Тэтэреску, Георге

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Георге Тэтэреску
Gheorghe Tătărescu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Румынии
3 января 1934 — 28 декабря 1937
Предшественник: Константин Анджелеску
Преемник: Октавиан Гога
25 ноября 1939 — 19 ноября 1940
Предшественник: Константин Арджетояну
Преемник: Ион Джигурту
Министр иностранных дел Румынии
2 — 9 октября 1934
Предшественник: Николае Титулеску
Преемник: Николае Титулеску
11 февраля — 29 марта 1938
Предшественник: Истрате Микеску
Преемник: Николае Петреску-Комнен
6 марта 1945 — 29 декабря 1947
Предшественник: Константин Вишоиану
Преемник: Анна Паукер
 
Вероисповедание: Православие (Румынская православная церковь)
Рождение: 2 ноября 1886(1886-11-02)
Тыргу-Жиу, Королевство Румыния
Смерть: 28 марта 1957(1957-03-28) (70 лет)
Бухарест, Социалистическая Республика Румыния
Супруга: Улисэ Негропонте[1]
Дети: сын Тудор Тэтэреску, дочь Санда Тэтэреску Негропонте
Партия: Национальная Либеральная Партия Румынии
Фронт Национального Возрождения (Партия Нации)
Образование: Сорбонна
Учёная степень: Доктор наук
Профессия: юрист

Георге Тэтэреску (рум. Gheorghe Tătărescu; 2 ноября 1886, Тыргу-Жиу, Королевство Румыния — 28 марта 1957, Бухарест, Социалистическая Республика Румыния) — румынский государственный и политический деятель, Премьер-министр Румынии в 1934—1937 и 1939—1940 годах, трижды находился на посту Министра иностранных дел Румынии и один раз на посту Военного министра Румынии (1934 год). Свою политическую карьеру начал в Национальной Либеральной Партии Румынии, получил известность как противник коммунизма, много спорил с лидером НЛП Дину Брэтяну и министром иностранных дел Николае Титулеску. Националистические взгляды Тэтэреску привели его к сближению с королём Каролем II и бытности у руля профашистской партии «Фронт национального возрождения». В 1940 году он принял присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР, и, следовательно, вынужден был уйти в отставку. После начала Второй мировой войны он организовал сопротивление режиму кондукэтора Иона Антонеску, а затем вошёл в «коалиционное правительство» союзника коммунистов Петру Грозы.

Был руководителем румынской делегации при подписании Парижского договора в 1947 году, однако его отношения с коммунистами все больше и больше разлаживались. Инициированный противниками коммунизма летом 1947 года «инцидент в Тэмэдэу», был несколькими месяцами позже использован для отставки и заключения ставшего неугодным Тэтэреску. В 1955 году он был освобожден и умер спустя два года.

В 1938 году был избран почетным членом Румынской Академии, но после смещения с поста и ареста был исключен по распоряжению социалистического правительства. Брат Георге, полковник Штефан Тэтэреску, был лидером нацистской Национал-социалистической партии Румынии.





Ранняя биография

Начало политической карьеры

Тэтэреску родился в Тыргу-Жиу, учился в школе имени Кароля I в городе Крайова. Закончив её, уехал во Францию, где поступил в Парижский университет. В 1912 году защитил докторскую диссертацию по парламентской системе Румынии: «Выборный режим и парламентаризм в Румынии»[2]. Впоследствии он работал адвокатом в Бухаресте.

По возвращении на родину Тэтэреску примкнул к Национальной Либеральной Партии Румынии (НЛП). В 1919 году он был впервые избран в Совет Депутатов Румынии как представитель партии от жудца Горж[3]. Среди его первых самостоятельных политических действий было требование ответа от Николае Лупу, министра внутренних дел, на вопросы о разрешении правительством проведения социалистической агитации в сельской местности. Тэтэреску входил в число так называемых «молодых либералов», поддерживавших фритредерство и укрепление верховной власти короля Кароля II, а также бывших в оппозиции либеральным демократам, придерживавшихся политики «протекционизма» и одной из ветвей Национальной Либеральной Партии под руководством Георге Брэтяну[4]. Будучи заместителем министра иностранных дел в правительстве Иона Брэтяну, Тэтэреску стал известен как противник министра Иона Дуки, ратовавшего за заключение договора Малой Антанты и запрещение «Железной Гвардии». Тэтэреску резко высказывался против коммунизма, за идею Великой Румынии и протестовал против создания в 1921 году Румынской социалистической партии[5]. На протяжении всего периода до 1936 года Тэтэреску поддерживал анти-коммунистическую политику. Со 2 по 9 октября 1934 года Тэтэреску исполнял обязанности министра иностранных дел Румынии.

