Турхан-султан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Турхан Султан»)
Перейти к: навигация, поиск
Турхан Хатидже-султан
тур. Turhan Hatice Sultan<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Эмины-султан, главной жены султана Ибрагима I.
Пьетро-ди-Джоди II, до 1660 года.</td></tr>

Валиде-султан
18 августа 1648 — 4 августа 1683
Соправитель: Кёсем-султан (18 августа 1648 — 2 сентября 1651)
Монарх: Мехмед IV
Предшественник: Кёсем Султан
Преемник: Салиха Дилашуб-султан
Регент Османской империи
3 сентября 1651 — 1656
Предшественник: Кёсем Султан
Преемник: должность упразднена
 
Вероисповедание: христианство → ислам суннитского толка
Рождение: ок. 1628
Рутения
Смерть: 5 июля 1683(1683-07-05)
Стамбул, Османская империя
Место погребения: Новая мечеть, Стамбул
Имя при рождении: Надя
Супруг: Ибрагим I
Дети: сыновья:Мехмед IV
шехзаде Ахмед
дочь: Гевхерхан-султан

Турха́н Хатидже́-султа́н (тур. Turhan Hatice Sultan; ок. 1628 — 5 июля 1683) — жена османского султана Ибрагима I c титулом хасеки, мать султана Мехмеда IV, валиде-султан и регент Османской империи в первые годы его правления; последняя представительница периода Султаната женщин.





Биография

Турхан Хатидже-султан родилась приблизительно в 1627[1] или 1628 году[2], при рождении была названа именем Надя и была русского[1][3][4][5][6] происхождения. Во время одного из набегов татар была захвачена в плен и продана в рабство. В возрасте около 12[7]—14[3] лет Турхан была доставлена во дворец Топкапы в качестве подарка крымского хана матери султана Ибрагима I, Кёсем-султан[7][4].

Хасеки и вдова султана

Кёсем, считавшая, что девочку ждёт неплохое будущее в гареме, тем не менее передала её на воспитание во дворец своей младшей дочери Атике-султан[8][9]. Во дворце Атике девочка получила соответствующее образование и вскоре вернулась в Топкапы, где стала наложницей султана. Отличавшаяся красотой и умом светловолосая голубоглазая Турхан быстро завоевала сердце Ибрагима I[3] и получила статус хасеки[2][1]. 2 января 1642 года Турхан Хатидже родила своего старшего сына, будущего султана Мехмеда IV[10]. Приблизительно через год родилась единственная дочь Турхан и Ибрагима, Гевхерхан-султан. Вскоре после рождения второго сына, Ахмеда, умершего в младенчестве, Турхан потеряла своё влияние на султана[3].

Психическое состояние Ибрагима, как и ставшее результатом его правления критическое положение османского государства, стремительно ухудшались и к 1648 году все придворные группировки, включая мать султана, пришли к убеждению о необходимости его скорейшего свержения[11]. 8 августа 1648 года султан был свергнут и через несколько дней убит[12]. Во главе огромной страны оказался шестилетний сын Турхан, Мехмед. С восшествием на престол Мехмеда Турхан должна была получить титул валиде и все полагающиеся привилегии, однако в силу возраста — Турхан на тот момент была чуть старше двадцати лет — и неопытности она была отстранена от власти бабушкой маленького султана Кёсем-султан, которая к тому моменту успела побывать валиде-регентом дважды[13][14].

Амбициозная Турхан отказалась сдаваться без боя. За три года, что Кёсем провела у власти, Турхан успела приобрести немало сторонников, среди которых оказались глава чёрных евнухов и великий визирь; тем не менее на стороне Кёсем всё также оставались янычары. Несмотря на то, что Кёсем эффективно справлялась с обязанностями валиде-регента, в народе начинались волнения из-за большого влияния янычар на политику страны[15].

В начале 1651 года Турхан стало известно о том, что янычары с согласия Кёсем-султан планируют отравить Мехмеда IV и посадить на трон другого её внука, шехзаде Сулеймана, мать которого Салиха Дилашуб-султан казалась им более покладистой. Эти планы были переданы Турхан Мелеки-хатун, одной из служанок старшей валиде, которая оказалась двойным агентом. В ночь на 2 сентября 1651 года Кёсем-султан была задушена в своих покоях сторонниками Турхан, хотя достоверно неизвестно, было ли убийство спланировано и совершено по прямому приказу матери Мехмеда IV[16][6][15].

Валиде-регент

Со смертью своей главной конкурентки Турхан получила титул валиде и стала регентом, а на первые роли при дворе выдвинулись её сторонники, главным из которых был Сулейман-ага, старший чёрный евнух Турхан-султан. Первым делом Турхан, поддерживаемая дворцовыми евнухами, отстранила от власти всех визирей — ставленников янычар. Великий визирь Сиявуш-паша[tr] перешёл на сторону Турхан[6][16], должность шейх-уль-ислама занял Абусаид-эфенди, также сторонник матери султана. Предводители янычар во главе с Кара Чавуш Мустафа-агой, руководившие заговором против султана Мехмеда IV и его матери, были назначены губернаторами в отдалённые провинции и вскоре убиты по приказу султана, а их огромные состояния конфискованы. Новым великим визирем вскоре был назначен пожилой и безвольный Гюрджю Мехмед-паша[tr][17].

