Хайле Селассие

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тэфэри Мэконнын»)
Перейти к: навигация, поиск
Хайле Селассие I
амх. ኃይለ፡ ሥላሴ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Хайле Селассие I в 1969 году</td></tr>

Император Эфиопии
2 апреля 1930 года — 9 мая 1936 года
Предшественник: Заудиту
Преемник: Виктор Эммануил III
Император Эфиопии
5 мая 1941 года — 12 сентября 1974 года
Предшественник: Виктор Эммануил III
Преемник: титул упразднен
Регент Эфиопии
27 сентября 1916 года — 2 апреля 1930 года
Монарх: Заудиту
Премьер-министр Эфиопии
1927 год — 1 марта 1936 года
Монарх: Заудиту
он сам
Предшественник: Хабте Гиёргис Динагде
Преемник: Волде Цаддик
Председатель Организации африканского единства
25 мая 1963 года — 17 июля 1964 года
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Гамаль Абдель Насер
Председатель Организации африканского единства
5 ноября 1966 года — 11 сентября 1967 года
Предшественник: Джозеф Артур Анкра
Преемник: Жозеф-Дезире Мобуту
 
Вероисповедание: Эфиопская церковь
Рождение: 23 июля 1892(1892-07-23)
Харар, Эфиопия
Смерть: 27 августа 1975(1975-08-27) (83 года)
Аддис-Абеба, Эфиопия
Место погребения: тайно захоронен под полом туалета в императорском дворце, в 2000 году перезахоронен в Соборе Святой Троицы
Род: Соломонова династия
Отец: Мэконнын Уольдэ-Микаэль
Мать: Йеши-Ыммэбет
Супруга: Менем Асфа
Дети: сыновья: Асфа Уосэн, Мэсфин Мэконнын, Сахле Сылласе

дочери: Романе Уорк, Тэнанье Уорк, Цегае, Зенебе Уорк

 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

основные понятия

     

Хайле Селассие I (в переводе с языка геэз — мощь, сила Троицы) (23 июля 1892 года — 27 августа 1975 года), до коронации — рас Тэфэри Мэконнын, последний император Эфиопии (2 ноября 1930 — 12 сентября 1974), происходивший из легендарной династии потомков царя Соломона. Возглавлял борьбу против итальянских захватчиков во время итало-эфиопской войны 1935—1936 годов. Один из инициаторов создания в 1963 году Организации африканского единства. В сентябре 1974 года свергнут военными. Умер в августе 1975 года (по наиболее распространенной версии, задушен военными Менгисту Хайле Мариама). В растафарианстве считается одним из воплощений Джа на земле.





Биография

Ранние годы

Будущий правитель Эфиопии родился 23 июля 1892 года в горной деревне Эджэрса Горо близ Харэра, в то время ещё Абиссинской империи[1], в семье губернатора провинции Харари, военачальника и главного советника императора Менелика II раса Мэконнына. По происхождению он был амхара, но в его жилах также текла кровь оромо и гураге[2]. В семье раса Мэконнына из одиннадцати детей Хайле Селассие шёл десятым по счёту ребёнком. Свою мать он не знал, поскольку она умерла от холеры в 1894 году[3]. Эфиопская традиция утверждает, что он являлся прямым потомком царя Соломона и царицы Савской (отсюда его титул «Лев-победитель из колена Иудова, избранник Бога, царь царей Эфиопии»). При крещении получил имя Хайле Селассие (Сила Святой Троицы), но до восшествия на престол был известен как Тэфэри Мэконнын. Поскольку его отец приходился двоюродным братом императору Менелику II, то Тэфэри не имел никаких шансов на трон. Хайле Селассие получил домашнее, церковное, затем светское образование в Миссионерской школе; изучал французский язык и французскую литературу[4]. Около полутора лет он обучался и в специально созданной Менеликом II школе для детей аристократов. В последующие годы юный Тэфэри пополнял свои знания, читая художественную и публицистическую литературу, общаясь с выдающимися учёными, художниками, писателями и политическими деятелями[5].

