Тмутараканское княжество

Тмутараканское княжество
988 — 1094
Столица	Тмутаракань
Язык(и)	Древнерусский язык
Религия	Православие
Преемственность
← Хазарский каганат Византия →

К:Появились в 988 годуК:Исчезли в 1094 году

Тмутарака́нское кня́жество — русское княжество, существовавшее в X—XII веках на Таманском полуострове и Восточном Крыму с центром в городе Тмутаракань (Тамань). Территория княжества, в период расцвета, охватывала Тамань, Приазовье и крепость Белая Вежа, а также Восточный Крым, включая Корчев (современная Керчь) и Судак. Тмутараканское княжество отличалось пестротой этнического состава — кроме русских здесь обитали касоги, аланы, хазары, греки, армяне, обезы (абазинцы), евреи, тавры.

Княжество было известно с древности по летописям и «Слову об полку Игореве», но поскольку местоположение его было неизвестно, многие считали княжество вымышленным эпосом пока в 1792 году не был обнаружен Тмутараканский камень на месте которого оказалась обнаружена археологами легендарная Тмутаракань.

Археологические памятники

Тмутараканское княжество широко известно по знаменитому археологическому памятнику Тьмутаракнский камень, на котором князь Глеб Новгородский, прибывший княжить в Тмутараканское княжество, в 1068 году отметил результаты замера расстояние по льду через Керченский пролив между двумя важнейшими городами княжества контролировавшими торговый путь через Керченский пролив — Тмутаракани (современная Тамань) и Корчева (современная Керчь). Расстояние в 14000 маховых сажень соответствуют 24 км, что очень точно совпадет с расстоянием между центральными храмами Керчи (церковь Святого Иоанна Предтечи) и Тмутаракани (церковь Богородицы)

«В лето 6576 индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тмутороканя до Корчева 14000 сажен».

Следует отметить, что Глеб Святославович посвятил памятный камень весьма нетривиальной геодезической задаче. Дело в том, что расстояние до линии горизонта всего 4,7 км, то есть князь мог видеть только возвышающийся над горизонтом холм справа от Керчи и потерять из виду Тамань посередине пролива. На текущей момент не ясно как в таких условиях он смог выдержать с такой точностью прямолинейность движения. Сомнительно, что выполнить на льду нетривиальные мероприятия по измерению расстояния возможно было при наличии неприятельского гарнизона в Корчеве, который вряд ли бы оценил действия князя как научную миссию, а скорее как военный поход, что привело бы к вооруженному столкновению. Поэтому исследователи считают, что Тмутараканский камень одно из основных доказательств контроля князем над Корчевым и Тмутараканью одновременно как минимум к моменту измерений.

Самым важным и обсуждаемым вопросом об Тмутараканском княжестве среди учёных является размер контроля территорий княжества в Крыму и насколько сильно данные территории заселены русским этническим элементом. Наиболее полный обзор разных точек зрения дал доктор исторических наук, профессор Володихин Дмитрий Михайлович, который пришел к выводу, что Тамань, Керчь и Судак определенно имеют археологические доказательства присутствия русских и контроля русскими этих городов в разные периоды времени.

Тмутаракань (Тамань)

Столица княжества Тмутаракань (Тамань) являлась сильной каменной крепостью в IX веке построенной хазарами и в XI веке достроенной русскими. Руины города впечатляют до сих пор.

Весьма интересны результаты раскопок около стены Тмутаракани, выполненные доктором исторических наук Плетневой Светланой Александровной.

