский (Денисово) станок при реке Енисей — 2 (9, 4)
- Дудинское село при реке Енисей — 6 (20, 17), церковь, ярмарка, пристань
- Лопкаевский (Ермиловское) станок при реке Енисей — 1 (4, -)
- Ананьинский станок при реке Енисей — 1 (-, -)
- Малышовский станок при реке Енисей — 2 (15, 4)
- Крестовский станок при реке Енисей — 2 (3, 3)
- Селянинский станок при реке Енисей — 2 (4, 3)
- Казанский станок при реке Енисей — 2 (7, 3)
- Толстоносовский (Толстый Нос) село при реке Енисей — 3 (18, 15), церковь, ярмарка, пристань
- Дураковский станок при реке Енисей — 7 (2, 1)
- Сечинский станок при реке Енисей — 2 (7, 3)
- Караульный станок при реке Енисей — 2 (16, 14)
- Бородинский станок при реке Енисей — 1 (2, 3)
- Лукинский станок при реке Енисей — 1 (2, 1)
- Охотский станок при реке Енисей — 2 (12, 10)
- Кореновский станок при реке Енисей — 1 (5, 6)
- Зверевский станок при реке Енисей— 1 (2, 2)
По направлению от села Дудинского до границы Якутской области, реки Анабары
- Веденское (Пясино) зимовье при реке Пясиной — 2 (3, 2)
- Половинское зимовье при реке Пясиной — 1 (2, 3)
- Заостровочное зимовье при реке Пясиной — 1 (2, 3)
- Черноостровское зимовье при реке Пясиной — 2 (2, 2)
- Крыжевское зимовье при реке Пясиной — 1 (4, 1)
- Авамское зимовье при реках Аваме и Дудыпте — 2 (3, 3)
- Бархатовское зимовье при реке Дудыпте — 1 (2, 2)
- Корниловское (Озёрное) зимовье при реке Дудыпте — 1 (2, 1)
- Самакловское (Уксусниковский) зимовье при реке Дудыпте — 1 (2, -)
- Пайтурмовское зимовье при реке Пайтурме — 2 (3, 3)
- Разсошное зимовье при реке Разсоха — 1 (3, 2)
- Боганидское (Савинское) зимовье при реке Боганиде — 4 (4, 5)
- Ерёминское зимовье при реке Боганиде — 1 (3, 4)
- Нолтоновское зимовье при реке Боганиде — 2 (3, 2)
- Лыткинское зимовье при реке Боганиде — 1 (2, 3)
- Оксеновское зимовье при реке Боганиде — 2 (4, 3)
- Налдановское зимовье при реке Боганиде — 2 (2, 4)
- Андреевское зимовье при реке Хете — 1 (3, 4)
- Александровское зимовье при реке Хете — 3 (4, 5)
- Конокавское (или Копоновское) зимовье при реке Хете — 4 (3, 4)
- Соколовское зимовье при реке Хете — 5 (4, 3)
- Насоновское зимовье при реке Хатанге — 2 (3, 3)
- Крестовское зимовье при реке Хатанге — 2 (3, 2)
- Хатангское село при реке Хатанге — 5 (5, 4), церковь
- Жданинское зимовье при реке Хатанге — 2 (3, 2)
- Островское зимовье при реке Хатанге — 2 (3, 5)
- Летовское зимовье при реке Хатанге — 2 (3, 3)
- Усть-Нижнее зимовье при реке Хатанге — 1 (2, 4)
- Убойновское (Лукинское) зимовье при реке Хатанге — 1 (4, 2)
- Крестовское зимовье при реке Хатанге — 1 (2, 2)
- Рыбновское зимовье при реке Хатанге — 3 (4, 3)
- Попигайское (или Понигайское) зимовье при реке Хатанге — 2 (3, 2)
- Балахнинское зимовье при реке Балахне — 1 (4, 3)
- Кыргизовское (Новое) зимовье при реке Балахне — 1 (5, 4)
- Озёрское (Белый Яр) зимовье при реке Балахне — 6 (4, 6)
- Анабарское зимовье при реке Анабаре — 2 (4, 2)
3-й участок (Туруханский)
От города Туруханска к реке Таз
- Туруханск заштатный город на острове в устье реки Турухан, при озере Вшивом. 79 домов, 99 жителя мужского пола, 93 женского. В городе 2 православных церкви, училище, больница, почтовая станция, пристань, ярмарка, острог, винный и пороховой подвалы, хлебный и соляной магазины.
- Гороховское зимовье при реке Турухан — 1 (-, -)
- Байхинское зимовье при реке Турухан — 1 (3, 4)
- Тазовское у церкви зимовье при реке Таз — 3 (8, 6), церковь
- Тазовское у церкви зимовье при реке Таз — 1 (1, 2), часовня
Инородцы
Населяющие территорию местные народности не имели постоянного места жительства. Рода управлялись выборными старостами утверждёнными начальником губернии. Вблизи русских селений «инородцы» появлялись, как правило весной. Сход назывался «суглан», в это время сдавался ясак и закупались необходимые годовые припасы.