Губернаторство

В 13 лет Тэфэри приобрёл первые навыки управления. Он управлял небольшим районом Гара Мулета в 30-35 км от Харэра. Тогда же ему был дарован отцом и позднее подтверждён Менеликом II один из самых высоких титулов — дэджазмач[5]. В 1906 году Менелик II назначил Тэфэри Мэконнына губернатором провинции Сэлага, затем в 1909 — Сидамо, а в 1911 году Хайле Селассие стал губернатором родной провинции Харари. Молодой дэджазмач послал в пожалованную ему провинцию своего заместителя, а сам остался на некоторое время при императорском дворе, где имел возможность познакомиться с политической жизнью страны[6]. Эфиопия находилась тогда в состоянии политической смуты.

После смерти в 1913 году Менелика II трон перешёл к его внуку Лидж Иясу, ставшему императором под именем Иясу V. Вначале отношения между ним и Тэфэри были дружескими, ещё до своего воцарения Иясу выдал за Тэфэри свою племянницу — Менем Асфа, но постепенно между ними наступило охлаждение, император и Тэфэри расходились во взглядах во всём, что касалось внутренней и внешней политики. Так, например, Иясу желал держать Харари под своим собственным контролем, а Тэфэри противился этому. Всё закончилось тем, что в 1916 году[7] Тэфэри Мэконнын потерял пост губернатора Харари. Он был назначен губернатором в провинцию Каффа на юго-востоке страны. Тэфэри отказался принять данный пост[8].

В 1913 году Тэфэри познакомился c известным русским писателем Николаем Гумилёвым, сделанное последним фото губернатора хранится в Кунсткамере[9].

Регентство

Находясь у власти, Лидж Иясу начал демонстрировать свою приверженность исламу (его отец, правитель области Уолло рас Микаэль, до крещения был мусульманином): Иясу V заявил, что он является потомком пророка Мухаммеда, а не царя Соломона, и стал носить чалму[10]. Иясу также не скрывал своих прогерманских взглядов. Вельможи и министры империи стали открыто выражать своё беспокойство по поводу неадекватного поведения императора и его симпатий к исламу.

Воспользовавшись тем, что Иясу V находился в Хараре, часть знати 27 сентября 1916 года низложила его и отлучила его от церкви. На трон была возведена дочь Менелика II уойзэро Заудиту, а Тэфэри Мэконнын был провозглашён регентом и наследником престола с титулом «рас». Услышав о низложении сына, рас Микаэл спешно собрал армию численностью 8 тысяч человек[11] и выступил в поход на столицу. В решающем сражении у Сагалла мятежники были разбиты; рас Микаэл оказался в плену, а Лидж Иясу бежал в пустыню Данакил. Эфиопская армия под командованием Тэфэри и Хабте Гиоргиса с триумфом вернулась в столицу, ведя за собой пленников. К следующему году последние очаги сопротивления мусульманских сторонников Иясу V были подавлены.

«Регент-реформатор»

Став регентом, Тэфэри начал проводить преобразования в области внутренней политики. Он занял позицию лидера так называемого младоэфиопского движения. Младоэфиопы, объединившись вокруг раса Тэфэри, выступали за создание сильного централизованного государства с высокой степенью политико-территориальной консолидации, с широкими внешними связями и определенной технической и общественной модернизацией, понимаемой как перестройка по европейским образцам многих государственных институтов, ликвидация рабства и работорговли, развитие просвещения и введение производственных усовершенствований, стимулирующих рост экономики[12]. Тэфэри начал реорганизацию административного и судебного аппаратов, образование, модернизировались средства коммуникации. В своей автобиографии Хайле Селассие I писал:

Мы намеревались по мере наших способностей постепенно улучшить внутреннюю администрацию посредством введения в стране западных форм цивилизации, благодаря которой наш народ может получить более высокий уровень жизни[13].

Во внешней политике Тэфэри Мэконнын был активен. Он добился принятия в 1923 году Эфиопии в Лигу Наций. Совершал зарубежные поездки, знакомился с жизнью разных стран, встречался с крупнейшими государственными, политическими и общественными деятелями. Начало многочисленным поездкам Хайле Селассие было положено, когда он в 1923 году по приглашению английского генерал-губернатора посетил Аден, а с апреля по сентябрь совершил визит в западноевропейские страны: Францию, Бельгию, Швецию, Италию, Грецию и Швейцарию. Хайле Селассие I позже писал[14]:

Я надеялся, что визит даст мне тройную пользу: во-первых, увидеть своими глазами достижения Европы и достопримечательности Парижа, Лондона, Рима, Брюсселя, Афин и Каира, во-вторых, я решил постепенно начать некоторые дела с целью модернизации страны после возвращения из Европы, и в этом смысле визит дал мне опыт, в-третьих, приобрести выход к морю.

