Тучков, Николай Алексеевич

Николай Алексеевич Тучков
Портрет Н.А. Тучкова работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	16 (27) апреля 1765(1765-04-27)
Дата смерти	30 октября (11 ноября) 1812(1812-11-11) (47 лет)
Место смерти	Ярославль
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	Пехота
Годы службы	1778—1812
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Русско-шведская война (1788—1790), Русско-польская война (1792), Польское восстание (1794), Война второй коалиции, Война четвёртой коалиции, Русско-шведская война (1808—1809), Русско-турецкая война (1806—1812), Отечественная война 1812 года
Награды и премии

Никола́й Алексе́евич Тучко́в (1765—1812 гг.) — генерал-лейтенант российской армии, командир пехотного корпуса.

Биография

Дворянин. Отец — Тучков Алексей Васильевич (1729—1799) генерал-поручик инженерных войск, участвовал в Семилетней войне, управлял в Санкт-Петербурге инженерной и артиллерийской частью, построил Тучков мост, соединяющий Васильевский остров с Петроградской стороной. Действительный тайный советник. Сенатор.

На военную службу был записан 15 марта 1773 года — кондуктором в Инженерный корпус, пребывание в котором завершил 12 сентября 1778 года, после чего начал службу в качестве адъютанта генерал-фельдцейхмейстера. В 1783 году получил звание подпоручика и был определён в Канонирский полк. Принимал участие в русско-шведской войне 1788—1790 годов, после чего был переведён в Муромский пехотный полк; командуя в нём батальоном, подавлял польское восстание 1794 года. 4 октября 1794 года был повышен в звании до полковника и переведён в Белозерский пехотный полк. 9 ноября был удостоен ордена Св. Георгия 4-го класса

За отличную храбрость, оказанную против польских мятежников 29 сентября при Мациовицах, где взял приступом замок и отбил пушку.

4 октября 1797 года получил звание генерал-майора с одновременным назначением на должность шефа Севского мушкетёрского полка. В апреле 1799 года участвовал в Швейцарском походе Суворова в качестве командира полка, входившего в состав корпуса А. М. Римского-Корсакова. Успешно, хотя и потеряв при этом 120 человек, вырвался из неприятельского окружения 25—26 сентября под Цюрихом, пробившись к Шафхаузену. 13 сентября 1799 года получил звание генерал-лейтенанта. С лета 1806 года возглавил 5-ю дивизию 2-й армии генерала Буксгевдена, во главе которой принимал участие под началом Каменского в кампании 1806—1807 годов в Польше, в том числе в битве при Пултуске 26 декабря.

Во время январского наступления 1807 года командовал сразу тремя дивизиями (5-й, 7-й и 8-й), участвовал в битве при Прейсиш-Эйлау 7—8 февраля этого года, в которой командовал правым флангом русских войск и предпринял несколько успешных контратак. В апреле отбил нескольких попыток вражеских войск переправиться через Нарев в районе Спроцка. 11 июня ему удалось одержать победу над Клапаредом у Дрензево и Борки, однако на следующий день он был разбит Андре Массена. После поражения под Фридландом, оставления Остроленки и отхода к Тыкоцину Тучкова до заключения Тильзитского мира заменил Пётр Толстой.

За проявленную в период сражений Войны четвёртой коалиции храбрость 26 августа 1807 года получил орден Св. Георгия 3-го класса № 172

В награду за отличные подвиги мужества и храбрости, оказанные в продолжение минувшей войны против французских войск.

В январе 1808 года в качестве командира 5-й дивизии русских войск в Саво участвовал в Русско-шведской войне под началом Буксгевдена, его силы составили правое крыло русской армии. 27 апреля участвовал в сражении при Револаксе, затем захватил Варкаус и Куопио в Кокколе (Финляндия), ликвидировал шведский десант, высадившийся под Або, после чего продолжил совместно с Николаем Раевским наступление на север, но был вынужден отступить, после чего вернулся в Саво и 15 октября предпринял неудачную попытку штурма Иденсальми, будучи побеждён Юханом Сандельсом. 8 января 1811 года получил назначение Каменец-Подольским военным губернатором. В конце августа 1811 года командовал 3-й дивизией в Валахии, сражался против турецких войск.

Перед самым началом Отечественной войны 1812 принял командование над 3-м пехотным корпусом 1-й Западной армии Барклая де Толли, во главе которого совместно с 4-м корпусом участвовал в бою у Островны, а также в сражениях Смоленск 17 августа, под Лубином, где 19 августа совместно с Вюртембергом одержал победу над Мишелем Неем, и у деревни Утицы, перекрыв Старую Смоленскую дорогу на Бородинской позиции. 26 августа во время боя за Утицкий курган, бывший ключевой высотой, возглавил контратаку Лейб-гвардии Павловского гренадерского полка на левом фланге, получив во время неё тяжёлое пулевое ранение в грудь. Был отправлен на лечение в Можайск, однако три недели спустя скончался в Ярославле. Был похоронен в Толгском монастыре. В сентябре 1990 года на стене Спасского храма в его честь была открыта мемориальная доска.

Военные чины

• Кондуктор (15.03.1773)
• Сержант артиллерии (09.09.1778)
• Флигель-адъютант (12.09.1778)
• Подпоручик (1783)
• Капитан артиллерии (1787)
• Майор (1790)
• Подполковник (30.01.1793)
• Полковник (04.10.1794)
• Генерал-майор (04.10.1797)
• Генерал-лейтенант (13.09.1799)

Награды

• Орден Святого Георгия 4 ст. (09.11.1794)
• Орден Святого Георгия 3 ст. (26.08.1807)
• Орден Святого Владимира 2 ст.
• Орден Святого Александра Невского (11.11.1808)
• Прусский орден Красного Орла

Ссылки

• [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_t24.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 584.

Отрывок, характеризующий Тучков, Николай Алексеевич

Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.