Личная жизнь

Женился на юристе Улисэ Негропонте. В браке у них родился сын Тудор и дочь Санда. Тудор, после войны живший в Париже, страдал от шизофрении. После 1950 года он попал в тюрьму, где и умер в 1955 году. Санда была арестована вслед за отцом в 1950 году, но после смерти Сталина и ослабления коммунистического режима отпущена. Позже Санда написала мемуары.

Первое правительство

Начало

30 декабря 1933 года членами фашистской группировки «Железная Гвардия» был убит премьер-министр Ион Дука, а спустя 5 дней, 3 января (до этого времени обязанности премьера исполнял Константин Анджелеску) король Кароль II предложил Тэтэреску собрать новое правительство. Это было второе за время пребывания монарха на престоле правительство, во главе которого стояла Национальная Либеральная Партия. Тэтэреску возобновил тенденцию к укреплению королевской власти и созданию так называемой «королевской диктатуры»[6]. Одной из первых мер нового премьер-министра было решительное прекращение конфликта между Национальными Либералами и мэром Бухареста Демом Добреску (представителю Национальной Крестьянской партии), воспользовавшись своей привилегией, Тэтэреску уволил бухарестского градоначальника 18 января[7].

Правительство Тэтэреску преуспело в создании базы для румынской экономики, с целью преодоления последствий Великой Депрессии, больше, чем кто либо до этого. В этом существенную роль сыграла новая система экономических отношений, приветствуемая Тэтэреску: государство стало играть большую роль в экономике, многое позволяя крупным предпринимателям и поддерживая создания румынского подобия камарильи при короле Кароле II, куда вошли инженеры и индустриалисты Аристид Бланк, Николае Малакса и Макс Аушнитт[8]. По сообщению социалиста Петре Пандря:

«Тэтэреску был чопорным, скрывал свою раболепную натуру. Покидая зал королевских аудиенций, он быстро разворачивался и шел от стола к двери спиной вперед, не смея показать спину… Король восклицал… „У меня не такая большая задница, чтоб её могли целовать все политики!“»[9]

Тэтереску вмешался в конфликт между Каролем II и его братом, принцем Николаем Румынским, убеждая последнего отказаться от брака с Иоанной Димитреску-Долетти. Король предложил брату выбор: отказаться от мезальянсного брака, который не получит признания румынских властей или потерять свои царственные привилегии. В 1937 году Николай выбрал последний вариант: королевским постановлением он был лишен королевского ранга (восстановлен в титуле был только в 1945 году, по происхождению своей матери получил титул принца Николая Гогенцоллерна). Внутри своей партии Тэтэреску, однако, потерял позиции, уступив ставленнику «старых либералов» Дину Брэтяну, в 1936 году на съезде партии Тэтэреску был избран генеральным секретарем Либералов, то есть занял второй по значимости пост.

Внешняя политика

В своей внешней политике, Тэтэреску балансировал между двумя линиями: сторонников сильного Польско-Румынского Альянса, против СССР и противников разрастания нацизма — сторонников сохранения Малой Антанты и установления контактов с Советской власти. В 1936 году Тэтэреску снял с поста министра иностранных дел Николая Титулеску и заменил его Виктором Антонеску. Это вызвало волну протестов, ноты недовольства от многих дипломатических корпусов, находившихся в Румынии. В последующие месяцы были отозваны с постов почти все сторонники Титулеску, среди которых были румынский посол в Польше Константин Вишояну, представитель Румынии в Лиге Наций Константин Антоняде, послы в Бельгии и Австрии, в то время как противники Титулеску, например, Антон Бибеску, были возвращены в прежние должности[10]. Позже Бибеску работал во Франции и Великобритании, убеждая союзников Румынии в том, что эти отставки не подразумевают смену политического курса[11]. Впоследствии Тэтэреску много критиковала собственная партия, упрекая в том, что он отказался от принятого дипломатического курса[12].