Вернувшись из Европы, Тэфэри сразу взялся за модернизацию армии. Были привлечены иностранные специалисты — инструкторы для обучения армии, модернизации административного аппарата. Кроме того, в 1920 году стараниями раса Тэфэри Мэконнына в Аддис-Абебе была открыта типография под названием «Свет и мир», начавшая печатать книги, а с 1923 года — и периодические издания[15]. Тем самым в стране началась публикация книг на амхарском языке и был начат регулярный выпуск газет, журналов и просветительской литературы.

Хайле Селассие и русская интеллигенция

В молодости Тэфэри Мэконнын встречался с посетившим Эфиопию Николаем Гумилёвым. К будущему императору Гумилёв явился, чтобы получить пропуск — разрешение на путешествие по Абиссинии. О правлении самого Тэфэри Гумилёв писал:

Тафари, наоборот, мягок, нерешителен и непредприимчив. Порядок держится только вице-губернатором фитаурари Габре, старым сановником школы Бальчи. Этот охотно раздаёт по двадцать, тридцать жирафов, то есть ударов бичом из жирафьей кожи, и даже вешает подчас[16].

Академик Николай Иванович Вавилов спустя полтора десятилетия тоже начал своё путешествие по Эфиопии. Его тоже принял Тэфэри, уже не губернатор и ещё не император, но уже регент. И уже не в Харэре, а в Аддис-Абебе. Он вспоминал:

Рас Тафари с большим интересом расспрашивал о нашей стране. Его интересовали в особенности революция, судьба императорского двора.

Император

2 ноября 1930 года Тэфэри Мэконнын был коронован в качестве нового 225-го[17][18] императора Эфиопии под именем Хайле Селассие I. На церемонии коронации присутствовали высшая знать, представители духовенства и высокопоставленные лица из Великобритании (принц Генри, герцог Глостерский) и из Италии (принц Эудженио, герцог Удинский). На церемонии присутствовали также иностранные делегации из Швеции, Нидерландов, Бельгии, Франции, Японии, Греции, Турции, Египта, Польши, Германии и США.

Внутренняя политика

Реформаторский курс нового императора в 1930-е годы претерпел ряд изменений. Действия Хайле Селассие стали осторожны и половинчаты в решении узловых вопросов развития страны. Главный акцент делался на сохранении абсолютизма и ведущего положения феодалов, полностью подчинённых воле монарха[19]. В разговоре с французским писателем Анри де Монфрэ Хайле Селассие I отмечал[20]:

Я убеждён, что определённые западные институты, если они будут усвоены моим народом, могут сделать нас… достаточно сильными… чтобы развиваться самостоятельно по пути прогресса. Но эти новые идеи нельзя усвоить сразу, немедленно… Мы должны быть очень осторожны, чтобы не сокрушить Эфиопию, она только начинает пробуждаться… Мы должны (идти)… средним курсом между нетерпеливостью западных реформаторов и инертностью эфиопов, которые закрыли бы свои глаза, если свет был бы слишком ярким.

В ноябре 1930 года Хайле Селассие I создал конституционную комиссию, целью которой стала работа над созданием первой письменной конституции Эфиопии. За основу создания была взята японская конституция Мэйдзи[21]. В июле 1931 года император утвердил конституцию, закреплявшую за ним самодержавную власть. В ст. 5. первой эфиопской конституции говорится: «В силу своей императорской крови, а также в силу своего помазания на царство особа императора священна, её достоинство неприкосновенно и её власть нерушима…»[22] Учреждался двухпалатный парламент, состоявший из сената, члены которого назначались из числа знати, а также палаты депутатов, отбор в которую осуществляли знать и местные вожди. Верхняя палата формировалась лично императором, а нижняя — представителями феодальной знати. Высшая законодательная, исполнительная и юридическая власть закреплялась за императором. Император объявлялся также высшей судебной инстанцией страны[23]. Таким образом, народ был полностью лишён каких-либо политических прав[19]. Конституция устанавливала право наследования престола только для потомков Хайле Селассие[24].

