Грег, Тэмзин

Тэмзин Грег
Tamsin Greig
Тэмзин Грег в 2010 году
Имя при рождении:	Тэмзин Маргарет М. Грег
Дата рождения:	12 июля 1966(1966-07-12) (57 лет)
Место рождения:	Мейдстон, Кент, Англия, Великобритания
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Профессия:	актриса
Карьера:	1991 — настоящее время
Награды:	Премия Лоуренса Оливье в номинации «Лучшая актриса» (2007)
IMDb:	340067

Тэ́мзин Ма́ргарет М. Грег (англ. Tamsin Margaret M. Greig, род. 12 июля 1966, Мейдстон, Кент, Англия) — английская телевизионная, театральная и киноактриса. Наиболее известна по ролям Фрэн Катценджаммер в британском ситкоме «Книжный магазин Блэка», Беверли Линкольн в английско-американском ситкоме «Эпизоды» и доктора Кэролайн Тодд в британском медицинском ситкоме «Зелёное крыло». Грег также снялась в ситкоме «Ужин в пятницу вечером», мини-сериале «Эмма», двухсерийном фильме «Опочтарение» и фильме «Неотразимая Тамара». В 2007 году Грег удостоилась «Премии Лоуренса Оливье» в номинации «Лучшая актриса» за роль в пьесе «Много шума из ничего»; в 2011 году она была номинирована на эту же премию за роль в пьесе «Маленькая собака смеялась», а в 2015 году получила номинацию на «Премию Лоуренса Оливье» как «Лучшая актриса мюзикла» за «Женщин на грани нервного срыва».

Ранняя жизнь и образование

Грег родилась в Мейдстоне, Кент, в семье химика, создающего цветные красители, Эрика Грега и его жены Энн, которая была в восторге от любительских спектаклей и была второй из трёх сестёр. Её семья переехала в Килберн, Лондон, когда Грег было три года. Она посещала Камденскую школу для девочек и была отличницей, а в 1988 году окончила Бирмингемский университет, получив степень бакалавра в драматургии и театральном искусстве. Однако до 1996 года Грег работала лишь на временных работах, а также некоторое время обучалась в колледже секретарей.

Карьера

Грег известна как драматическими, так и комедийными ролями.

Радио

Грег долгое время играла роль Дебби Олдридж в мыльной опере «Лучники» на BBC Radio 4 с 1991 года. По мере того, как занятость Грег в других проектах увеличилась, количество её выступлений на шоу снизилось, а её героиня Дебби проводит большую часть своего времени живя в Венгрии.

Среди её других работ на BBC Radio 4: комедия «Боевые кони писем» и «Абсолютная власть», в пяти эпизодах второго сезона которого Грег сыграла роль Гэйл Шэнд, бывшей любовницы Чарльза Прентисса, которая теперь руководит конкурирующей фирмой.

Телевидение

Грег появилась в нескольких второстепенных ролях на телевидении; она сыграла Ламию в «Задверье» (1996) и мать в одном из эпизодов телесериала «Люди как мы» (2000). Ёе первой крупной ролью стала Фрэн Катценджаммер в культовом ситкоме «Книжный магазин Блэка», который выходил в эфир в течение трёх сезонов с 2000 по 2004 год. Фрэн — друг главного героя Бернарда, и она изначально работала в сувенирном магазине по соседству от его книжного магазина.

В 2004 Грег сыграла постоянно стесняющуюся доктора Кэролайн Тодд, главную героиню комедийного телесериала «Зелёное крыло», который выходил на Channel 4. Её игра принесла ей победу в номинации «Лучшая комедийная роль» от Королевского телевизионного сообщества в 2005 году. Она также появилась в роли Кэролайн в телефильме «Пуля агента тайной полиции».

Она снялась в драмеди BBC «Любовный суп» (2005) в роли Алисы Ченери, влюблённой женщины, работающей в парфюмерном отделе магазина; эта роль была написана специально для неё Дэвидом Ренвиком, с которым она познакомилась в 2003 году, когда снималась в эпизоде сериала «Джонатан Крик». В 2005 году она также появилась в роли медсестры в одной из серий культового сериала BBC «Доктор Кто» под названием «Долгая игра».

Грег исполнила роль Эдит Франк в мини-сериале BBC «Дневник Анны Франк» в январе 2009 года. Также в 2009 году она появилась в роли мисс Бейтс в мини-сериале BBC «Эмма» по одноимённому роману Джейн Остин. В 2010 году она сыграла журналистку Сахариссу Крипслок (Резник) в двухсерийном телефильме «Опочтарение» по роману Терри Пратчетта.

