Тшебинский, Анджей

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тшебиньский, Анджей»)
Перейти к: навигация, поиск
Анджей Тшебинский
Andrzej Trzebiński
Дата рождения:

27 января 1922(1922-01-27)

Место рождения:

Радгощ, Польша

Дата смерти:

12 ноября 1943(1943-11-12) (21 год)

Место смерти:

Варшава

Род деятельности:

поэт, драматург, литературный критик, участник подпольных организаций

Анджей Тшебинский (польск. Andrzej Trzebiński; 27 января 1922, Радгощ[pl], Польша — 12 ноября 1943, Варшава) — польский поэт, драматург, литературный критик. Представитель «поколения Колумбов».



Биография

Окончил гимназию имени Тадеуша Чацкого, в 1940 году начал обучение в подпольном Варшавском университете, где изучал славистики и польскую филологию. Профессора Станислава Адамчевского, который произвёл на него большое влияние, называл своим первым учителем. Как и многие его сверстники, сочетал обучение с работой (пиловальника на железной дороге) и конспиративной деятельностью. С 1942 года был связан с Конфедерацией народа — польской подпольной военно-политической организацией, действовавшей в 1940—1943 годах.

В подполье прежде всего был занят организацией литературного движения. Принимал участие в издании журнала «Искусство и народ» (польск. Sztuka i Naród) с начала его основания. Написал значительное количество программных статей, в которых формулировал задачи литературы и место в ней нового поколения творцов в условиях оккупации. В начале июня 1943 года стал главным редактором этого журнала, заняв место своего ближайшего друга Вацлава Боярского, смертельно раненного во время возложения венка на могилу Николая Коперника — акции протеста против празднования немцами 400-летнего юбилею учёного как принадлежащего к немецкой нации. Был главным редактором «Искусство и народа» до своего ареста 6 ноября 1943 года.

Тшебинский — основатель и первый руководитель «культурного движения» (польск. Ruch Kulturowy), который постулировал отсутствие разделения на партии и организации. Тшебинский был одним из соавторов манифеста «Движения», увидевший свет в № 14-15 «Искусство и народа» — в декабре 1944 года, через год после смерти поэта.

Как редактора «Искусство и народа» Тшебинского долго разыскивали немцы, но арестовали его не в связи с конспиративной деятельностью, а за «незаконные» обеды в фабричной столовой под именем Анджея Яроциньского, на которые он не имел права, так как не работал на фабрике. Своего настоящего имени Тшебинский не назвал и был расстрелян в уличной расправе на углу варшавских улиц Варецка и Новы Свят.

Анджею Тшебинскому посвящён мемуарный рассказ Тадеуша Боровского «Портрет друга».

Произведения

Большинство произведений из наследия Тшебинского сгорело во время Варшавского восстания, уцелело всего около 400 страниц. Это стихи, драматический гротеск «Только бы поднять розу» (польск. Aby podnieść różę, в которой автор реализовал свою концепцию драмы, изложенную в статье «Лаборатория драмы»), фрагменты незаконченной повести «Цветы с заповедных деревьев» (польск. Kwiaty z drzew zakazanych), публицистические статьи и дневник.

Напишите отзыв о статье "Тшебинский, Анджей"

Ссылки

  • [www.novpol.ru/index.php?id=321 на сайте «Новая Польша»]
  • www.mecenat-and-world.ru/avtors/andzej1.htm

Отрывок, характеризующий Тшебинский, Анджей

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.