Турхан, обладая всей полнотой власти, вместе с тем не отстранила от правления страной сына: вместе с Мехмедом ей удалось создать эффективный управленческий тандем, позволивший молодому султану набраться необходимого опыта ещё до совершеннолетия. За такое разумное разделение власти Мехмед любил и глубоко почитал мать всю свою жизнь. Из-за своей неопытности Турхан полагалась на других членов правительства, в первую очередь на великого визиря, который консультировал её по политическим вопросам[18].

В целом успешное правление Турхан было омрачено тремя проблемами: плачевное состояние флота, война с венецианцами на Крите и финансовый кризис, вызванный большими затратами на ведение этой войны. Чтобы побороть кризис, Турхан назначила на пост великого визиря Тархунджу Ахмеда-пашу[tr], который провёл в стране ряд реформ, связанных прежде всего с жёсткой экономией[19][20]. Реформы оказались непопулярны в народе, великие визири, сменявшиеся один за другим, были неспособны управлять огромной империей и Турхан стала терять власть. 1 марта 1656 года начался новый мятеж янычар, спустя два дня предводители мятежников были приняты султаном Мехмедом и потребовали от него казни 31 придворного сановника, включая Турхан-султан и главного чёрного евнуха. Перепуганный султан, рыдая, попросил лишь пощадить его мать. Янычары согласились на это и вскоре тела главного чёрного и главного белого евнухов были сброшены с дворцовой стены прямо в собравшуюся у дворца толпу. В ходе мятежа была убита и няня султана Мелеки-хатун, обвинённая в предательстве Кёсем-султан. Террор в отношении сторонников Турхан-султан продолжался несколько последующих недель. На пост великого визиря янычары вернули Сиявуш-пашу, который через месяц скончался[21]. Анархия продолжалась почти два месяца, после чего советникам султана удалось посеять раздор между янычарами и османской кавалерией. Вскоре командующий янычар был казнён, а сами они угомонились[22]. 15 сентября 1656 году на пост великого визиря был назначен Кёпрюлю Мехмед-паша, получивший более широкие полномочия, чем у его предшественников. Это назначение положило конец правлению женщин и ознаменовало начало эпохи династии Кёпрюлю[23][24]. По утверждению историка Мустафы Наимы[en], именно валиде-султан Турхан и её сторонники предложили кандидатуру Кёпрюлю Мехмеда-паши на должность великого визиря[25].

Окончание регентства

Так как делами государства стал заниматься великий визирь Кёпрюлю Мехмед-паша[24], Турхан активно занялась строительством. Первый свой проект валиде начала в 1658 году: в ответ на венецианскую блокаду Дардаданелл в 1655 году, которая сделала невозможной поставку некоторых товаров (в том числе и продуктов) в Стамбул[26], Турхан заказала строительство двух крепостей у входа в пролив — проект, задуманный ещё Кёсем-султан. Крепости, одна на европейской стороне, вторая — на азиатской, были достроены в 1661 году и сохранились до наших дней[27]. Этот проект поставил Турхан Хатидже на ту же ступень, что и Мехмеда Завоевателя и других султанов, которые построили крепости в том же самом районе[28].

Наибольшего признания Турхан добилась, достроив в Стамбуле Новую Мечеть Валиде. Эта мечеть имеет интересную историю строительства: первый камень мечети в Эминёню был заложен ещё Сафие-султан, прапрабабкой султана Мехмеда IV, в 1597 году; для строительства Сафие выбрала ту часть города, где проживало меньше всего мусульман, и хотела тем самым направить «неверных» в исламскую веру[29][30]. Однако в 1603 году смерть султана Мехмеда III, сына Сафие, остановила строительство мечети, которое было возобновлено только спустя более полувека. В 1660 году площадь, где находилась недостроенная мечеть, пострадала от пожара[31]. Пожар привлёк внимание Турхан и к самой мечети, строительство которой по её приказу было завершено в 1665 году. Кроме самой мечети в комплекс также вошли монарший павильон, начальная школа, общественный фонтан, рынок пряностей и большой мавзолей Турхан-султан[32][29]. Комплекс получил славу первой имперской мечети, построенной женщиной[32].

Турхан стала последней представительницей Султаната женщин — валиде-регентом при малолетнем сыне[33]. Она активно занималась благотворительностью и в народе была известна как покровительница бедных. Турхан Хатидже-султан умерла 5 июля 1683 года и была похоронена в собственном тюрбе в Новой Мечети Валиде, где позднее был похоронен её сын и другие потомки[34].

В культуре

Турхан является одним из персонажей турецкого фильма «Махпейкер» (2010); роль Турхан исполнила Башак Парлак[35].