Спустя несколько месяцев после введения конституции оппозиция во главе с расом Хайлу Тэкле Хайманотом предприняла попытку свержения императора. Во время свадьбы наследника престола Асфа Уосэна лиуль рас Хайлу Тэкле Хайманот организовал побег Лидж Иясу. Однако заговор провалился: Лидж Иясу был арестован, а Хайле Тэкле Хайманот казнён. Именно в момент заговора император Хайле Селассие I осуществлял план нейтрализации нежелательных ему настроений в провинции Тигре. Он попытался достичь этой цели путём брака своих детей с представителями могущественных тигрейских родов[25]. Таким образом наследник Асфа Уосэн женился на Уолетэ Ысраэль, дочери лиуль раса Сьюма Мэнгэши; дочь императора Зэннэбе Уорк вышла замуж за дэджазмача Хайле Сылассе Гугсу, сына лиуль раса Гугсы Арая, потомка императора Йоханныса IV.

Между тем внутренние преобразования продолжались. В течение трёх лет после принятия конституции негус утвердил новые проекты по строительству школ и университетов, дорог и больниц[26]. Правительство Хайле Селассие, расходуя всего лишь 2 % государственного бюджета и поступления от так называемого налога на образование, смогло открыть к октябрю 1935 года более 20 школ[27]. В 1931 и 1935 годах им были приняты законы о частичном освобождении рабов. Хайле Селассие назначил членов парламента с консультативными функциями и министров. Были проведены реформы государственной финансовой системы, общественной безопасности, здравоохранения, образования. Император старался сохранять баланс в отношениях с колониальными державами — Великобританией, Францией и Италией[28].

Хайле Селассие I завершил формирование регулярной армии. Однако попытки эфиопского правительства оснастить армию современным оружием натолкнулись на сопротивление западных держав. Эфиопии было отказано в продаже тяжёлого вооружения. Армия была оснащена только стрелковым оружием[19].

Итальянская агрессия

В 5 часов утра 3 октября 1935 года итальянская армия без объявления войны начала вторжение в Эфиопию. Войска под руководством генерала Эмилио Де Боно, расквартированные на территории Эритреи, перешли пограничную реку Мареб и развернули наступление в направлении Адиграт — Адува — Аксум. Одновременно на юге с территории Итальянской Сомали армия под командованием генерала Родольфо Грациани перешла границу и начала наступление в направлении Горрахей — Харар. В 10:00 Хайле Селассие I отдал приказ о всеобщей мобилизации[29]. Он лично взялся за ход военных действий, указал правила, по которым эфиопы должны воевать. В своих приказах от 19 октября император даёт более чёткие указания главнокомандующему эфиопской армии расу Касса, как армия должна вести себя при обнаружении самолёта противника, где следует устанавливать палатки, что надо сделать для того, чтоб сбить вражеский самолёт, и т. д.[30]

С вторжением стали распространяться слухи, что Италия намерена восстановить «законного императора Иясу V». Спустя какое-то время стало известно, что Лидж Иясу скончался. Существует несколько версий о таинственной смерти Иясу V, но ни одна из них не имеет полного подтверждения. Тем временем Хайле Селассие, возглавив неподготовленную, плохо вооружённую армию, отправился сражаться на Северный фронт. В ходе войны итальянские войска применяли огнемётные средства, разрывные пули и химическое оружие, сбрасывая на мирное население и в места сосредоточения войск негуса бомбы с ипритом. Хайле Селассие впоследствии писал[31]:

Мы атаковали пулемётные гнёзда противника, его артиллерию, голыми руками захватывали танки, мы переносили воздушные бомбардировки, но против отравляющих газов, которые незаметно опускались на лицо и руки, мы ничего сделать не могли.