В 2011 году она снялась в ситкоме BBC/Showtime под названием «Эпизоды» вместе с Мэттом Лебланом и коллегой по телесериалу «Зелёное крыло» Стивеном Мэнгэном. Мэнгэн и Грег исполнили роли мужа и жены, дуэта сценаристов, которые едут в США, чтобы поработать над адаптацией их удачного сериала. Грег исполнила одну из главных ролей в ситкоме Channel 4 «Ужин в пятницу вечером»; она изобразила мать еврейской семьи, живущей в Северном Лондоне.

Она сыграла Бет в телесериале BBC «Белая жара» в 2012 году. Также она сыграла ведущую роль в трёхсерийном мини-сериале телеканала ITV «Вина» в 2013 году. Грег исполнила роль детектива-констебля-инспектора Мэгги Бренд, которая расследует гибель маленького ребёнка, который пропал без вести пять лет назад. В 2014 году она сыграла Салли в одном из эпизодов телесериала «Внутри девятого номера».

В 2015 году четвёртый сезон «Эпизодов» вышел в эфир, а в 2016 году съёмки девятисерийного пятого сезона с Тэмзин Грег, Стивеном Мэнгэном и Мэттом Лебланом начнутся в Лондоне.

Театр

В 2006 году и начале 2007 года Грег играла Беатриче в признанной критиками постановке «Много шума из ничего» и Констанцию в «Короле Иоанне»; оба спектакля были частью сезона «Королевской шекспировской компании» под названием «Полное собрание сочинений». За роль Беатриче она получила премию Лоуренса Оливье. Хотя сама победа была неожиданной, её речь на вручении была принята очень хорошо, так как была увлекательной; Грег заявила, что была настолько взволнована, что намочила своё платье, к тому же взятое напрокат. Речь, по-видимому, была полностью импровизированной. Она также выиграла театральную «Премию круга критиков» за «Лучшее шекспировское исполнение» в «Много шума из ничего», став первой женщиной, получившей эту награду.

В театре «Гилгуд» в марте 2008 года она выступала с Ральфом Файнсом, Джанет Мактир и Кеном Стоттом на британской премьере адаптации французской пьесы «Бог резни» Ясмина Резы, которую перевёл Кристофер Хэмптон, а режиссёром стал Мэттью Вархус. Спектакль стал лауреатом «Премии Лоуренса Оливье» за «Лучшую новую постановку комедии» в 2009 году.

В ноябре 2008 года Грег дебютировала в «Королевском национальном театре» с «Гефсиманией», новой пьесой Дэвида Хэра, с которой гастролировала по Великобритании. Она была в главной роли в пьесе «Маленькая собака смеялась» Дугласа Картера Бина в театре «Гаррик» в Лондоне; пьеса шла в течение ограниченного сезона до 10 апреля 2010 года. В этом спектакле она выступала вместе с Рупертом Френдом, Джеммой Артертон и Гарри Ллойдом, а режиссёром был Джейми Ллойд. За роль Дианы в пьесе «Маленькая собака смеялась» Грег получила свою вторую номинацию на «Премию Лоуренса Оливье» за лучшую женскую роль.

В октябре 2011 года она играла Хилари, центрального персонажа в пьесе «Джампи» в Ройал-Корт в Лондоне; позже спектакль продолжил идти в «Театре герцога Йоркского» в Вест-Энде. В марте 2013 года в театре Хэмпстеда она сыграла Варю в «Тоске», новой пьесе Уильяма Бойда, который основан на двух рассказах Антона Павловича Чехова.

До мая 2015 года Грег играла в одноимённом мюзикле по фильму «Женщины на грани нервного срыва» в театре «Плейхаус» в Лондоне. В марте 2015 года она получила номинацию на «Премию Лоуренса Оливье за лучшую женскую роль в мюзикле».

Кино

Грег исполнила роль в фильме Ричарда Гранта «Кукушка», а также снялась в фильме «Неотразимая Тамара» с Джеммой Артертон и Роджером Алламом в главных ролях. Она исполнила небольшое камео в комедии 2004 года «Зомби по имени Шон» и сыграла одну из второстепенных ролей в фильме 2015 года «Отель «Мэриголд». Заселение продолжается».

Личная жизнь

Грег живёт в квартире в Кенсал Грин после того, как переехала туда в 1996 году, чтобы быть ближе к умирающему отцу. В то же время она стала христианкой, хотя воспитывалась как атеистка. Грег также является вегетарианкой.

Тэмзин Грег вышла замуж за актёра Ричарда Лифа, с которым познакомилась на съёмках телесериала Нила Геймана «Задверье». У супругов есть трое детей: два сына, Натанаэль Зефания (род. 1999) и Джейкоб Зебеди (род. 2001), и дочь Рокси Джой (род. 2005).

Ссылки

• Тэмзин Грег (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.tv.com/tamsin-greig/person/57963/summary.html Биография Тэмзин Грег] (англ.)

Отрывок, характеризующий Грег, Тэмзин

– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.