См. также

Напишите отзыв о статье "Турхан-султан"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 Sakaoğlu, 2008, p. 245.
  2. ↑ 1 2 Adıvar, Hasan, 2009, p. 227.
  3. ↑ 1 2 3 4 Barzilai-Lumbroso, 2008, p. 206.
  4. ↑ 1 2 Baer, 2011, p. 35.
  5. ↑ Cooke, Göknar, Parker, 2008, p. 214.
  6. ↑ 1 2 3 Carsten, 1961, p. 505.
  7. ↑ 1 2 Thys-Şenocak, 2006, p. 17.
  8. ↑ Peirce, 1993, p. 236.
  9. ↑ Thys-Şenocak, 2006, p. 18.
  10. ↑ Thys-Şenocak, 2006, p. 25.
  11. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 322.
  12. ↑ Thys-Şenocak, 2006, p. 26.
  13. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 325.
  14. ↑ Peirce, 1993, p. 250.
  15. ↑ 1 2 Peirce, 1993, p. 252.
  16. ↑ 1 2 Кэролайн Финкель, 2012, с. 333.
  17. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 335—336.
  18. ↑ Peirce, 1993, p. 253.
  19. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 337—338.
  20. ↑ Carsten, 1961, pp. 505—506.
  21. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 343—344.
  22. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 345.
  23. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 347.
  24. ↑ 1 2 Peirce, 1993, pp. 255—256.
  25. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 349.
  26. ↑ Carsten, 1961, p. 506.
  27. ↑ Кэролайн Финкель, 2012, с. 362—363.
  28. ↑ Thys-Şenocak, 2006, p. 109.
  29. ↑ 1 2 Кэролайн Финкель, 2012, с. 383.
  30. ↑ Thys-Şenocak, 2006, p. 186.
  31. ↑ Thys-Şenocak, 2006, pp. 195—196.
  32. ↑ 1 2 Peirce, 1993, p. 206.
  33. ↑ Peirce, 1993, p. 258.
  34. ↑ Peirce, 1993, p. 207.
  35. ↑ Mahpeyker - Kösem Sultan (англ.) на сайте Internet Movie Database

Литература

  • Финкель, Кэролайн. История Османской империи: Видение Османа. — М.: АСТ; Астрель, 2012. — 829 с. — ISBN 978-5-17-043651-4.
  • Adıvar, Halide Edib; Hasan, Mushirul. [books.google.ru/books?hl=ru&id=zSJXAAAAYAAJ East Faces West: Impressions of a Turkish Writer in India]. — Academy of Third World Studies, Jamia Millia Islamia, 2009. — P. 227. — 264 p. — ISBN 8189833510, 9788189833510.
  • Baer, Marc David. [books.google.ru/books?id=CIPR5L5SAtYC Honored by the Glory of Islam: Conversion and Conquest in Ottoman Europe]. — USA: Oxford University Press, 2011. — 344 p. — ISBN 0199797838, 9780199797837.
  • Barzilai-Lumbroso, Ruth. [books.google.ru/books?id=nfTdhdy8K7EC Turkish Men, Ottoman Women: Popular Turkish Historians and the Writing of Ottoman Women's History]. — ProQuest, 2008. — P. 206—214. — 348 p. — ISBN 0549483551, 9780549483557.
  • Carsten, F. L. [books.google.ru/books?id=FzQ9AAAAIAAJ The New Cambridge Modern History]. — CUP Archive, 1961. — Т. V. The Ascendancy of France, 1648-88. — P. 505—506. — 658 p. — ISBN 0521045444, 9780521045445.
  • Cooke, Miriam; Göknar, Erdağ M.; Parker, Grant Richard. [books.google.ru/books?hl=ru&id=q5rtAAAAMAAJ Mediterranean passages: readings from Dido to Derrida]. — University of North Carolina Press, 2008. — P. 214. — 399 p. — ISBN 0807831832, 9780807831830.
  • Peirce, Leslie P. [books.google.ru/books?id=L6-VRgVzRcUC The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire]. — Oxford: Oxford University Press, 1993. — 374 p. — ISBN 0195086775, 9780195086775.
  • Sakaoğlu, Necdet. [books.google.ru/books?hl=ru&id=6WUMAQAAMAAJ Bu mülkün kadın sultanları: Vâlide sultanlar, hâtunlar, hasekiler, kadınefendiler, sultanefendiler]. — Oğlak Yayıncılık, 2008. — P. 245—249. — 574 p. — ISBN 9753296231, 9789753296236.
  • Thys-Şenocak, Lucienne. [books.google.ru/books?id=IfpPAAAAMAAJ Ottoman Women Builders: The Architectural Patronage of Hadice Turhan Sultan]. — Aldershot: Ashgate, 2006. — 326 p. — ISBN 0754633101, 9780754633105.

Отрывок, характеризующий Турхан-султан

– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Турхан-султан&oldid=81611164»