В начале 1937 года Тэтэреску отверг предложение Юзефа Бека, министра иностранных дел Польши, по прекращению поддержки Румынией Чехословакии и попыток заключения мирного договора с Венгрией (Румыния прекратила поддерживать Чехословакию в следующем году, как раз накануне Мюнхенского соглашения, заявляя о том, что не может гарантировать безопасность чехословацких границ)[13]. Это действие совпало с планами Чехословакии по установлению более близких контактов между Малой Антантой и СССР: в этом же году разгорелся скандал, когда посол Чехословакии в Румынии, Ян Шеба, опубликовал статью, призывавшую к сотрудничеству Страны Советов и Малой Антанты (даже несмотря на Советско-Румынский спор за Бессарабию) и высказал надежду, что СССР будет расширять свои границы за счет Западной Белоруссии и Украины[14]. Каиил Крофта, чехословацкий министр иностранных дел, также получил порцию критики за то, что написал предисловие к этому изданию. После того, как Тэтэрэску посетил с визитом премьер-министра Милана Годжу, Шеба был отозван в Прагу[14].

Отношения с Железной Гвардией

Борясь с Железной Гвардией, Тэтэреску избрал путь смягчения давления на последнюю и, напротив, вновь нацелился на запрещение деятельности Румынской коммунистической партии (РКП) и объявлении «вне закона» её «народных фронтов» (известные как Друзья Советского Союза или Amicii URSS)[15].

В апреле 1936, Тэтэреску и министр внутренних дел Ион Инкулец дали разрешение молодёжному конгрессу собраться в Тыргу-Муреше, опасаясь, что под видом собрания состоится фашистское собрание; делегаты конгресса, прибывшие на специальном поезде, выделенном правительством, осквернили мемориал Иона Георге Дуки на станции Синайя и сразу по прибытии в город огласили свою антисемитскую программу[16]. Вероятно, здесь действовали эскадроны смерти, чьи действия привели к убийству политического деятеля Михая Стелеску, бывшего их союзника, в июне 1937 года[17].

В феврале 1937 Гвардия развернула агрессивную публичную кампанию, начавшуюся с показных похорон румынских фашистских лидеров Иона Моца и Василе Марина (убитых во времягражданской войны в Испании) и завершившуюся зверским убийством Трайана Брату, ректора Ясского университета, студентами-членами Гвардии, что было вызвано приказом премьер-министра о закрытии всех университетов в стране[18].

Позже, в этом же году, сотрудничество между королём и премьер-министром, подкрепленное привлечением Тэтереску голосов от националистов из Железной Гвардии, привели к подписанию соглашения между Гвардией, Национальной Крестьянской партией (главной силой демократической оппозиции) и Национальной Либеральной партией — договор имел целью предотвращение попыток короля Кароля манипулировать результатами выборов[19]. (Вдобавок, ко всеобщему удивлению, запрещенная Компартия Румынии, решившая добиться большинства для Крестьянской партии, неожиданно также поддержала договор[20]. Такая коалиция вокруг Тэтэреску, вызвала очередной подъём недовольства его товарищей по партии, и он подписал соглашения о сотрудничестве с фашистскими организациями: Румынским фронтом и Германской партией Румынии[21].

Всеобщие выборы в Румынии в 1937 году привели к беспрецедентной ситуации: хотя НЛП и Тэтэреску набрали большинство голосов (почти 36%), они не смогли достичь т. н. «бонуса большинства» (право партии, получавшей 40% на дополнительные места в парламенте)[22]. В связи с этим ультраправые перехватили инициативу (Гвардия под лозунгом «Все для отеческой партии» набрала 15,6% голосов), и Кароль II столкнулся с угрозой "железногвардейского" правительства, которое будет всецело против его политических убеждений: вследствие этого в декабре 1937 года он предложил третьей партии, Национал-христианской партии Октавиана Гоги (склонной к антисемитизму, но оппозиционной по отношению к Гвардии) сформировать новый кабинет министров[23].

Вслед за этим, Тэтэреску отказался от всех своих постов в партии, пока сохраняя должность генерального секретаря, но вскоре все его прежние позиции были подхвачены Георге Брэтяну, который был избран на вновь утвержденный пост вице-президента НЛП 10 января 1938 года[21]. После провала политики Гоги, направленной на сдерживание роста могущества его противников, король, при поддержке Тэтэреску, 30 мая 1938 ликвидировал все политические партии, создав вместо них «Фронт национального возрождения»[24].

