Турчанинов, Алексей Фёдорович

См. также: Турчаниновы (дворянский род).

Алексе́й Фёдорович Васильев, затем Турчани́нов (1704/05 — 21 марта 1787, Санкт-Петербург) — крупный уральский солепромышленник и горнозаводчик, обладатель колоссального состояния, дед Павла и Владимира Соломирских.

Присоединение к династии

Основателем династии считается Филипп Трофимович — турецкий военнопленный, попавший в Соликамск после война с турками. Благодаря своему предпринимательскому таланту сумел стать приказчиком, а затем начать своё собственное дело. Его сын, Михаил Филиппович, продолжил солеварный бизнес отца, а во время Северной войны занялся еще и медеплавильным производством. Ввиду отсутствия наследников мужского пола состояние Михаила Филипповича после его смерти досталось дочери, которая вышла замуж за своего приказчика — Алексея Фёдоровича Васильева. Последний при венчании, для целей наследования, принял фамилию жены — Турчанинов.

Возвышение

Алексей Фёдорович с детских лет находился в услужении у семьи Турчаниновых, с течением времени на него возлагались все более ответственные коммерческие поручения. Хозяином турчаниновских богатств он стал в сравнительно молодом возрасте - ему тогда было около 20 лет. Однако это не помешало Алексею Фёдоровичу в полной мере проявить свою деловую хватку. Особое внимание он уделял металлургическому производству, неизменно добиваясь повышения качества продукции.

Благодаря поставкам ко двору высококачественной медной посуды, Алексей Фёдорович завоевал расположение императрицы Елизаветы Петровны. В 1758 году, использовав свои связи при дворе, Турчанинов одержал победу в борьбе с семействами Демидовых и Строгановых за контроль над тремя уральскими заводами. Он получил разрешение выкупить у государства в «вечное и потомственное владение» Гумёшевский рудник, Полевской, Северский и Сысертский заводы за 145,5 тысяч рублей. В дальнейшем эти предприятия составили основу Сысертского горнозаводского округа (раннее название Полевской горный округ).

Предпринимательская деятельность

Управляя заводами, проявил себя способным предпринимателем: реорганизовал производство, сделал ставку не только на выпуск металла, но и изделий из него (полосовое и кровельное железо, предметы домашнего обихода и т. д.). Горная комиссия, рассматривавшая в 1766 году состояние заводов, была удовлетворена деятельностью нового владельца. Он не только заводов «не упустил, но еще и размножил столько, что меди против казенного содержания в последних пред сим годах… более 8 тыс. пудов, а и чугуна немалое число выплавлено».

Турчанинов распорядился бесплатно отпускать жителям строительный лес, жерди, дрова, выделять покосы. Рабочие раз в году имели месячный отпуск с содержанием на всю семью. Бесплатными были лекарства, медицинское обслуживание и обучение в школе. При Турчанинове в Сысерти появились зоопарк, зимний ботанический сад, минералогический и археологический музеи, научная библиотека.

По указанию Алексея Фёдоровича началась добыча и художественная обработка малахита. Турчанинов сумел сформировать высокий уровень спроса на изделия из этого минерала, в результате чего был создан целый ряд уникальных произведений искусства, а сам предприниматель получил немалый доход.

Возведение в дворянское достоинство

Во время восстания под предводительством Пугачёва построил вокруг своих заводов укрепления, вооружил мастеровых. Благодаря принятию этих мер, а также личному мужеству (владелец непосредственно руководил обороной заводов), Турчанинову удалось отбить все атаки превосходивших по численности сил восставших и не допустить их на свои уральские предприятия и далее на Екатеринбург. Эта победа имела важное значение в подавлении пугачевского бунта.

В 1783 году императрица Екатерина II в своей грамоте писала «За такие похвальные и благородные поступки, особенно учиненные в 1773-1774, возвести с рождёнными и впредь рождаемыми детьми его и потомками в дворянское достоинство Российской империи». На гербе нового дворянина изображалась «серебряная цапля, держащая в правой руке камень в знак того, что он бдением своим учинил многие … государству услуги». Вплоть до начала XX века изображение цапли использовалось в качестве клейма продукции металлургических заводов Сысертского округа. В настоящее время турчаниновская цапля изображена на гербе города Сысерть.

Наследники

<center>Портреты Алексея и Петра Турчаниновых (1777)

</div> </div> После смерти Алексея Фёдоровича (он похоронен в Александро-Невской лавре) наследство было поделено на несколько частей между его вдовой, Филициатой Стефановной (1740—1822) и детьми. «После них слиток золота разлетелся на кусочки и блестки, за которые третье поколение по сию пору грызется и режется».

• Алексей Алексеевич (1766—1839), первым браком был женат на Александре Степановне Ермолаевой (1775— ?), брак закончился разводом. Была первой русской женщиной-воздухоплавательницей, в мае 1804 года вместе с супругой Гарнерена совершила полет на воздушном шаре над Москвой.
• Пётр Алексеевич (1769—1815)
• Александр Алексеевич (1772—1796), полковник.
• Екатерина Алексеевна, с 1784 года замужем за Александром Фёдоровичем Кокошкиным (ум.1825), их сын Сергей (1785—1861), генерал от инфантерии; дочь - Варвара (ум. 1842), была первой женой графа П. А. Клейнмихеля.
• Наталья Алексеевна (1773—1834), с 1789 года замужем за Николаем Тимофеевичем Колтовским. Сумев очаровать императора Павла I, вскоре добилась личного контроля над заводами. От связи с Д. П. Татищевым имела двух внебрачных сыновей, носивших фамилию Соломирские (Павел Дмитриевич и Владимир Дмитриевич). Их наследники управляли предприятиями до 1912 года, после чего заводы Сысертского округа перешли в собственность британской компании — Акционерного общества Сысертского горного округа.
• Елизавета Алексеевна (1774—1827), замужем за генерал-майором Алексеем Николаевичем Титовым (1769—1827); вместе с сестрами была сонаследницей отца.
• Надежда Алексеевна (1778—1850), с 1794 года замужем за графом М. К. Ивеличем (1740—1825). Вместе с сестрой Колтовской была сонаследницей медных рудников отца, взятых при Александре I под опеку казны. После долгих распрей на почве раздела наследства сестры примирились только перед смертью Колтовской, причем Надежда Алесеевна сделала первый шаг.
• Анна Алексеевна (1780—1849), с 1796 года замужем за Николаем Васильевичем Зубовым.

<center>

• Надгробие А. Ф. Турчанинова в Александро-Невской лавре
• Alexey Turchaninov's tombstone (Martos) relief 02 (Blagoveschenskaya church) by shakko.JPG

  Барельеф

• Chronos by I. Martos (1792, GRM) 01 by shakko.jpg

  Оригинал фигуры Хроноса (И. Мартос)

• Некрополь 18 века 030.jpg

  Собственно памятник

• Mourning woman by Ivan Martos (1792, GRM) by shakko 01.jpg

  Оригинал фигуры плакальщицы (И. Мартос)

• Alexey Turchaninov's tombstone (Martos) relief 01 (Blagoveschenskaya church) by shakko.JPG

  Барельеф

Напишите отзыв о статье "Турчанинов, Алексей Фёдорович"

Примечания

Источники

• Полевской край: Историко-краеведческий сборник. Вып. 1. — Екатеринбург: Уралтрейд, 1998.
• Официальный сайт Сысертского городского округа

Отрывок, характеризующий Турчанинов, Алексей Фёдорович

– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.