По данным Центральный статистической комитет Министерства внутренних дел Российской империи по сведениям 1859 года[1]:
1-й участок (Верхнеинбатский)
- Подкаменно-Тангузский остяцкий род (41 мужчина, 26 женщина). Кочевал по рекам Подкаменная Тунгуска и Елогуй.
- Верхнеинбатский остяцкий род (295, 246). Кочевал по рекам Енисей, Елогуй, Бахта.
- Нижнечумский тунгузский род (36, 33). Кочевал по реке Нижняя Тунгуска.
2-й участок (Дудинский)
- Карасинский остяцкий род (47, 41). Кочевал по рекам Енисей и Курейка.
- Карасинский сомоедский род (141, 139). Кочевал по реке Енисей.
- Хантайский сомоедский род (117, 106). Кочевал по реке Енисей.
- Авамско-Самоедский сомоедский род (117, 106). Кочевал по рекам Пясина и Авам.
- Нижне-Затундринский якутский род (263, 272). Кочевал по рекам Хатанга, Хета и берегам озера Ессей. Близ озера была православная часовня.
- Береговой юрацкий род (29, 23). Кочевал по реке Енисей. Вносят ясак в селе Хатангском.
- Чап(н)огирский тунгузский род (175, 97). Кочевал по реке Нижняя Тунгуска и берегам озера Вайволѣ. Сдавал ясак в городе Туруханске.
- Усть-Турыжский тунгузский род (37, 22). Кочевал при озёрах Турынгѣ и Ессей.
- 2-й Летний тунгузский род (97, 85). Кочевал по рекам Боганида и Авам. Суглан в станке Карасинском.
- 3-й Летний тунгузский род (48, 40). Кочевал при Норильских озёрах. Суглан в станке Плахинском.
- 4-й Летний тунгузский род (61, 40). Кочевал при озёрах Мантуйское, Хантайское и по реке Курейке. Суглан в станке Устькурейском.
- Боганидский тунгузский род (59, 49). Кочевал по реке Боганида. Суглан в селе Хатангском.
- Долгано-Ессейский тунгузский род (195, 187). Кочевал по реке Дудинѣ. Суглан в селе Дудинском.
- Вадеевский тунгузский род (56, 78). Кочевал по реке Таймыре и около Таймырской губы.
- Жиганский тунгузский род (74, 70). Кочевал по реке Дудинѣ и около Норильских озёр. Суглан в селе Дудинском.
- Долганский тунгузский род (108, 83). Кочевал по рекам Пясина и Авам. Суглан в селе Хатангском.
- Илимнейский тунгузский род (212, 160). Кочевал при озере Ессей и по реке Северной. На суглан выходят в те пункты, куда казаки привозят для них товар.
3-й участок (Туруханский)
Почта
В начале XIX века почта из Енисейска в Туруханск и обратно доставлялась один раз в месяц 5 числа. Доставка почты осуществлялась летом на лодках, а зимой на нартах которые перемещал человек или собаки[3]
В культуре
Известная песня Юза Алешковского «Товарищ Сталин, вы большой учёный» поётся от лица заключённого ГУЛАГа, который отбывает срок как раз в Туруханском крае:
За что сижу, по совести, не знаю,
Но прокуроры, как всегда, правы,
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.— песня Юза Алешковского «Товарищ Сталин, вы большой учёный...»[4]
Присутствует также упоминание в песне Александра Городницкого «Вальс 39-го года»
И не знают студенты из Таллина
И литовский седой садовод,
Что сгниют они волею Сталина
Посреди Туруханских болот.— песня Александра Городницкого «Вальс 39-го года»
Напишите отзыв о статье "Туруханский край"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Енисейская губерния. Список населённых мест по сведениям 1859 года / Маак Р.. — Центральный статистической комитет Министерства внутренних дел, 1864. — С. 27—32.
- ↑ Данные приведены по переписи населения СССР 1926 г. Площадь: Всесоюзная перепись населения 1926 года. Том IX. РСФСР. Отдел I. — М.: ЦСУ СССР, 1929. — С. 13. Национальный состав: Всесоюзная перепись населения 1926 года. Том VI. Сибирский край. Бурято-Монгольская АССР. Отдел I. — М.: ЦСУ СССР, 1928. — С. 48. В переписи указаны не процентные, а абсолютные данные.
- ↑ Пестов И. С. [www.prlib.ru/elfapps/pageturner2d/viewer.aspx?orderdate=04.03.2013 Записки об Енисейской губернии Восточной Сибири, 1831 года / составленные статским советником И. Пестовым]. — М.: Унив. тип., 1833. — С. 186—187.
- ↑ [www.ngavan.ru/gan/a01/b90/c0000/d0344/ind.shtml Песни под гитару. Аккорды. Товарищ Сталин]
Ссылки
- Туруханский край // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Туруханск // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.krasplace.ru/turuxanskij-kraj-v-arendu Туруханский край в аренду. Г. Кобачев. — Енисейск, сентябрь, 1853 год.]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||
| ||||||||
|
Это заготовка статьи о территориальном делении Российской империи. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Туруханский край
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
