Тэйлор, Сесил
Поделись знанием:
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
| Сесил Тэйлор | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Сесил Персиваль Тэйлор |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Жанры | |
| Коллективы | |
| Сотрудничество | |
| Награды |
Стипендия Макартура (1991) |
Сесил Персиваль Тэйлор (англ. Cecil Percival Taylor, 15 марта (или 25 марта) 1929, Нью-Йорк, США) — американский пианист и поэт[1]. Известен как один из пионеров фри-джаза. Его музыка характеризуется особой энергетикой, импровизациями, частым использованием кластерных аккордов, и сложной полиритмии. Его техника игры на фортепиано имеет нечто общее с техникой игры на ударных инструментах, иногда её описывают как «восемьдесят восемь настроенных барабанов» (по числу клавиш на стандартном фортепиано)[2].
Содержание
Биография
Начало карьеры
Сесил Тэйлор начал играть на фортепиано в шесть лет. В это время он учится в Нью-Йоркском Музыкальном Колледже и Консерватории Новой Англии. Свои первые шаги на профессиональном поприще Сесил Тэйлор сделал в небольшом коллективе игравшем в стиле ритм-н-блюз и свинг в начале 50-х. В 1956 году он вместе с сопрано-саксофонистом Стивом Лэйси сформировал собственный коллектив.
Первый альбом Сесила Тэйлора Jazz Advance был выпущен в 1956 году. Альбом получил положительную оценку британского критика Ричарда Кука (англ.) и шотландского критика Браена Мортона (англ.) в джаз-энциклопедии «Penguin Guide to Jazz».
В 1958 году Сесил Тэйлор начал сотрудничество с музыкантом Джоном Колтрейном.
1950-е, 1960-е
В течение 1950-х и 1960-х музыка Сесила Тэйлора становилась все более сложной и все дальше уходила от традиционного джаза. В это время у музыканта возникают проблемы с организацией концертов, клубы приглашавшие его выступать не получали прибыли от подобных выступлений[3]. Сесил Тэйлор продолжает записываться, хотя и не регулярно. В этот период создан альбом Unit Structures (1966 г.) Некоторые альбомы, такие как Nefertiti the Beautiful One Has Come оставались не выпущенными в течение многих лет.
С 1961 года Сесил Тэйлор начинает совместную работу с альт-саксофонистом Джимми Лионсом (англ.). Работа с Джимми Лионсом стала важным этапом карьеры музыканта. Тэйлор, Лионс, и барабанщик Санни Маррей (англ.) (и, позднее, Эндрю Курилл (англ.)) сформировали ядро коллектива «The Unit».
Сольные выступления
Сесил Тэйлор начал давать сольные концерты в начале 1970-х. Некоторые из этих концертов были изданы как альбомы Indent (1973 г.), Spring of Two Blue-J's (1973 г.) (часть альбома)[4], Silent Tongues (1974 г.), Garden (1982 г.), For Olim (1987 г.), Erzulie Maketh Scent (1989 г.) и The Tree of Life (1998 г.).
Дискография
Основные альбомы Сесила Тэйлора:
- Jazz Advance, 1956 г.
- At Newport, 1958 г.
- Looking Ahead!, 1958 г.
- Stereo Drive (также изданный как Hard Driving Jazz и Coltrane Time), 1958 г.
- Love for Sale, 1959 г.
- The World of Cecil Taylor 1960 г.
- Air 1960 г.
- Cell Walk for Celeste, 1961 г.
- Jumpin' Punkins, 1961 г.
- New York City R&B (with Buell Neidlinger), 1961 г.
- Into the Hot, 1961 г. (некоторые треки также изданы как Mixed)
- Nefertiti the Beautiful One Has Come, 1962 г.
- Unit Structures, 1966 г.
- Conquistador!, 1966 г.
- Student Studies (также изданный как The Great Paris Concert), 1966 г.
- Praxis, 1968 г.
- The Great Concert of Cecil Taylor (также изданный как Nuits de la Fondation Maeght), 1969 г.
- Indent, 1973 г.
- Akisakila, 1973 г.
- Solo, 1973 г.
- Spring of Two Blue J's, 1973 г.
- Silent Tongues, 1974 г.
- Dark to Themselves, 1976 г.
- Air Above Mountains, 1976 г.
- Cecil Taylor Unit, 1978 г.
- 3 Phasis, 1978 г.
- Live in the Black Forest, 1978 г.
- One Too Many Salty Swift and Not Goodbye, 1978 г.
- It is in the Brewing Luminous, 1980 г.
- Fly! Fly! Fly! Fly! Fly!, 1980 г.
- The Eighth, 1981 г.
- Garden, 1981 г.
- Winged Serpent (Sliding Quadrants), 1984 г.
- Iwontunwonsi, 1986 г.
- Amewa, 1986 г.
- For Olim, 1986 г.
- Olu Iwa, 1986 г.
- Live in Bologna, 1987 г.
- Live in Vienna, 1987 г.
- Tzotzil/Mummers/Tzotzil, 1987 г.
- Chinampas, 1987 г.
- Riobec — Сесил Тэйлор и Günter Sommer, 1988 г.
- In East Berlin, 1988 г.
- Regalia — Сесил Тэйлор и Paul Lovens, 1988 г.
- The Hearth, 1988 г.
- Alms/Tiergarten (Spree), 1988 г.
- Remembrance, 1988 г.
- Pleistozaen Mit Wasser, 1988 г.
- Spots, Circles, and Fantasy, 1988 г.
- Legba Crossing, 1988 г.
- Erzulie Maketh Scent, 1988 г.
- Leaf Palm Hand, 1988 г.
- In Florescence, 1989 г.
- Looking (Berlin Version) Solo, 1989 г.
- Looking (Berlin Version) The Feel Trio, 1989 г.
- Looking (Berlin Version) Corona, 1989 г.
- Celebrated Blazons, 1990 г.
- 2Ts for a Lovely T, 1990 г.
- Double Holy House, 1990 г.
- Nailed, 1990 г.
- Melancholy — Сесил Тэйлор, Harri Sjöström, Evan Parker, Barry Guy, Wolfgang Fuchs
- The Tree of Life, 1991 г.
- Always a Pleasure, 1993 г.
- Almeda — Сесил Тэйлор, Harri Sjöström 1996 г.
- The Light of Corona — Сесил Тэйлор, Harri Sjöström 1996 г.
- Qu’a: Live at the Iridium, vol. 1 & 2 — Сесил Тэйлор, Harri Sjöström 1998 г.
- Algonquin, 1998 г.
- Incarnation, 1999 г.
- The Willisau Concert, 2000 г.
- Complicité, 2001 г.
- Taylor/Dixon/Oxley, 2002 г.
- Two T’s for a Lovely T, 2003 г.
- The Owner of the River Bank, 2004 г.
Как приглашенный музыкант
Альбомы, в записи которых Сесил Тэйлор принимал участие в качестве приглашенного музыканта:
- Jazz Composer's Orchestra: The Jazz Composer’s Orchestra, 1968 г. (Тэйлор участвовал в создании двух треков)
- Friedrich Gulda: Nachricht vom Lande, 1976 г. (Тэйлор участвовал в создании трёх треков)
- Mary Lou Williams: Embraced, 1977 г.
- Tony Williams: Joy of Flying, 1978 г.
- Historic Concerts (with Max Roach), 1979 г.
- Art Ensemble of Chicago: Thelonious Sphere Monk, 1990 г. (Тэйлор участвовал в создании трёх треков)
Напишите отзыв о статье "Тэйлор, Сесил"
Примечания
- ↑ Yanow, Scott (2008). [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=11:fifyxqy5ldse~T1 «Cecil Taylor biography»], AllMusic.
- ↑ Wilmer, Val. As Serious As Your Life: The Story of the New Jazz. — Quartet, 1977. — P. 45. — ISBN 0704331640.
- ↑ Spellman, A. B. Four Lives in the Bebop Business. — Limelight, 1985 originally 1966. — ISBN 0-87910-042-7.
- ↑ [frederatorblogs.com/kathleen/category/cecil-taylor/ Cecil Taylor @ Frederator Blogs] (англ.). Проверено 15 февраля 2012. [www.webcitation.org/68a0VIDym Архивировано из первоисточника 21 июня 2012].
Отрывок, характеризующий Тэйлор, Сесил
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