28 ноября император покинул свою резиденцию в Аддис-Абебе и перебрался в штаб-квартиру в Десе, откуда руководил ведением боевых действий[32]. 21 марта 1936 года Хайле Селассие прибыл в Кворам, где он принял на себя командование Резервной армией численностью 40 тыс. человек, расположенной в районе озера Ашанги, часть которой составляла 25-тысячная гвардия. Негус решил повести армию в решающее наступление и изгнать итальянцев. Интересно, что в своём послании к армии Хайле Селассие напутствовал солдат: «Не берите с собой щиты и копья, в современном бою они помеха»[33]. В районе Май-Чио в южной части провинции Тыграй произошло решающее сражение. Войска императора 31 марта атаковали фронт итальянского туземного корпуса у озера. Руководя военными действиями, Хайле Селассие не удалось добиться никакого успеха. После того, как итальянская армия под командованием маршала Пьетро Бадольо перешла в наступление, Хайле Селассие отдал приказ об отходе с позиций у Ашанги, обернувшийся бегством эфиопской армии.

Узнав о поражении императора, части эфиопской армии из племени азебу-галла подняли восстание и, соединившись с итальянцами, завершили разгром эфиопской армии у Ашанги. В руки итальянцев попали личный автомобиль Хайле Селассие и его радиостанция. Через несколько дней Хайле Селассие обратился к мировому сообществу с призывом о помощи[29]:

Неужели народы всего мира не понимают, что борясь до горестного конца, я не только выполняю свой священный долг перед своим народом, но и стою на страже последней цитадели коллективной безопасности? Неужели они настолько слепы, что не видят, что я несу ответственность перед всем человечеством?.. Если они не придут, то я скажу пророчески и без чувства горечи: Запад погибнет…

Утром 2 мая Хайле Селассие I вместе с семьёй, вельможами и чиновниками сел на поезд до Джибути. В качестве принца-регента и верховного главнокомандующего он оставил своего двоюродного брата Рас Имру. Спустя три дня итальянцы заняли эфиопскую столицу. В тот же день Муссолини торжественно объявил, что отныне Эфиопия является колонией Итальянской империи. Тем временем два поезда с родственниками и придворными императора достигли Джибути. Вскоре за негусом прибыл английский корабль, на котором Хайле Селассие отплыл в Палестину[34]. История с бегством императора вызывает противоречивые мнения. В правительственном издании «День победы» за 1977 год прямо указывается на потрясение народа, вызванное «решением Хайле Селассие покинуть поле боя ради относительной безопасности и комфорта зарубежного изгнания». Однако, с другой стороны, гибель или пленение итальянцами Хайле Селассие I, оставшегося в сознании народа символом государственности и независимости, могли ещё более отрицательно воздействовать на эфиопское сопротивление. Не случайно итальянцы неоднократно распространяли в Эфиопии ложные слухи о смерти императора в изгнании[13].

Изгнание

После захвата Эфиопии император организовал временное правительство, которое руководило партизанскими отрядами[14]. Находясь в эмиграции, Хайле Селассие выступил с речью на заседании Лиги Наций в Женеве:

Я, Хайле Селассие I, император Эфиопии, стою сейчас перед этой трибуной, требуя справедливости для своего народа, и помощи, обещанной ему 8 месяцев назад, когда 50 наций единогласно вынесли вердикт об имевшем место нарушении международных обязательств и агрессии, совершенной против эфиопского народа. Не было еще случая, чтобы глава государства выступал здесь лично, но не было также случая, чтобы целый народ подвергался столь невыносимой жестокости со стороны агрессора, при полном попустительстве тех, кто объявил себя его союзниками. Не было также правительства, поставившего себе целью с помощью варварских методов полностью истребить другой народ, игнорируя самые священные обязательства, данные всеми нациями Земли, запрещающие применение против мирного населения ядовитых газов, вдыхание которых несет смерть. Я призываю поддержать борьбу за древнюю независимость эфиопского народа. С этой миссией, ради выполнения своего священного долга глава эфиопской империи, возглавлявший ранее свой сражающийся народ, прибыл сюда, в Женеву. Я молю Всемогущего Бога избавить другие народы от жесточайших страданий, выпавших на долю эфиопов, страданий, потрясенными свидетелями которых выступили сопровождавшие меня сюда высокопоставленные лица…[35].

За пределами Царства Божия нет нации, которая была бы выше другой. Неужели поставленные перед фактом агрессии государства склонятся перед силой? Сегодня жертва мы, завтра наступит ваша очередь[36].

Заканчивая своё обращение, он заявил: «Бог и история будут помнить ваше решение»[35].

