Туматауэнга

Туматауэнга (маори Tūmatauenga), или Ту (маори Tū) — в мифологии полинезийского народа маори покровитель войны, сын Ранги (отца-неба) и Папа (матери-земли). Пользовался особым почтением и благоговением у местных жителей.

Туматауэнга упоминается в легенде маори о сотворении мира. В ней он предлагал убить Ранги и Папа, которые были туго связаны друг с другом, находясь в тесных объятиях и держа в темноте между своими телами всех своих отпрысков. Однако его братья отклонили эту идею и решили просто разъединить своих родителей (этой идее противился только бог ветра Тафириматеа). Единственным богом, которому удалось разлучить Ранги и Папа, был покровитель лесов и птиц Тане. Тафириматеа, сильно разозлившись на действия своих братьев, впоследствии смог отомстить всем божествам, кроме Туматауэнга, которому удалось усмирить разъярённого бога. Последний, в свою очередь, обиделся на остальных братьев, которые не помогли ему в борьбе с Тафириматеа. Поэтому Туматауэнга также решает наказать их.

Первым богом, которому он отомстил, стал Тане. Туматауэнга, собрав листья капустного дерева, сплёл из них силки, которые затем развесил по всему лесу. В результате птицы, которые были детьми Тане, потеряли возможность свободно летать. Затем Туматауэнга наказал Тангароа: он сплёл из льна сети, которые забросил в океан и с которыми вытащил на берег детей бога моря. Не обошёл стороной Туматауэнга и своих братьев Ронго и Хаумиа-тикетике, спрятавшихся в земле. Он сделал мотыгу и сплёл корзину. Выкопав из земли все растения со съедобными корнеплодами, Туматауэнга сложил их в корзину, а затем положил на солнце, где все они засохли. Единственным братом, которого не смог поймать Туматауэнга, был Тафириматеа, бог ветра, чьи штормы и ураганы атакуют по сей день людей (это его возмездие за то, что братья разъединили Ранги и Папа) (Grey 1971:7-10).

Несмотря на то, что Ранги и Папа были не человеческого обличья, Туматауэнга и его братья были похожи на людей. Согласно представлениям маори, именно от Туматауэнга берёт своё начало всё человечество (Grey 1956:8-11, Tregear 1891:540).

Действия бога войны стали, так сказать, прообразом человеческой деятельности: так как Туматауэнга победил своих братьев, то люди, при условии выполнения специальных ритуалов, теперь могут убивать и есть птиц (детей Тане), ловить рыбу (детей Тангароа), культивировать и поедать различные растения (детей Ронго и Хаумиа-тикетике) и вообще распоряжаться земными ресурсами.

Туматауэнга был также покровителем войны. Поэтому перед крупным сражением или, когда младенцу определяли его будущую роль в качестве воина, всегда обращались за помощью к этому богу. Тело воина, который первым пал в сражении, как правило, приносилось в жертву Туматауэнга. Среди других божеств-покровителей войны — Кахукура, Мару и Уэнуку (Orbell 1998:185-186). В наши дни современная Армия Новой Зеландии известна на языке маори как «Нгати Тауматауэнга» — «племя Тауматауэнги».

Имена и прозвища

После побед над своими братьями Туматауэнга, или Ту, получил множество прозвищ (Grey 1956:9):

• Ту-ка-рири (злой Ту);
• Ту-ка-нгуха (Ту-свирепый воин);
• Ту-каи-тауа (Ту-уничтожитель армий);
• Ту-факахеке-тангата (Ту, понижающий в ранге людей высокого положения);
• Ту-мата-фаити (лукавый Ту);
• Ту-мата-уэнга (Ту со злым лицом).

См. также

• Ку — бог войны в гавайской мифологии.

Литература

• Grey G. [www.nzetc.org/tm/scholarly/tei-GrePoly.html Polynesian Mythology and Ancient Traditional History of the New Zealand Race]. — репринтное. — Christchurch: Whitcombe and Tombs, 1976.
• Orbell M. [www.questia.com/library/book/a-concise-encyclopedia-of-maori-myth-and-legend-by-margaret-orbell.jsp The Concise Encyclopedia of Maori Myth and Legend]. — Christchurch: Canterbury University Press, 1998.
• Tregear E.R. [www.nzetc.org/tm/scholarly/tei-TreMaor.html Maori-Polynesian Comparative Dictionary]. — Lambton Quay: Lyon and Blair, 1891.

• M. Orbell, The Concise Encyclopedia of Māori Myth and Legend (Canterbury University Press: Christchurch), 1998.
• E.R. Tregear, Maori-Polynesian Comparative Dictionary (Lyon and Blair: Lambton Quay), 1891.

Отрывок, характеризующий Туматауэнга

Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение: