Тейлор, Элизабет

Элизабет Тейлор
Elizabeth Taylor
Имя при рождении:	Элизабет Роузмонд Тейлор
Дата рождения:	27 февраля 1932(1932-02-27)
Место рождения:	Хампстед, Лондон, Великобритания
Дата смерти:	23 марта 2011(2011-03-23) (79 лет)
Место смерти:	Лос-Анджелес, США
Гражданство:	Великобритания Великобритания США США
Профессия:	актриса
Карьера:	1942—2001
Награды:	«Оскар» (1961, 1967, 1993)

Дама Эли́забет Ро́узмонд Тейлор (англ. Elizabeth Rosemond Taylor; 27 февраля 1932, Лондон — 23 марта 2011, Лос-Анджелес) — англо-американская актриса, «королева Голливуда» периода его расцвета, трижды удостоенная премии «Оскар» (две — за лучшую женскую роль, одна — специальная). Первая актриса, чей гонорар за съёмки в фильме составил миллион долларов.

Не меньше, чем актёрские работы «королевы Голливуда», привлекали внимание публики обстоятельства её личной жизни (не в последнюю очередь — перипетии восьми браков Тейлор).

Биография

Элизабет Тейлор родилась 27 февраля 1932 года в семье американских актёров, живших и работавших в Лондоне — Фрэнсиса Ленна Тейлора (28 декабря 1897 — 20 ноября 1968) и Сары Виолы Вомбродт (сценический псевдоним Сара Созерн, 21 августа 1895 — 11 сентября 1994). С началом Второй мировой войны семья вернулась в США. У Элизабет был старший брат — Говард.

В кино начала сниматься в 1942 году, два года спустя запомнилась зрителям как юная всадница в неувядающей семейной классике «Национальный бархат». В 1949 году сыграла первую «взрослую» роль — в фильме «Заговорщик» со своим другом Робертом Тейлором.

Поначалу критики относились весьма скептически к актёрским способностям юной красавицы, но участие Тейлор в драме «Место под солнцем» (1951) с Монтгомери Клифтом заставило их изменить своё мнение. В 1956 году снялась с Джеймсом Дином в культовой ленте «Гигант». Следующим шагом к славе были роли в экранизациях пьес Теннесси Уильямса «Кошка на раскалённой крыше» (1958) и «Внезапно, прошлым летом» (1959). К тому времени жёлтая пресса без устали обсуждала трагическую гибель третьего мужа Тейлор и прочие подробности её личной жизни.

В 1961 году Тейлор получила лестное предложение исполнить роль Клеопатры в одноимённом историческом фильме за неслыханный по тем временам гонорар в миллион долларов. Именно она ввела в моду «глаза Клеопатры» с сильной чёрной подводкой. Хотя фильм так и не окупился в прокате, на съёмочной площадке вспыхнул бурный роман Тейлор с актёром, игравшим Марка Антония, — Ричардом Бёртоном. В 1964 году они поженились, развелись десять лет спустя, через год вновь связали себя узами брака и опять развелись через год. За это время они сыграли вдвоём в одиннадцати картинах. Однажды на Валентинов день Бёртон преподнёс своей жене самую дорогую жемчужину в мире — Блуждающую. О перипетиях этих взаимоотношений в 2013 году был снят телевизионный фильм «Бертон и Тейлор» / «Burton and Taylor» (Великобритания, режиссёр Ричард Лэкстон / Richard Laxton).

Для ключевой роли вульгарной Марты в психологической драме «Кто боится Вирджинии Вулф?», принёсшей ей второго «Оскара», актриса набрала заметный вес и долгое время не могла остановить его увеличение после перевоплощения в образ. Достоянием общественности стали её проблемы с наркотиками и алкоголем. Фильмы с участием Тейлор всё реже окупались, и она была вынуждена в возрасте сорока пяти лет фактически завершить кинокарьеру, обратившись к театру. В 1976 году снялась в «Синей птице» — советско-американском музыкальном фильме-сказке по одноимённой пьесе Мориса Метерлинка. Последний раз на большом экране Тейлор появилась в 1994 году в кинокомедии «Флинтстоуны», где сыграла взбалмошную тёщу Фреда Пирл Слэгхупл.

Здоровье

Актриса обладала редкой мутацией — двойным рядом ресниц, что придавало её взгляду дополнительную выразительность. А также приобретённым редчайшим фиолетовым цветом глаз. Хотя, есть утверждения, что синие глаза обладали оттенком, дававшим фиолетовый цвет в условиях сценического освещения, тогда синие глаза Элизабет Тейлор были редчайшего синего оттенка.

Проблемы со здоровьем преследовали Тейлор многие годы. В 1997 году у неё была удалена опухоль головного мозга. До этого Тейлор попадала в больницу с болезнью легких, аритмией сердца. Ей также сделали операции по имплантации искусственных тазобедренных суставов обеих ног. В 2002 году она прошла курс лечения от рака кожи. В 1980-е годы она подружилась с Майклом Джексоном и организовала вместе с ним несколько благотворительных проектов. После его смерти в июне 2009 года Тейлор попала в больницу с сильнейшим стрессом. Также в 2009 году актриса перенесла операцию на сердце. Целью хирургического вмешательства была фиксация сердечного клапана с помощью установки специального микроустройства. 12 февраля 2011 года актриса была вновь госпитализирована с симптомами, похожими на клинические проявления сердечной недостаточности.

С 13 февраля 2011 года Элизабет находилась под постоянным клиническим наблюдением врачей. Несмотря на усилия врачей по спасению жизни «королевы Голливуда», 23 марта Тейлор умерла от сердечной недостаточности. Актрисе было 79 лет.

Элизабет Тейлор была похоронена 24 марта 2011 года на калифорнийском кладбище Форест-Лаун, известном как место упокоения многих голливудских звёзд, рядом с Майклом Джексоном, Кларком Гейблом и Уолтом Диснеем. Церемонию прощания с актрисой провёл раввин Джерри Катлер. По просьбе семьи актрисы в этот день кладбище было закрыто для посещений.

Кроме того, созданный ею фонд пожертвовал более 120 миллионов долларов на борьбу со СПИДом.

Личная жизнь

Мужья:

• Конрад (Никки) Хилтон (в браке: 6.05.1951-1.02.1952)
• Майкл Уилдинг (в браке: 21.02.1952-1957). Дети:

- Майкл Говард (1953)
- Кристофер Эдвард (1955)

• Майкл Тодд (в браке: 1957-1958). Дети:

- Элизабет Френсис (1957)

• Эдди Фишер (в браке: 12.05.1959-1961)
• Ричард Бёртон (в браке: 1964-1974,1975-1976).

- Мария (удочерена)(1961)

• Джон Уорнер (в браке: 1977-1982)
• Ларри Фортенски (в браке: 1991-1996)

Родители актрисы воспитали Тейлор в духе заповедей «Христианской науки». Первый брак состоялся, когда Элизабет было 18 лет: она вышла замуж за светского повесу, наследника империи Hilton - Никки Хилтона. В зрелом возрасте актриса перешла в иудаизм (её мужья Майкл Тодд и Эдди Фишер были евреями), взяв имя Элишева Рахель. Её наставником был раввин Макс Нуссбаум.

В 1976 году Тейлор предложила себя в качестве заложницы в обмен на свободу заложников-евреев захваченного террористами в Энтеббе, Уганда, самолёта Air France. Данное предложение Тейлор сделала лично послу Израиля Симхе Диницу, от которого последний любезно отказался, тем не менее, при этом заметив: «Еврейский народ этого никогда не забудет».

Тейлор была матерью троих детей: сыновей Майкла Говарда Уайлдинга (род. 1953), Кристофера Эдварда Уайлдинга (род. 1955) — оба от брака с Майклом Уайлдингом — и дочери Элизабет Фрэнсис Тодд (род. 1957, от Майкла Тодда). В 1964 году она и Ричард Бёртон удочерили трёхлетнюю девочку из ФРГ Марию Бёртон (род. 1961).

Шестым мужем Элизабет Тейлор был сенатор Вирджинии Джон Уорнер (р.1927)— они заключили брак в 1976 году и развелись в 1982 году.

Признание

В 1999 году Американский институт киноискусства поместил Элизабет Тейлор на седьмое место в списке величайших звёзд кино.

Сообщалось о запланированных на 2011 год съёмках фильма-биографии по книге Сэма Кашнера и Нэнси Шонбергер «Яростная любовь: Элизабет Тэйлор, Ричард Бёртон и свадьба века», в котором роль Элизабет Тейлор должна была исполнить Анджелина Джоли или Кэтрин Зета Джонс. Но 24 апреля 2012 года на роль была утверждена Линдсей Лохан.

В 1963 году Энди Уорхол изобразил Элизабет Тейлор на картине «Лиз № 5». 12 мая 2011 года она была продана на аукционе Phillips de Pury в Нью-Йорке за $26,9 млн. Ранее картина «Лиз № 5» уже выставлялась на аукционе в Нью-Йорке — в 2007 году её продали за $ 23,6 млн.

14 декабря 2011 года на аукционе, организованном Christie’s, был продан другой портрет Элизабет Тейлор работы Энди Уорхола за $662 000.

Фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1942	ф	Каждую минуту рождается человек	There’s One Born Every Minute	Глория Туайн
1943	ф	Лесси возвращается домой	Lassie Come Home	Присцилла
1943	ф	Джейн Эйр	Jane Eyre	Элен Бёрнс
1944	ф	Белые скалы Дувра	The White Cliffs of Dover	Бетси
1944	ф	Национальный бархат	National Velvet	Вельвет Браун
1946	ф	Мужество Лесси	Courage of Lassie	Кэтрин Элеанор Меррик
1947	ф	Жизнь с отцом	Life with Father	Мэри Скиннер
1947	ф	Синтия	Cynthia	Синтия Бишоп
1948	ф	Свидание с Джуди	A Date with Judy	Кэрол Прингл
1948	ф	Джулия плохо себя ведёт	Julia Misbehaves	Сюзан Пэкетт
1949	ф	Маленькие женщины	Little Women	Эми
1949	ф	Конспиратор	Conspirator	Мелинда Грейтон
1950	ф	Большое похмелье	The Big Hangover	Мэри Белни
1950	ф	Отец невесты	Father of the Bride	Кэй Бэнкс
1951	ф	Маленький дивиденд отца	Father’s Little Dividend	Кэй Данстан
1951	ф	Место под солнцем	A Place in the Sun	Анджела Викерс
1951	ф	Камо грядеши	Quo Vadis	христианская пленница на арене
1952	ф	Любовь лучше, чем когда-либо	Love Is Better Than Ever	Анастасия (Стэйси) Мэкабой
1952	ф	Айвенго	Ivanhoe	Ревекка
1953	ф	Девушка, у которой было всё	The Girl Who Had Everything	Джин Латимер
1954	ф	Бо Браммелл	Beau Brummell	леди Патриция Белхэм
1954	ф	Последний раз, когда я видел Париж	The Last Time I Saw Paris	Хелен Эллсуорт / Уиллис
1954	ф	Рапсодия	Rhapsody	Луиза Дюрант
1954	ф	Слоновья тропа	Elephant Walk	Рут Уайли
1956	ф	Гигант	Giant	Лесли Линнтон Бенедикт
1957	ф	Округ Рейнтри	Raintree County	Сюзанна Дрейк
1958	ф	Кошка на раскалённой крыше	Cat on a Hot Tin Roof	«Кошка Мэгги»
1959	ф	Внезапно, прошлым летом	Suddenly Last Summer	Кэтрин Холли
1960	ф	Баттерфилд, 8	Butterfield 8	Глория Вэндроуз
1960	ф	Запах тайны	Scent of Mystery	настоящая Салли
1963	ф	Клеопатра	Cleopatra	Клеопатра
1963	ф	Очень важные персоны	The V.I.P.s	Фрэнсис Эндрос
1965	ф	Кулик	Sandpiper	Лора Рейнольдс
1966	ф	Кто боится Вирджинии Вульф?	Who’s Afraid of Virginia Woolf?	Марта
1967	ф	Блики в золотом глазу	Reflection in a Golden Eye	Ленора Пендертон
1967	ф	Доктор Фауст	Doctor Faustus	Елена Троянская
1967	ф	Укрощение строптивой	The Taming of the Shrew	Катарина
1967	ф	Комедианты	The Comedians	Марта Пинеда
1968	ф	Бум!	Boom	Флора «Сисси» Гофорт
1968	ф	Тайная церемония	Secret Ceremony	Ленора
1969	ф	Анна на тысячу дней	Anne of the Thousand Days	проститутка
1970	ф	Единственная забава в городке	The Only Game in Town	Фрэн Уолкер
1972	ф	Зи и компания	Zee and Co.	Зи Блэйкли
1972	ф	Под сенью млечного леса	Under Milk Wood	Роузи Проберт
1972	ф	Хаммерсмит вышел на волю	Hammersmith Is Out	Джимми Джин Джексон
1973	ф	Бессонница	Night Watch	Эллен Уиллер
1973	ф	День покаяния	Ash Wednesday	Барбара Сойер
1973	ф	Его развод — её развод	Divorce His — Divorce Hers	Джейн Рейнольдс
1974	ф	Место водителя	Identikit	Лайз
1976	ф	Победа в Энтеббе	Victory at Entebbe	Эдра Вилонфски
1976	ф	Синяя птица	The Blue Bird	Фея / Мать / Ведьма
1977	ф	Маленькая серенада	A Little Light Music	Десири Армфельдт
1978	ф	Разрыв помолвки	Return Engagement	доктор Эмили Лумис
1979	ф	Зимнее убийство	Winter Kills	Лола Команте
1980	ф	Зеркало треснуло	The Mirror Crack’d	Марина Радд
1981—1981	с	Главный госпиталь	General Hospital	Хелена Кассадин
1983	ф	Между друзьями	Between Friends	Дебора Шапиро
1985	тф	Происки в Стране чудес	Malice in Wonderland	Лауэлла Парсонс
1985	тф	Север и Юг	North and South	мадам Конти
1986	ф	Там обязательно должен быть пони	There Must Be a Pony	Маргарита Сидней
1987	ф	Покер Алиса	Poker Alice	Алиса Моффит
1988	ф	Молодой Тосканини	Young Toscanini	Надина Булишофф
1989	ф	Сладкоголосая птица юности	Sweet Bird of Youth	Александра Дель Лаго
1994	ф	Флинтстоуны	The Flintstones	Пирл Слэгхупл
2001	тф	Старые клячи по-американски	These Old Broads	Бэрил Мэйсон

Литература

• The Hollywood beauties. — England: Arlington House Publishers, 1978. — P. 329. — ISBN 0-87000-412-3.
• Цыркун Н. А. Элизабет Тейлор: в кино и в жизни. М.: Панорама, 1997. — 285 с.: ил. (серия «Мир кино»)

Ссылки

• [ibdb.com/person.php?id=21815 Элизабет Тейлор] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
• [www.elizabethtayloraidsfoundation.org Elizabeth Taylor Aids Foundation (ETAF)]
• [www.ginnydougary.co.uk/1999/10/10/elizabeth-the-first/ Интервью Элизабет Тейлор Джинни Дугари (1999)]
• [svadba-msk.ru/info/story/elizabet_tejlor_i_ee_vosem_muzhej/ Элизабет Тейлор и ее восемь мужей (svadba-msk.ru/info/story/elizabet_tejlor_i_ee_vosem_muzhej/)]

Отрывок, характеризующий Тейлор, Элизабет

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.