Тутуб

Древний город Тутуб Страна ИракИрак Основан IV тысячелетие до н. э. Название городища Хафадже Координаты 33°21′16″ с. ш. 44°33′20″ в. д.33.354639° с. ш. 44.555806° в. д. / 33.354639; 44.555806

Тутуб (ныне Хафадже) — древний город в Месопотамии, расположенный в 15 км восточнее Багдада на реке Дияле, притоке Тигра. Город известен своим храмом (одно время полагали он посвящён богу Луны Сину), построенным на вершине двойной террасы, каждый уровень которой спрятан за овальной стеной. Храм на овальных террасах относится к IV тысячелетию до. н. э.

Раскопки

Город в настоящее время представляет 3 невысоких холма, раскопки на которых проводились в 1930—1939 годах американскими археологами. Поселение относится к древнейшей, раннединастической эпохе Южного Двуречья. При раскопках были обнаружены многочисленные артефакты, характерные для архитектуры и материальной культуры досаргонидской Месопотамии, то есть для периода с конца IV по 1-ю половину III тысячелетия до н. э. — в том числе большое количество цилиндрических печатей, образцов шумерской скульптуры, керамики и др.

Кроме храма бога Луны Сина (конец IV — середина III тысячелетия до н. э.) учёными были исследованы большой «Овальный храм» богини Инанны, относящийся к началу III тысячелетия до н. э. — 24/23 векам до н. э. и кварталы жилых домов от периода Урука (середина IV тысячелетия до н. э.) до периода династии Исина-Ларса (начало II тысячелетия до н. э.). Более ранние культурные слои Тутуба оказались недоступны для исследователей, так как находятся ниже уровня грунтовых вод.

Литература

• Trevor Bryce. [ia700806.us.archive.org/18/items/TheRoutledgeHandbookOfThePeoplesAndPlacesOfAncientWesternAsia/TheRoutledgehandbookOfThePeoplesAndPlacesOfAncientWesternAsia.pdf The Routledge Handbook of the Peoples and Places of Ancient Western Asia]. — Routledge, 2009. — P. 382—383.
• The Oriental Institute of the University of Chicago, Communicatios № 13, 16, 17. 19, 20, Chi., 1932—1936; Publicatios № 44, 1939; № 53, 1940; № 58, 1942; № 60, 1943; № 63, 1952; № 72, 1955; № 87, 1967.

Отрывок, характеризующий Тутуб

– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.