Туги

Туги (или таги, тхаги, тхуги, пхасингары, душители, от англ. Thuggee, в свою очередь, от хинди ठग, ṭhag, вор) — средневековые индийские бандиты и разбойники, посвятившие себя служению Кали как богине смерти и разрушения. Туги пользовались особыми опознавательными знаками и жаргоном.

Примерно с XII века банды тугов в центральной части Индии грабили караваны и убивали путешественников. Жертву душили, накинув сзади на шею верёвку или шарф, а затем закапывали ритуальной кирко-мотыгой или сбрасывали в колодец. Согласно историку Уильяму Рубинштейну в промежуток с 1740 по 1840 годы туги убили 1 миллион человек. «Книга рекордов Гиннесса» относит на их счёт два миллиона смертей.

Приёмы тугов

По принципу применяемого орудия для ритуального убийства тхаги делились на душителей, кинжальщиков и отравителей. Самую большую известность приобрели тхаги-душители, чьим орудием служил платок, называемый «румалом», с утяжелителем на конце. Богатый арсенал боевых приемов на душение включал в себя приемы на удушение обычного (неподготовленного) человека, контрприемы — в случае столкновения с «коллегой», приемы на самоудушение — в случае невозможности скрыться, так как сдаться считалось недопустимым.

Орудием тхагов-кинжальщиков был кинжал, которым они наносили смертельный удар в затылочную ямку жертвы. Выбор места нанесения ритуального удара был обусловлен тем, что при этом почти не вытекало крови, а у тхагов-кинжальщиков количество пролитой при совершении убийства крови отягощало цепь последующих превращений в процессе реинкарнации.

Тхаги-отравители пользовались ядами, наносившимися на наиболее чувствительные участки кожи, а также на слизистую оболочку.

Пиндари

Помимо тхагов, для которых процесс убийства являлся ритуальным, а присвоение имущества жертвы — следствием исполнения ритуала, существовала прослойка обычных убийц, прикрывавшихся именем тхагов. Их называли «пиндари». В основной своей массе это были крестьяне, которые по окончании сельскохозяйственных работ выходили на большую дорогу с целью прокормиться. И если у тхагов существовал определенный ценз на количество убийств, необходимых для качественного перевоплощения после реинкарнации в следующей жизни, то пиндари убивали такое количество человек, какое могли ограбить.

Ликвидация

В 1825—1850 годах генерал-губернатор Индии лорд Уильям Бентинк совместно с полковником сэром Уильямом Слимом покончил с тугами путём массовых арестов и казней. В промежуток с 1831 по 1837 годы: было поймано 3266, из которых 412 были повешены, 483 дали признательные показания, а остальные были распределены по тюрьмам. В английском языке слово «таги» (англ. thugs) приобрело нарицательное значение «убийц-головорезов».

Современные туги

Поныне случаются прецеденты убийств современными тугами людей во имя Кали, подобные убийствам людей современными сектантами.

В литературе

Туги упоминаются во многих произведениях приключенческой литературы, включая роман Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней», романы Эмилио Сальгари серии Сандокан и рассказ Конан Дойля «Домашние дела дядюшки Джереми» (англ. The Mystery of Uncle Jeremy's Household), а также в современной литературе ужасов, среди которой можно выделить романы писателей Дэна Симмонса «Песнь Кали» и Тома Холланда — «Раб своей жажды». В романе Луи Анри Буссенара «Среди факиров» туги помогают американскому капитану Пеннилесу, арестованному колониальными войсками.

В русской литературе душители присутствуют в повести Барона Олшеври «Вампиры: хроника графов Дракула-Карди», рассказах Гиляровского «Под весёлой козой» и Пелевина «Тхаги», в романе Г.Л. Олди «Чёрный Баламут».

В советской литературе туги упоминаются в романе Евгения Войскунского и Исайя Лукодьянова «Экипаж „Меконга“», а также в романе Еремея Парнова «Третий глаз Шивы».