Целой славянской керамики почти не сохранились. Однако анализ относительного количества обломков керамики, принадлежащих разным культурам, дает важные результаты. По составленной Плетневой С. А. «карте датирующих типов керамики» видно, что после того, как Святослав в X веке сжег хазарские постройки в городе, оставив только оборонительную стену, в городе исчезает хазарская керамика и доминируют мелкие обломки древнерусской керамики, с XI века ей составляют конкуренцию только простейшая круговая керамика без культурной привязки. Очевидно, что русские, до сожжения города в XIII веке монголами, доминировали в поселении. Весьма интересны и исследования Плетневой, указывающие на чрезвычайно мощные стены города шириной 7,6 метра сложенные из сырцового кирпича. Русские затем укрепили стену каменным панцирем из камней шириной почти в 1 метр, вероятно, от стенобитных орудий. Можно только гадать о высоте такой стены, сам исследователь полагает что минимум высота стены была в 2 раза больше ширины, то есть от 16 метров. Любопытный факт в архитектуре стены, что в начале XI века русские соорудили для неё отмостку, для защиты стены от попадания влаги под неё, то есть русским было известно, что трещины в стене происходят от эффекта пучения грунта зимой и русским было известно, что отмостка предотвращает этот эффект. Также внутри стены проложены деформационные швы из глинобита, очевидно, для защиты от землетрясения.

Для представления мощности Тмутаракани как крепости, следует учитывать, что в то время город называли в письменных источниках ещё «русским островом» буквально, так как дельта Кубани выглядела иначе и наряду с Керченским проливом город отделяли с востока от суши рукава дельты реки впадающие и в Азовское и в Черные моря. При этом протоки дельты Кубани образовывали многочисленные пресные озера. Стена города была построена прямо на берегу одного из таких озёр, которое в данный момент высохло и представляет собой поляну «Сухое озеро». Со стороны моря город не нуждался в высоких стенах, так как берег представляет собой почти вертикальный обрыв. Судя по отсутствию пожаров по археологическим данным город никто не смог взять приступом до монголотатарского нашествия в XIII веке.

Со стороны Керченского пролива Тмутаракань имела очень удобную гавань защищенную с обеих сторон мысами. Поэтому мощная фортификация и крупный морской порт того времени находящийся на оживленном торговом пути предопределили выбор Тмутаракани как столицы княжества. В столице княжества имелись мощеные улицы и многие здания знати были каменными с мраморной облицовкой.

В Тамане сохранился фундамент церкви Богородицы XI века, а также другие здания связанные с функционированием Таматархской епархии, которые можно увидеть сейчас организованном на месте раскопок археологическом заповеднике. По мнению исследователей храм был построен в XI веке по сходному проекту с церковью Святого Иоанна Предтечи в Керчи. В Таматархской епархии работал крупнейший летописец Киевской Руси Никон.

Археология указывает на следы пребывания русской дружины в Тмутаракане. Была обнаружена каменная форма для отливки металлических декоративных бляшек для поясов, которые носили русские дружинники в X веке. Была найдена накладка на лук со знаком Рюриковичей, который указывал, что обладатель лука тмутараканский князь Мстислав Владимирович.

Корчев (Керчь)

В Корчеве находилась каменная византийская православная церковь Святого Иоанна Предтечи VI века, которая обрела современный облик древней части после реконструкции X века, согласно археологическим данным Т. Макаровой, то есть в период образования княжества, сразу после освобождения территории от хазар. Володихин Дмитрий Михайлович обобщая данные разных археологов, отмечает, что скорее всего в IX—X веке русские отбили крепость Боспор у хазар и начали восстановление храма, которые ранее также сгорел и находился в руинах. Восстановленный в X веке храм прекрасно сохранился и доступен для посещений. Фактически это самый древний каменный храм Киевской Руси дошедший до наших времен. Сам храм находился внутри внутри античной византийской крепости Боспор построенной ещё Юстинианом I, которая потом веками переходила из рук в руки. Император Константин Багрянородный издавал документы связанные с перестройкой крепости после падения хазар. Тактикон Икономидиса (Эскуриальский Тактикон) указывает на значение крепости в связи с территориальной экспансией русских в Крым. Судя по источникам русские возвели рядом с Боспором город «Руска», пока не найденный археологами, но который упоминается в договорах византийцев с генуэзцами в 1169 и 1192 гг, наряду с Тмутараканью (Матархой), то есть как город сравнимой значимости. Тмутараканский камень указывает, что Керчь перешла под контроль русских не позднее 1068 года. Вполне возможно Боспор был захвачен русскими в 1016 году при подавлении мятежа Георгия Цулы, где он укрывался после бегства из Херсонеса. Георгий Цула был греческим стратегом опиравшимся на остатки хазарского каганата в Крыму и Византия обратилась к русским князьям помочь устранить сепаратиста. Потерю контроля над Боспором косвенно подтверждают византийские источники в 1057 году указывающими лишь две фемы в Таврике — Херсон (Севастополь) и Сугдея (Судак).

