Ту, Жак Огюст де

Жак Огюст де Ту
Jacques Auguste de Thou
историк и государственный деятель
Дата рождения:	1553(1553)
Дата смерти:	7 мая 1617(1617-05-07)

Жак Огю́ст де Ту (фр. Jacques Auguste de Thou; 1553 — 7 мая 1617) — известный французский историк и государственный деятель. Отец де Ту Кристоф де Ту был президентом Парижского парламента, дядя, Николя де Ту — епископом Шартра.

Биография

Де Ту изучал юриспруденцию в университетах Орлеана, Буржа и Валанса, где слушал лекции Куяция и был дружен со Скалигером. Вернувшись в Париж, де Ту был свидетелем Варфоломеевской ночи, сделавшей его страстным поборником веротерпимости. По настоянию родных де Ту вступил в духовное звание и в 1573 г., после рукоположения его дяди в епископы, сменил его на должности каноника парижского Собора Богоматери. С этого времени стал собирать свою знаменитую библиотеку.

В 1573 г. он сопровождал посольство Поля де Фуа в Италию, посетив большинство итальянских столиц, — поскольку в этих же городах располагались важнейшие университеты, это позволило де Ту свести знакомство с многими видными учёными. В 1574 г. де Ту входил в состав посольства, сопровождавшего Генриха III из Польши во Францию для коронации французской короной. На рубеже 1570-1580-х гг. де Ту много времени провёл в Бордо, в 1581 г. участвовал в переговорах о мире с гугенотами, познакомился с Генрихом Наваррским, близко сошёлся с Монтенем.

В 1582 г. умер отец Ту, и он оставил духовное звание, чтобы всецело посвятить себя магистратуре. Когда Генрих III бежал в 1588 г. из Парижа, Ту последовал за ним и был назначен членом государственного совета. За несколько дней до убийства Гиза Ту был послан королём в Париж, где едва спасся от рук лигистов. Вернувшись в Блуа, он устроил вместе с Дюплесси-Морнэ союз между королём и Генрихом Наваррским и отправился в Германию просить помощи у протестантских князей.

Получив известие о смерти Генриха III, Ту тотчас признал королём Генриха IV и усердно помогал ему в войне за корону. Вместе с Сюлли устроил примирение короля с мятежными принцами и редактировал Нантский эдикт; противился принятию во Франции решений Тридентского собора как нарушающих права галликанской церкви.

После смерти Генриха IV Мария Медичи удалила Сюлли и поручила заведование финансами трём контролёрам, в том числе Ту, но в 1611 г. жестоко оскорбила его тем, что не назначила его на должность первого президента парламента. Он удалился от государственной жизни и только незадолго до смерти ещё раз оказал услугу двору, устроив примирение его с принцем Конде (1616).

Труды

«История своего времени» была для Ту главной задачей жизни. Мыслью о ней задался ещё его отец и собрал громадное количество материалов. После многолетних подготовительных трудов Т. в 1581 г. приступил к составлению своего труда. В 1603 г. были готовы 18 первых книг, излагавших события от 1546 по 1560 гг. Появление в публике различных брошюр и сочинений, выдававшихся за отрывки из труда Т., заставило его издать готовую часть. Она появилась в 1604 г. под заглавием «J. A. Thuani Historiarum sui temporis pars I».

Сочинение Ту возбудило общий интерес и по распоряжению Генриха IV немедленно было переведено на французский язык. Написанное прекрасным латинским языком, оно является основным источником для истории как религиозных войн во Франции, так и современных им событий в Европе. Особенно ценно оно потому, что Т. пишет о большей части событий как очевидец, отличающийся редким беспристрастием.

Проникнутое веротерпимостью, оно вызвало жестокую ненависть крайних католиков н иезуитов, которые добились внесения его в 1609 году в список запрещённых книг. 2-я часть «Истории» (1560—1572 гг.) вышла в 1606 г., 3-я (1572—1574 гг.) — в 1607 г., 4-я (1574—1584 гг.) — в 1608 г. Т. хотел довести свою «Историю» до смерти Генриха IV, предполагая написать всего 143 книги, но смерть прервала его труд на 1607 году и на 138-й книге.

Последняя часть его была окончена и издана после его смерти его друзьями Дюпюи и Риго в 1620 г. Кроме того, в ответ на критику иезуита Машо (Ингольшт., 1614) Т. написал в своё оправдание «Thuani commentarius de vita sua» и мемуары, охватывающие период времени с 1553 по 1601 г. и изданные в 1620 г. Другие сочинения Т.: «De re accipitraria» (П., 1584); «Metaphrasis poëtica librorum sacrorum aliquot» (Тур, 1588—1599); «Posteritati» (Амстер., 1618; собрание стихотворений).

Лучшее издание сочинений Т. дали англичане Buckley и Carte (Лонд., 1733). С этого издания сделан французский перевод Дефонтэна и Лебо (Пар., 1734). См. Phil Chasles, «Discours sur la vie et les ouvrages de J. A. de Thou» (П.. 1824); Patin, id. (Пар., 1824); Guérard, id. (П., 1824); Düntzer, «J. A. Thou's Leben, Schriften und historische Kunst» (Дармштадт, 1837).

Семья

Сын его Франсуа-Огюст де Ту (1607—1642) много путешествовал по Европе; по возвращении в Париж назначен государственным секретарём. Т. был посредником в корреспонденции герцогиней Шеврез с королевой о свержении Ришельё. Переписка попала в руки кардинала, и Т. навсегда потерял его доверие.

Близко сойдясь с Сен-Маром, сын де Ту был против воли вовлечён в заговор против Ришелье. Когда Сен-Мар, герцог Орлеанский и герцог Бургундский заключили трактат с Испанией, де Ту был против него. Копия с трактата попала к Ришелье и Франсуа-Огюст де Ту вместе с С.-Маром приговорены были к обезглавлению. Родственником де Ту было напечатано «Mémoire pour servir à la justification de Francois-Auguste de-Thou».

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ссылки

• [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/T.phtml?id=2059 Ту, де. Сказания]. Восточная литература. Проверено 18 мая 2011. [www.webcitation.org/619Vp2EgP Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Ту, Жак Огюст де

– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.