Тэнсунг Намгьял
Поделись знанием:
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Тэнсунг Намгьял (1644—1700[1]) — второй чогьял Сиккима. Вступил на трон после отца Пунцога Намгьяла в 1670 году. Перенёс столицу из Юксома в Рабденце. Имел три жены. Преёмником чогьяла стал Чакдор Намгьял, рождённый от второй жены в 1700 году[2]. Затем имел сына от третьей жены. Его внук был царём небольшого царства внутри владений отцов.
Напишите отзыв о статье "Тэнсунг Намгьял"
Примечания
- ↑ uqconnect.net/~zzhsoszy/ips/s/sikkim.html
- ↑ Alex McKay. Pilgrimage in Tibet. — Routledge, 1998. — ISBN 0-7007-0992-4.
|
Это заготовка статьи по истории Индии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Тэнсунг Намгьял
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