Второе правительство

В этих условиях, Тэтэреску предпочел вернуться к старому режиму, в то время Национальная Либеральная партия, как и Кресьянская партия, продолжали свою деятельность, хоть и втайне [25]. Лично подписав документ, запрещавший оппозиционные партии, он был исключен из партии в апреле 1938 и впоследствии оспаривал законность этого решения в течение последующих лет[26]. По утверждениям некоторых, его исключение было инициировано Илиу Маниу, лидером Национальной крестьянской партии и будущим ближайшим советником лидера либералов Дину Брэтяну.[26]

Вскоре после вторичного прихода к власти, Тэтэреску отметился энергичной поддержкой, которую он выказывал модернистскому скульптору Константину Брынкуши и тем, что направлял бюджетные средства на создание архитектурного ансамбля «Бесконечная Колонна» в Тыргу-Жиу (построен в октябре 1938)[2]. В этом же году Тэтэреску был избран членом Румынской Академии Наук, но затем, после отставки в 1947 году, исключен из рядов академиков.

Вместе с Александру Вайда-Воеводом и Константином Арджетояну (которого Тэтэреску сменил на посту премьера), Тэтэреску стал главнейшей фигурой в группе политиков, верных Каролю II. После кровавой карательной акции по отношению к Железной Гвардии, Фронт намеревался восстановить в национальном правительстве силы, способные продолжить политику Кароля II, ввиду усилившейся угрозы на румынских границах после начала войны. В 1945 году разделил мнение, что авторитаризм принес Румынии пользу и то, что Кароль не желал, чтобы страна вступила в войну[27]. Второе правительство Тэтэреску должен был отражать новый политический курс, но он ни получил поддержки от традиционных политических партий,[28] и в апреле 1940 Кароль II при помощи Эрнеста Урдяряну и Михаила Гьелмегяну, начал переговоры с Железной Гвардией[29].

Тэтэреску оставался в должности на протяжении Странной войны вплоть до конца Французской кампании. Его правительство подписало экономическое соглашение с Нацистской Германией (согласно которому практически весь экспорт Румынии контролировался последней)[30]. Прекращение деятельности кабинета было связано с Присоединением Бессарабии и Северной Буковины к СССР (последствие пакта о ненападении) и с попыткой Кароля II "усмирить" чересчур агрессивную Германию. Король заменил Тэтэреску на Иона Джигурту и создав на месте Фронта возрождения тоталитарную «Партию Нации»[31].

Вторая мировая война

После Второго Венского арбитража (когда Венгрия получила Северную Трансильванию), продемонстрировавшего полный провал политики Кароля II по сохранению территории и нейтралитета страны, в государстве был установлен режим диктатуры правительства «Железной Гвардии» (т. н. Национал-легионерское государство). Пять лет спустя Дину Брэтяну возложит ответственность за это на Тэтэреску. Он скажет ему следующее:

«Я напоминаю вам: [...] вы лично поспособствовали тому, что в 1940 году страна пошла по внешнеполитическому пути, который, как говорили уже тогда, оказался злосчастным и привел нас к омерзительному Венскому договору, который вы, будучи внутри Королевского Совета, поддерживали [...]»[32]

26 ноября 1940 года Гвардия устроила кровавую резню в Жилаве, жертвами которой стали влиятельные политические деятели, поддерживавшие Кароля (поводом к резне стало расследование правительством убийства Корнелиу Кодряну, основателя и первого лидера Гвардии, совершенного сторонниками Кароля II). На следующий день были арестованы Тэтэреску и Арджетояну. Они были приговорены к смертной казни, но были спасены благодаря вмешательству румынской полиции, главные силы которой враждебно относились к ополчениям Гвардии[33].

Отстраненный от активного участия в политической жизни в начале войны, Тэтэреску сперва сочувствовал про-немецкому режиму кондукэтора Иона Антонеску (см. Румыния во Второй мировой войне) — Дину Брэтяну, который находился в оппозиции Антонеску, упоминал об официальном визите в Бессарабию, предпринятом после начала реализации операции «Барбаросса», на котором Тэтэреску сопровождал Антонеску[32]. В это время, дочь Тэтэреску, Санда Тэтэреску Негропонте, работала водителем на «Скорой помощи» в румынском филиале Красного креста[1].