В цикле фантастических романов Глена Кука «Чёрный отряд» туги послужили прообразом душил, поклоняющихся богине Кине (прообраз — Кали)

Упоминаются также в романе «Западные земли» Уильяма Берроуза в качестве так называемых лицедеев-душителей, которые зачастую присоединялись к группе путешественников и паломников под видом купцов или ремесленников, чтобы в нужный момент подать сигнал своим сообщникам, сидящим в засаде. Как только раздавался сигнал, Душители набрасывались на путешественников и убивали их. Затем они пробивали трупы своими ритуальными мотыгами во многих местах, для того чтобы газы, выделяющиеся при разложении, не привлекли собак, гиен или шакалов, и хоронили их в земле, разведя над могилой бивачный костер.

В рассказе Роберта Говарда «Лал Сингх — рыцарь Востока» главный герой, сикх Лал Сингх, «положил глаз» на накопленные воровской шайкой деньги, атаманом шайки является душитель.

В кинематографе

Туги действуют или упоминаются в следующих фильмах:

• «Ганга Дин» (англ. Gunga Din; США, 1939) — приключенческий фильм по мотивам стихотворной баллады Р. Киплинга. Индиец по имени Ганга Дин мечтает стать горнистом английских колониальных войск. В кульминационный момент схватки англичан с индийскими ритуальными душителями (тугами) главный герой осуществляет свою мечту.

• «Душители из Бомбея» (англ. The Stranglers of Bombay; Великобритания, 1960) — детективный триллер режиссёра Теренса Фишера. Фильм является вольной интерпретацией реальных исторических событий, происходивших на территории Индии в XIX веке.

• «Осьминожка» (англ. Octopussy; Великобритания — США, 1983) — 13-й фильм о приключениях Джеймса Бонда. Когда главный герой оказывается в Индии, его противник, злодей Камаль Хан, нанимает тугов, чтобы они расправились с Джеймсом Бондом. В финальных титрах актёры, сыгравшие тугов, представлены отдельной позицией под заголовком «The Thugs».

• «Индиана Джонс и храм судьбы» (англ. Indiana Jones and the Temple of Doom; США, 1984) — приключенческий триллер, получивший «Оскар» за лучшие спецэффекты. С тугами ведёт борьбу Индиана Джонс.

• «Душители» (англ. The Deceivers; Великобритания — Индия, 1988) — приключенческий триллер, по сюжету которого в колониальной Индии 1825 года британский капитан Уильям Сэвидж внедряется в группу тугов, чтобы собрать доказательства их преступной деятельности.

На телевидении

Туги действуют или упоминаются в следующих сериалах:

• «Горец» (англ. Highlander: The Series; Канада — Франция, премьерный показ: 1992 — 1998 гг.) — фантастический сериал. Главный герой Дункан Маклауд вступает в противоборство с тугами в 9 серии 4 сезона.

• «Тайны тёмных джунглей» (итал. I misteri della giungla nera; Италия — Испания — Франция — ФРГ — Австрия, 1991) — приключенческий минисериал по одноимённому роману Э.Сальгари. Туги похитили дочь английского офицера Аду, которую посвятили богине Кали. Она должна быть принесена в жертву, однако находчивый Тремал Найк, принц по крови, освобождает Аду от тугов и возвращает отцу.

• «Гримм» — упоминаются в 6-й серии 4-го сезона.

Альтернативный взгляд на историю тугов

Со второй половины XX-го века у историков и исследователей индийского традиционного общества начал формироваться альтернативный взгляд на проблему тугов. В соответствии с этим взглядом широко растиражированный в исторических и псевдоисторических сочинениях миф о секте «душителей» являлся фикцией, созданной для прикрытия широкомасштабных административных и полицейских мер по установлению порядка на вновь завоеванных или присоединенных Британской Ост-Индской компанией территориях. Анализ существующих источников и сведений приводит к выводу, что за счет эксплуатации ксенофобских и религиозных взглядов европейского общества была создана база для нивелирования роли цивилизованных инструментов правосудия и проведения широкомасштабных репрессий в отношении неконтролируемых новой администрацией мобильных социальных групп традиционного индийского общества.