Интересно, что среди контролировавшихся русскими городов того времени даже Киев представлял город огороженный простым земляным валом и деревянным надстройками над ним, которые не представляли никакой сложности для серьезного штурма как русскими князьями, так и Батыю, который сжег Киев в 1240 году. В то время как Тмутаракнское княжество получив контроль над Боспором получило в свое распоряжение одну из мощнейших каменных цитаделей в мире, которая с генуэзскими и турецкими перестройками смогла дожить фрагментами до 1829 года пока стены не были разобраны, так как мешали застройке Керчи. При раскопках Макаровой удалось установить, что крепость во время Тмутараканского княжества ещё сохраняла постройку Юстиниана I, так как была сложена из кирпича византийской кладкой opus spicatum Высоту стены цитадели по ширине установить сложно, так как использовался очень крепкий и дорогой обожжённый кирпич плимфа, поэтому стену оставили внутри с проходом для воинов.

Византийский Боспор превращается в русский Корчев от русского «корча» — кузница, что указывает на большое производство в нём металлического оружия и металлических предметов быта. Город очевидно получает наместника тмутараканского князя, потому как там обнаружены свинцовые вислые печати наместника князя Ратибора и там же было найдено много монет Тмутараканского княжества. Вислые печати обычно крепились к официальным документам на манер пломбы как защита от подделки, что указывает обычно на работу канцелярии древнерусского князя или его наместника. Следует отметить, что тмутараканские монеты являлись билонными, то есть номинальная их стоимость была выше чем реальная стоимость серебра в них. Примером таких биллоных монет являются монеты Ратибора, хождение которых в Керчи по номинальной стоимости было бы невозможно без его власти. По этой же причине тмутараканские монеты почти не обнаруживаются в других местах по Крыма.

В Боспоре меньше встречается славянской керамики, но в захоронениях находят новгородские стеклянные бусы. Тем не менее, в части Боспора-Корчева исследованном археологами очевидно население следующее провинциальному византийскому быту являлось большинством. Византийские обычаи не означали греческой национальности, а были культурной приверженностью романтизированных болгар, готов и других народов полиэтнического города. Интересный факт отмечает Вадим Майко, что в Корчеве и Тмутаракани по археологии видно, что романтизированная часть населения абсолютно синхронно меняет свои привычке в моде на предметы быта и на архитектуру частных построек, что указывает на общее сообщество для двух этих городов. Майко называет этот феномен как русско-византийский «кондоминимум», когда неявно был принят обычай, что население не поддерживало ни русских, ни византийцев при борьбе за власть в городе и относилось к этому как к формальной смене правителей, поэтому границы между византийскими и русскими владения в Крыму носят весьма условный характер.

Однако Волохим Д. М. и другие исследователи указывают, что исследовано только 10 % площади возможных поселений и основной археологический материал ещё предстоит получить, в том числе найти в культурных слоях город «Руска», поэтому многие текущие выводы на обрывочных археологических сведениях ненадежны и скорее всего будут сильно пересмотрены в будущем. В данный момент активные археологические раскопки ведутся в зоне строительства Керченского моста.

Судак

Из письменных источников известно, что русские неоднократно овладевали Судаком. «Житие Стефана Сурожского» и Степенная книга рассказывают о том, как князь Бравлин взял штурмом город. Археология подтверждает присутствие русских в городе.

В. Майко указывает на множество археологических находок в Судаке времени Тмутаракнского княжества: шиферные пряслица, керамические яйца-писанки и печать тмутараканского князя Давыда Игоревича. Майко особенно отмечает обнаружение древнерусской гривны. Такие крупные слитки серебра использовались только для очень крупных финансовых операций и являются доказательством присутствия большого количества русских купцов. Собранные находки по мнению Майко указывают не просто на присутствие русских в городе, а также на протекторат Тьмутараканского княжества над городом примерно в интервале 1050—1080 годов. Протекторат означает, что де-юре город считался византийским владением, а де-факто контролировался русскими дружинами.