Однако, вскоре бывший премьер встал на противоположную сторону. Тэтэреску был вовлечен в переговоры по поводу выхода Румынии из сложившейся кризисной ситуации и, начав переговоры с Коммунистической партией, он в то же время пытался заключить международные соглашения для решения румынского вопроса, вставшего после непрекращающихся поражений. Он переписывался с Эдвардом Бенешем, президентом Чехословакии в изгнании (в Англии)[34]. Бенеш, уже обсуждавший с Ричардом Франасовичи и Григоре Гафенку вопрос о важности включения Румынии в Коалицию, был согласен поддержать Румынию, проинформировав страны-союзницы о намерениях Тэтэреску[34].

Тэтэреску противопоставлял свои дипломатические устремления курсу Барбу Штрибея (который единственный предпринял попытку заключить союз с Западными державами в Каире, не вступая в связь с СССР)[27]. Сперва встретив жесткое сопротивление со стороны Иулиу Маниу и Дину Брэтяну (которые решили довериться Штрибею), он обрел успех после того, как Каирский проект не принес своих плодов: две главные партии присоединились к союзу между коммунистами, социал-демократами, фронтом земледельцев и социал-крестьянской партией, приведшему к образованию нестабильного и недолговечного «Национал-демократического блока» (НДБ) в июне 1944 года[34]. Усилиями блока в августе был совершен переворот, в результате которого диктатура Антонеску была свергнута.

Союз с коммунистами (1944-1947)

В 1944 году Тэтэреску вновь вернулся в Национальную Либеральную Партию — после вступления советских войск в Румынию и присоединению страны к союзникам, политические партии были вновь разрешены. Тем не менее, Тэтэреску вновь встретил внутри партии оппозицию в лице Дину и Георге Брэтяну, вследствие чего в июне-июле 1945 организовал свою собственную группировку[35]. Дину Брэтяну собрал руководство НЛП и вновь, формально, исключил из партии Тэтэреску и его сторонников, мотивируя это тем, что Тэтэреску долгое время поддерживал диктатуру Антонеску[12].

В то же время росло влияние Компартии Румынии (под влиянием Советского союза), которая из-за недостатка народной поддержки искала пути заключения союзов с различными политическими силами для расширения своей политической базы. Тэтэреску и его приспешники объявили себя левыми социал-либералами, стремясь сохранить умеренный курс в послевоенной политики и ратуя о заключении близких отношений как со страной Советов, так и с Западными странами[36] Н. Д. Кочя, известный социалист, присоединившийся к НЛП, утверждал, что переговоры Тэтэреску с коммунистами - фикция[37].

Соглашение, поддержанное Анной Паукер, вызвало сильное негодование со стороны другого лидера коммунистов Лукрециу Пэтрэшкану, который высказывался за «осознание, кто есть кто в буржуазной среде», за заключение союза с главными силами НЛП, называя стронников Тэтэреску «кучкой шарлатанов, шантажистов и известных взяточников»[38]. Тем не менее, Георге Тэтэреску вошёл в доверие части румынского коммунистического руководства. 6 марта 1945 года под давлением советских властей коммунистами было собрано новое румынское правительство во главе с Петру Грозой.

Тэтэреску стал министром иностранных дел в новом правительстве, а его сторонники получили ведущие позиции в других министерствах: финансовом, которым по очереди руководили трое сторонников Тэтэреску (последним был Александру Александрини), министерстве общественных работ во главе с Георге Вынту,[39] министерстве промышленности (Петре Бежан) и министерстве религиозных дел (Раду Рошкулец). Тэтэреску был пособником совершения Компартией нарушений на всеобщих выборах 1946 года, не ответив на требования США провести «чистые» выборы[40].

На Парижской конференции 1947 года[41] Тэтэреску, сопровождаемый лидерами КПР Георге Георгиу-Дежем и Пэтрэшкану, являлся руководителем румынской делегации. Согласно одному из положений принятого договора, он признал отказ от идеи «Великой Румынии»[42].

Последние годы

Конфликт между сторонниками Тэтэреску и КПР стал зарождаться после того, как первые провозгласили себя «Национал-либеральной партией» (более известной как «Национал-Либеральная партия—Тэтэреску») и в июне-июле 1945, провозгласили свою цель на защиту собственности и среднего класса в условиях нового режима[43]. Тэтэреску утверждал следующее:

"Я не коммунист. Если рассмотреть мое отношение к человечеству, обществу, собственности, я не коммунист."[44]

Говоря о прошлом, Георгиу-Деж говорил о связи его партии и партии Тэтэреску между его партией и партией Тэтэреску: "Мы должны были смириться с существованием рядом с нами политической группы капиталистов-джентри, группы Тэтэреску"[45].

Сам Тэтэреску продолжал выражать поддержку ряду политических курсов КПР: летом 1947 он осудил США за протесты против репрессий в рядах румынской оппозиции[46]. Тем не менее, вскоре он стал критиковать правительство Грозы, став объектом жестокой травли в партийной прессе, организованной Мироном Константинеску[47]. Вскоре после этого он лишился своего поста. Это произошло после «кенгуриного суда» по сфальсифицированному делу Юлиу Маниу (т. н. «инцидент в Тэмэдэу»), которому вменялось в вину, что несколько сотрудников его министерства готовили заговор против государства[48]. Скынтея, официальное издание КПР, писало обо всех сторонниках НЛП-Тэтэреску в правительстве: «Повсеместный упадок! Необходимо что-то с этим делать!»[49].

Тэтэреску покинул свой пост 6 ноября 1947 года. Его заменила коммунист Анна Паукер. В последующие два месяца он был оттеснен на второй план в собственной партии из-за давления коммунистов,[50] а в январе 1948 перестал быть её лидером окончательно (новым главой стал Петре Бежан) — партия стала известна как «Национал-либеральная партия-Петре Бежан»[51] Одним из последних действий Тэтэреску на министерском посту должно было стать подписание официального непризнания плана Маршалла[52].

После провозглашения Румынии социалистической республикой 30 декабря 1947 года существование всех других партий, за исключением Коммунистической, стало чистой формальностью и после выборов 28 марта 1948 года в стране была введена однопартийная система[53]. 5 мая 1950 года Георге Тэтэреску был арестован и помещен в печально известную тюрьму в Сигету-Мармацией[54] (вместе с тремя братьями — включая фашистского лидера Штефана Тэтэреску — и бывшим союзником Бежаном)[55].

Одним из последних публичных появлений Тэтэреску стало его участие в качестве свидетеля на показном процессе 1954 года над Лукрециу Пэтрэшкану, когда он заявил, что подсудимый стал членом КПР ещё в то время, когда он был премьер-министром. Пэтрэшкану был признан виновным по всем пунктам обвинения (попытка империалистического переворота, государственная измена - шпионаж в пользу США) и приговорен к смерти (однако, впоследствии посмертно полностью реабилитирован).[56]

Выйдя на свободу в 1955 году после ослабления коммунистического режима в Европе, Тэтэреску прожил меньше двух лет и умер 28 марта 1958 года. По данным Санды Тэтэреску Негропонте, он умер от туберкулеза, которым заболел в заключении[1].

