Император Тэмму

Император Тэмму

Император Тэмму (яп. 天武天皇 тэмму тэнно:) — 40-й император Японии, правивший с 20 марта 673 по 1 октября 686 года. Имя — Оама. Японский посмертный титул — Амэ-но-нунахара-окино-махито.

Жизнеописание

Сын императора (тэнно) Дзёмэя и императрицы Когёку. После смерти отца находился под опекой матери. После восшествия на престол его старшего брата Тэндзи был вынужден вести незаметный образ жизни, чтобы не быть заподозренным в политических амбициях. Он женился на дочерях своего брата, а в 671 году отказался от должности наследного принца и перебрался в провинцию Ямато, где объявил о намерении стать монахом.

После смерти в 672 году Тэндзи и восхождения на трон племянника Отомо (под именем Кобун) Тэмму собрал войско и решил бороться за власть. Эта война получила название «смута Дзинсин». В конце концов в 673 года Тэмму победил Кобуна (последний покончил с собой) и стал новым тэнно (императором).

В 673 году переносит столицу государства в Ямато, которая получает название Асука.

По этому поводу Отомо Миюки сложил следующие строки:

Великий государь,
Являешься ты богом!
И оттого те дикие поля,
Где кони рыжие себе ломали ноги,
Столицей стали у тебя!

Во внутренней политике пытался подражать правилам буддизма. В то же время пытался создать чисто японский вид буддизма. В 675 году запретил употребление мяса. Вместе с тем способствовал усиленной позиций синтоизма в стране. Кроме того, много сделал для укрепления императорской власти, сместив аристократов (рода Отомо и Сога) — его сыновья занимали ключевые государственные должности.

Весомым вкладом Тэмму является внедрение для названия страны Ниппон, в надпись которого входит иероглиф со значением солнце (сохраняется до сих пор).

Во внешней политике пытался ослабить влияние Китая: заключил союз с корейским государством Силла и разорвал отношения с династией Тан.

Семейное древо

Замечание: титул мико или о: дзи (яп. 皇子) носили сыновья государя, принцы или князья; титул химэ-мико, кодзё: или одзё: (яп. 皇女) — носили княгини / принцессы.

Фурухито-но-Оэ

Ямато-химэ-но Окими

(38) Император Тэндзи

(41) Императрица Дзито

(43) Императрица Гэммэй

Хасихито-но химэ-мико

(39) Император Кобун

Кадоно-но Окими

Икэбэ-о

Оми-но Мифунэ

Сики-но Мико

(49) Император Конин

(50) Император Камму

Савара-синно

(40) Император Тэмму

Такэти-но Мико

Нагая-но Окими

Кувата-но Окими

Исобэ-о

Ивами-о

Такасина-но Минэо

Кусакабэ-но Мико

(44) Императрица Гэнсё

Оцу-но Мико

(42) Император Момму

(45) Император Сёму

(46) Императрица Кокэн (48) Императрица Сётоку

Осакабэ-но Мико

Киби-найсинно

Иноэ-найсинно

Нага-но Мико

Фунъя-но Киёми

Охара-о

Фунъя-но Ватамаро

Михара-но Окими

Огура-о

Киёхара-но Нацуно

Тонэри-синно

(47) Император Дзюннин

Садаё-о

Киёхара-но Арио

Ниитабэ-синно

Сиояки-о

Хагами-но Кавацугу

Фунадо-о

Литература

• Концевич Л. Р. [search.rsl.ru/ru/catalog/record/4696545 Хронология стран Восточной и Центральной Азии]. — Москва: Восточная литература РАН, 2010. — 806 с. — ISBN 978-5-02-036350-2.
• История Японии / Под ред. А. Е. Жукова. — М.: Институт востоковедения РАН, 1998. — Т. 1. С древнейших времён до 1968 г. — 659 с. — ISBN 5-89282-107-2.
• Isaac Titsingh. [books.google.ru/books?id=18oNAAAAIAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Нихон одай итиран, или Обзор императорских правлений в Японии] = Nipon o daï itsi ran, ou, Annales des empereurs du Japon. — Paris, 1834. — 460 p. (фр.)

Отрывок, характеризующий Император Тэмму

– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.