В этих целях целенаправленно создавался негативный образ «врагов всего человечества» тугов и самого индийского общества: "Тьма и уныние мглы предрассудков и суеверий, которая столь долго окутывала моральный облик Индии породила институты и практики столь ужасные и фантастичные… Та гигантская сила, которая удерживала человеческую расу в цепях, пока не появилась чистая и непорочная доктрина Откровения, имела в Индии пиршество в разврате и порочности своего процветания, основы обольщения лежали широко и глубоко, яд фальши и бесчеловечные вероучения были инсинуированы в каждое действие повседневной жизни, наиболее очевидные различия между хорошим и плохим были вытравлены… "

В реальности созданная администрацией Британской Ост-Индская компании под предлогом борьбы с тугами репрессивная система предназначалась для искоренения экономически независимых от нового правительства групп: «госаины, саньясины, факиры, цыгане и другие мобильные группы, которые были странствующими торговцами и купцами, становились легкой мишенью и описывались как „грабители и рейдеры“».

Реальных исторических свидетельств о существовании сект «душителей» или «отравителей» нет. В известных источниках, где упоминаются туги, речь идет либо о занимающихся разбоем крестьянах, как в хронике XIII-го века Тарих-и Фируз-шахи Зия уд-дин Барани, либо о «тугах» как самозванцах, обманщиках, мошенниках или фальшивомонетчиках. Исследователи устных народных традиций в Индии обнаружили множество историй о дорожных грабителях, но ни одного упоминания о «тугах» убийцах или грабителях.

Выявленный капитаном Уильямом Слиманом секретный язык, описание которого составляло «научное ядро» его флагманского труда «Ramaseeana or a Vocabulary of the Peculiar Language Used by the Thugs», представлял собой вариант обычного преступного жаргона. Представленный публики словарь включал 600 слов, большинство из которых являлись обычными словами из индийских языков или их исковерканными «блатными» вариациями. Сам Слиман в своем последнем труде, когда все было позади, оговаривается о том, что плохо владеет «индийским языком», что для исследователя восточного языка, да ещё арго, по меньшей мере, достаточно необычно.

Обвинение в ужасных демонических ритуалах, которые на проверку оказываются обычными индийскими или мусульманскими практиками жертвоприношения животных, было необходимо для введения особых, исключительных мер, не требующих правосудия. Слиман писал: «если эти люди, ведомые жрецами Дурги ожидают наград в этой жизни и в следующей, мы должны противопоставить им ещё больший страх немедленного наказания; и, если наши нынешние средства не пригодны для этого, мы должны создать другие, чтобы зло было устранено».

Усиление контроля над всей жизнью новых территорий и в первую очередь экономической её частью требовало экстраординарных мер. Исследователи отмечают, что «в попытке примитивизировать и демонизировать культуру Индии и её обитателей, как древнего и традиционного зла, в отрыве от реальной криминальной ситуации, была создана фикция — таги, призванная оправдать расширение и укрепление власти новой администрации, показать силу Британского оружия». В другом случае «таги являлись просто дискурсом, набором темноты, мистерии, загадочности, непредсказуемости и угрозы, изобретенные Слиманом и его соратниками, которые сами поместили себя в повествование о борьбе добра против сил зла, исказив истинные мотивы реальных преступников, которые почти всегда были экономическими».

См. также

• Преступные касты
• Таг Бехрам

Литература

• Всемирная история: люди, события, даты / Иллюстрир. энцикл. для всей семьи : Пер. с англ. // Copyright © 2001 ЗАО «Издательский Дом Ридерз дайджест» // ISBN 5-89355-035-8
• Rubinstein, W. D. [books.google.ru/books?id=nMMAk4VwLLwC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false The Thugs of India and their supression, 1809-40] // [books.google.ru/books?id=nMMAk4VwLLwC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Genocide: a history]. — Pearson Education, 2004. — P. 82–83. — 322 p. — ISBN 0-582-50601-8.
• Russell, Robert Vane; Lāl, Rai Bahadur Hira. [www.ibiblio.org/pub/docs/books/gutenberg/2/0/6/6/20668/20668-h/20668-h.htm#d0e15595 Thug] // [www.ibiblio.org/pub/docs/books/gutenberg/2/0/6/6/20668/20668-h/20668-h.htm The tribes and castes of the central provinces of India.] / Published Under the Orders of the Central Provinces Administration. — London: Macmillan and Co., 1916. — Vol. IV. — P. 558-588. — 608 p.
• [books.google.com/books?id=1kk8eXdQ08oC&pg=PA25 The Thuggee Debate]. // Henry Schwarz. Constructing the Criminal Tribe in Colonial India: Acting Like a Thief. John Wiley & Sons, 2010. С. 25-31.

Отрывок, характеризующий Туги

– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.