В Судаке также находят стеклянные новгородские бусы в захоронениях. При этом интересно, что русских артефактов в Судаке больше, чем Керчи Однако это может быть связано с тем, что археологические исследования далеки от завершения и их удалось найти больше по случайности. Например, большинство артефактов исследованных Майко обнаружены аквалангистами после 2005 года.

История

О времени завоевания Тмутаракани Древнерусским государством в источниках сведений нет. Считается, что оно произошло либо во время восточного похода Святослава в 965 году, либо во время корсунского похода Владимира в 988 году. Ранее эта территория входила в состав Хазарского каганата, а до того была ядром Боспорского царства.

В состав Тмутараканского княжества, во второй половине X века, и под его контролем, находились — Северное Причерноморье, Приазовье, Восточный и Северный Крым с Керчью (Корчевым), крепость Белая Вежа и Тамань.

В 988/1010—1036 годах княжество было во владении Мстислава Владимировича (умер в 1036). В 1022 году Мстислав Владимирович покорил касогов, убив в поединке их князя Редедю. После этой победы в Тмутаракани им была основана церковь Богородицы, которая представляла сооружение столь же важное для древнерусского зодчества как Десятинная церковь, так как в отличие от первых русских храмов также была каменным сооружением с фресками и размером длиной 16,5 м и шириной в 10,65 м.

В 1024 году состоялась битва при Листвене, которая закрепила авторитет Тмутараканского княжества. В 1030 году Мстислав Владимирович совершил поход на Ширван. В 1032 году в союзе с сарирцами и аланами — второй поход на Ширван. В 1033 году, в союзе с аланами князь совершил третий, неудачный, поход на это закавказское государство.

С 1054 года Тмутараканское княжество входило во владения черниговского князя Святослава Ярославича. Во 2-й половине XI века в княжестве правили его сыновья Глеб, Роман и Олег Святославичи. В поздний период оно неоднократно захватывалось другими князьями. В XI веке половецкие кочевья отрезали с севера Тмутаракань от Руси.

В 1083 году с помощью византийского флота в Тмутаракани воцаряется Олег Святославич — последний летописный тмутараканский князь. Он же под именем Михаила фигурирует как византийский архонт Матархи, Зихии и всей Хазарии.

Прекращение существования и отток русского населения

Последний раз Тмутаракань была упомянута в русских летописях под 1094 годом в связи с княжением Олега Святославовича, который вероятно правил княжеством до смерти в 1115 году. В арабских источниках последний раз Тмутараканское княжество упоминается косвенно географом ал-Идриси в 1159 г., который в своем Атласе Мира известном как Книга Рожера, называет Керченский пролив «устьем русской реки». Он упоминает также ещё не найденный город «Руска» в Керченском проливе. Этот же город, наряду с Матархой (Тмутараканью), фигурирует и в договорах византийских императоров с генуэзцами, заключённых в 1169 и 1192 гг. Таким образом, наиболее вероятно, Тмутараканское княжество прекращает существование между 1159 и 1169 годами с переходом территории под контроль Византии. Однако русское население продолжало проживать в Крыму и дату его исхода можно также установить по источникам. После битвы на Калке в 1224 году крымская часть территории Тмутараканского княжества включается в состав Золотой Орды и мусульманский хронист Ибн аль-Асира (1160—1233) пишет, что «многие из знатных купцов и богачей русских» бежали спасая жизнь, имущество и товары. Таким образом, между 1224 и 1233 годами завершается первый этап колонизации русскими Крыма.