Напишите отзыв о статье "Тэтэреску, Георге"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 Petru, Christian. "De la curtea regală la plivit de roşii, memoirs of Sanda Tătărescu Negropontes". Jurnalul Naţional. phg.ro/stire.php?id=8413&cat_id=14.
  2. ↑ 1 2 Gogan, Petru Popescu. «Memento!». Memoria.ro. revista.memoria.ro/?location=view_article&id=351.
  3. ↑ Constantinescu, Ion (July 1971). «Domnilor, vă stricaţi sănătatea degeaba…» (in Romanian). Magazin Istoric. P. 21
  4. ↑ Hitchins, Keith (1998). România, 1866—1947. Oxford University Press, USA, 1994. Bucharest: Humanitas. ISBN 0-19-822126-6. P. 380, 385, 412
  5. ↑ Cioroianu, Adrian (2005). "Pe umerii lui Marx. O introducere în istoria comunismului românesc. Editura Curtea Veche (Bucharest). P. 36, 111.
  6. ↑ Hitchins, Keith (1998). România, 1866—1947. Oxford University Press, USA, 1994. Bucharest: Humanitas. ISBN 0-19-822126-6. P. 412
  7. ↑ Zănescu, Ionel; Camelia Ene (March 2003). "Doi primari interbelici în slujba cetăţeanului. Magazin Istoric. P. 86.
  8. ↑ Gallagher, Tom (2001). Outcast Europe: The Balkans, 1789—1989, from the Ottomans to Milošević. London: Routledge. ISBN 0-415-27089-8. P. 102—103.
  9. ↑ Pandrea, Petre (July 2001). «Carol II-Madgearu-Manoilescu». Magazin Istoric. www.memoria.ro/?location=print_article&id=795&l=ro. Retrieved 21 February 2010.
  10. ↑ Potra, Part I, Part II
  11. ↑ Potra, Part II
  12. ↑ 1 2 Ţurlea, p.29
  13. ↑ Hitchins, p.432-433
  14. ↑ 1 2 Otu
  15. ↑ Cioroianu, p.43, 113-118; Frunză, p.84, 102-103; Veiga, p.223-224
  16. ↑ Ornea, p.304-305; Veiga, p.233
  17. ↑ Ornea, p.305, 307
  18. ↑ Veiga, p.234
  19. ↑ Hitchins, p.412-413; Ornea, p.302-303, 304; Veiga, p.234-235; Zamfirescu, p.11
  20. ↑ Veiga, p.235
  21. ↑ 1 2 Scurtu, "Politica...", p.17
  22. ↑ Hitchins, p.413
  23. ↑ Hitchins, p.414
  24. ↑ Hitchins, p.415, 417-418; Pope Brewer
  25. ↑ Hitchins, p.416; Veiga, p.247-248
  26. ↑ 1 2 Scurtu, "Politica...", p.18
  27. ↑ 1 2 Pope Brewer
  28. ↑ Hitchins, p.418
  29. ↑ Hitchins, p.419; Ornea, p.323-325; Zamfirescu, p.11
  30. ↑ Veiga, p.267
  31. ↑ Argetoianu; Hitchins, p.419
  32. ↑ 1 2 Brătianu, in Ţurlea, p.29
  33. ↑ Veiga, p.292, 309
  34. ↑ 1 2 3 Tejchman
  35. ↑ Hitchins, p.502; Ţurlea, p.29
  36. ↑ Hitchins, p.502, 506; Ţurlea, p.30, 31
  37. ↑ Frunză, p.147
  38. ↑ Pătrăşcanu, in Betea
  39. ↑ Cioroianu, p.97; Frunză, p.187, 308
  40. ↑ Hitchins, p.517
  41. ↑ В составе делегации были Флорица Багдасар, Митицэ Константинеску, генерал Дмитру Дэмэчяну, Георге Георгиу-Деж, Ричард Франасовичи, Ион Маурер, Лукрециу Пэтрэшкану, Лотар Рэдэчяну, Михай Раля, Симион Стоилов, Елена Вэкэреску, Шербан Войня и Штефан Войтек. ("Documente inedite. România...", p.16; [www.roconsulboston.com/Pages/InfoPages/Commentary/Paris/DlgtnNames.html Париж - Вторая мировая война. Мирная конференция-1946: Стабилизация на Западных Границах Румынии. Делегация, сайт почетного консульства Румынии в Бостоне])
  42. ↑ Hitchins, p.526
  43. ↑ Frunză, p.121; Hitchins, p.510-511, 515, 538; Ţurlea, p.31
  44. ↑ Tătărescu, in Ţurlea, p.31
  45. ↑ Gheorghiu-Dej, February 1948, in Frunză, p.121
  46. ↑ Hitchins, p.533
  47. ↑ Cioroianu, p.96-97
  48. ↑ Frunză, p.307-308; Hitchins, p.538
  49. ↑ Scînteia, 6 November 1947, in Frunză, p.121
  50. ↑ Hitchins, p.538
  51. ↑ Frunză, p.357; Hitchins, p.538
  52. ↑ Cioroianu, p.74
  53. ↑ Frunză, p.357
  54. ↑ Gogan; Ioniţoiu; Rusan
  55. ↑ Rusan
  56. ↑ Cioroianu, p.228; Ioniţoiu
</center>

Отрывок, характеризующий Тэтэреску, Георге

– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Тэтэреску,_Георге&oldid=78631406»