Тутолмин, Иван Акинфиевич

Иван Акинфиевич Тутолмин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	27 декабря 1752 (7 января 1753)(1753-01-07)
Смерть:	17 (29) сентября 1815(1815-09-29) (62 года)
Награды:

Иван Акинфиевич Тутолмин (1752/1753 — 1815) — действительный статский советник, главный надзиратель Императорского воспитательного дома в Москве.

Биография

Родился в 1752 году в семье секунд-майора Акинфия Андреевича Тутолмина (1709—1796) и Анастасии Ивановны, урожденной Бегичевой. Его братья: Дмитрий Акинфиевич (1756 — после 1794) — капитан-лейтенант флота и Николай Акинфиевич (1755 — после 1811) — генерал-майор флота.

Получил домашнее образование, в 1765 году поступил на военную службу в Санкт-Петербургский карабинерный полк, в 1772 произведён в поручики, в 1774 — в капитаны. В 1774 году командовал ротой при подавлении восстания Емельяна Пугачёва на территории Прикамья и Урала, в марте того же года переведён в корпус подполковника И. И. Михельсона, отличился 15 июля в сражении под Казанью и 25 августа при разгроме Пугачёва у Солениковой ватаги под Чёрным Яром.

Женился на Анне Степановне Кашкаровой, но детей не имел. Накануне войны 1812 года приобрёл усадьбу Вяземских на Волхонке. Похоронен в Донском монастыре.

Тутолмин в 1812 году

Тутолмин вошёл в историю благодаря тому, что едва ли не единственным из крупных чиновников остался в Москве в период её оккупации французами вместе с воспитанниками, чиновниками и служителями Воспитательного дома. В ту пору он уже имел чин действительного статского советника. В РГАЛИ имеется дневник [www.rgali.ru/object/235250493?lc=ru «О бытности французов в Москве, из дневных записок его превосходительства Ивана Акинфиевича Тутолмина, самовидца ужасов, производимых врагами в древней русской столице»].

На 5-й день оккупации (7 сентября) состоялась получасовая встреча Наполеона с Тутолминым, на которой император разрешил послать донесение в Петербург императрице Марии Фёдоровне (начальствовавшей над всеми воспитательными учреждениями России) о чудесном спасении Воспитательного дома от пожара и пожелал, чтобы Тутолмин отправил рапорт императору Александру I о готовности Наполеона заключить мир с российским монархом. За спасение Воспитательного дома И. А. Тутолмин рескриптом русского императора от 2 декабря 1812 года был удостоен ордена Св. Анны 1-й степени. В связи с этим эпизодом И. А. Тутолмин был упомянут в эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир»; также Тутолмин упомянут в «Летописи» П. И. Рычкова, опубликованной Пушкиным в приложениях к «Истории Пугачева».

Литература

• Васькин А. А. Как москвичи в 1812 году Воспитательный дом отстояли // Московский журнал. — 2012. — № 4. — С. 6-15. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].
• Багдадов И. [feb-web.ru/feb/rosarc/raj/raj-159-.htm «Московский воспитательный дом и учреждения императрицы Марии в 1812 году»: Докладная записка] // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2010. — [Т. XIX]. — С. 159—212.
• Московский некрополь. — СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1908. — Т. 3. (Р—Ф) — С. 235.

Отрывок, характеризующий Тутолмин, Иван Акинфиевич

«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.