Правители

• 988/1015 — 1036 гг. — Мстислав Владимирович Храбрый (ум. 1036), также князь Черниговский с 1024 года. Наместник в Тмутараканском княжестве с 988 года, великого князя киевского Владимира Святославича. Самостоятельное правление с 1015 — по 1036 гг.
• после 1054—1064 гг. — Глеб Святославич (ум. 1078), князь Новгородский с 1068.
• 1064—1067 гг. — Ростислав Владимирович (ум. 1066), князь Владимиро-Волынский 1057—1064.
• 1067—1068 гг. — Глеб Святославич (повторно).
• 1069—1079 гг. — Роман Святославич Красный (ум. 1079).
• 1081—1083 гг. — Давыд Игоревич (ок.1058 — 1112), князь Владимиро-Волынский 1087—1099, князь дорогобужский 1085, 1099—1112
• 1081—1083 гг. — Володарь Ростиславич (ум. 1124), князь звенигородский 1085—1092, князь перемышльский с 1092
• 1083/1093 — 1115 гг. — Олег Святославич (ум. 1115), князь Владимиро-Волынский 1073—1076, Черниговский 1078, 1093 — 1096, князь Новгород-Северский с 1097 года. В ссылке в Византии — на острове Родос с 1079 — до 1093 года. Бежал из ссылки в Тмутаракань в 1093 году, самостоятельное правление с 1093 — по 1094 гг.

Экономика княжества

Тмутараканское княжество обладало выгодным положением контролируя сразу несколько торговых путей включая часть стратегического торгового пути из варяг в греки через Керченский Пролив. Также через Керченский пролив лежал сухопутный торговый путь в сам Крым.

От предшественников Тмутараканское княжество унаследовало структуру экономики в сельском хозяйстве, где можно выделить виноделие служившее ценным экспортным товаром, так как в других княжествах Киевской Руси по климатическим причинам выращиваение винограда было невозможно.

Память

• В память о княжестве 9 марта 2001 года был назван астероид (10012) Tmutarakania, открытый 3 сентября 1978 года советскими астрономами Н. С. Черных и Л. Г. Карачкиной в Крымской астрофизической обсерватории.

См. также

• Тмутаракань
• Список князей Тмутаракани
• Ростислав Владимирович (князь тмутараканский)
• Таматархская епархия

Литература

• Насонов А. Н. Тмуторокань в истории Восточной Европы Х в. // в сб.: Исторические записки — Вып. 6. — М., 1940.
• Монгайт А. Л. О границах Тмутараканского княжества в XI в. // в кн.: Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. Сб. статей к 70-летию академика М. Н. Тихомирова, — М., 1963.
• Рыжов К. [www.hrono.info/libris/ryzov00.html Все монархи мира. Россия]. — М.: Вече, 1998. — 640 с. — 16 000 экз. — ISBN 5-7838-0268-9.

Ссылки

• [www.s-n-k.info/%C2%A71-tmutarakanskoe-knyazhestvo-gorcy-i-st/ Все о Кубани: История…, Люди и Исторические даты]
• [www.kazaks.net/istoriya-kazachestva-kniga-1/glava-vii-tmutarakanskoe-143/ Глава VII. Тмутараканское княжество славяно-руссов и казахов. — История казачества. Книга 1 — Исаак Быкадоров — Библиотека — Русское казачество]
• [cyberleninka.ru/article/n/obrazovanie-tmutarakanskogo-knyazhestva-i-ego-vzaimootnosheniya-s-narodami-severnogo-kavkaza-vo-vtoroy-polovine-x-nachale-xi-vv Образование Тмутараканского княжества и его взаимоотношения с народами Северного Кавказа во второй половине X-начале XI вв — тема научной статьи по истории и ис… ]
• [ncau.ru/14/ Первые Русские на Северном Кавказе]
• [rusgenealog.ru/index.php?id=land&land_id=kn_125 Русская знать — Княжества — Княжество Тмутараканское]
• [www.apn.ru/publications/article24295.htm Русско-кавказские отношения до заселения казаками Притеречных земель]
• [krymkrymkrym.ru/slavyane-v-krymu-i-tmutarakanskoye-knyazhestvo Славяне в Крыму и Тмутараканское княжество]
• [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/DREVNERUSSKIE_KNYAZHESTVA.html?page=0,4 Тмутараканское княжество]
• [ncau.ru/27/ Тмутараканское княжество и Северный Кавказ]
• [www.othist.ru/rusgor027.html Тмутараканское княжество, Тмутаракань]

Отрывок, характеризующий Тмутараканское княжество

– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.