12 июля 1940 года Великобритания официально признала Эфиопию своим союзником.

Возвращение

15 января 1941 года Хайле Селассие I самолётом прибыл в Судан, чтобы возглавить эфиопские силы в борьбе с итальянскими оккупантами. Спустя пять дней он был доставлен самолётом в Эфиопию[37]. Собрав при поддержке британского правительства армию, император Хайле Селассие двинул вооружённые части на Аддис-Абебу. Узнав о возвращении императора, население Эфиопии начало во всей стране вооружённое восстание[38]. 18 января Хайле Селассие I во главе 2-тысячного эфиопского отряда перешёл эфиопско-суданскую границу, вступив на территорию провинции Годжам в районе местности Омедла[39]. К границе также вышли части генерал-лейтенанта У. Платта. После нескольких сражений с итальянскими войсками, которые избрали для себя тактику отступления, британцы к концу апреля освободили практически все северные районы Эфиопии и продолжили наступление на Аддис-Абебу. Установив к концу февраля контроль над значительной частью Итальянского Сомали, части генерал-лейтенанта А. Г. Каннингхэма вступили на территорию Эфиопии и, освободив южные и восточные районы страны, также направились к столице и заняли её 6 апреля того же года[40].

5 мая Хайле Селассие I торжественно въехал в Аддис-Абебу. Сдача в плен последних итальянских частей и восшествие на императорский трон Хайле Селассие ознаменовали собой восстановление независимости Эфиопии[41]. Вернувшись на трон, император, однако, столкнулся с внутренней оппозицией, не желавшей восстановление монархии. Так, в 1943 году, прослышав о возвращении Хайле Селассие I, тигринья подняли против него восстание. Группа сопротивления получила имя «Вейане» («народное восстание»). Тигринья были полны решимости низложить Хайле Селассие, которого сочли недостойным трона, за бегство из страны в то время, как Эфиопия подверглась внезапному нападению со стороны итальянской армии, её территория — оккупации, а люди — унижениям и смерти.

Мирный договор от 10 февраля 1947 года, официально положивший конец состоянию войны с Италией, отменил действие англо-эфиопского соглашения 1944 года. Власть императора была восстановлена на всей территории Эфиопии, за исключением Огадена, остававшегося под управлением британской военной администрации до 1948 года.[42]

Послевоенное время

После восстановления на престоле наиболее важными актами короля было соглашение 1948 года с коптской патриархией, которое изменило древнюю иерархию и позволило эфиопу, а не египтянину стать главой Эфиопской церкви, а также принятие новой конституции.

В ноябре 1955 года была обнародована новая Конституция Эфиопии. Она предоставляла значительное расширение прав парламента и признание политических прав подданных; свобода слова, печати и собраний. Конституция наделила все взрослое население избирательным правом для выборов членов нижней палаты парламента и.т.д.[43] Став абсолютным монархом, Хайле Селассие не переставал укреплять репрессивный аппарат, при помощи которого подавлял всякое инакомыслие в стране. Э.Лютер, живший в Эфиопии в пятидесятые годы, писал[44]:

Провозглашение гражданских свобод по новой конституции (1955) — в значительной степени уступка цивилизованному миру. Ни один эфиоп в здравом уме не отважился бы … публично потребовать отставки какого-либо должностного лица. Ни один эфиоп, какое бы он ни получил образование, не рискнул бы написать письмо в газету с критикой государственного чиновника или правительственной политики в целом, и ни одна газета не напечатала бы такое письмо, даже если бы и получила его.

При этом император не сделал даже попытки изменить земельную политику или модернизировать сложную, многоступенчатую систему управления. Правительство Хайле Селассие I не проводило никаких значительных реформ в деревне, поэтому положение крестьянина оставалось чрезвычайно тяжёлым, а каждый большой неурожай вызывал голод. Например, в 1958—1959 годах во время голода в Тигреи Уолло умерло несколько тысяч человек[45]. По сути своей, Эфиопия оставалась феодальной страной, в ней изолированно существовал лишь небольшой модернизированный индустриальный и управленческий сектор, полностью контролируемый амхарцами[46]. По мнению одного из авторов: «Стиль правления Хайле Селассие, особенно в послевоенный период, можно охарактеризовать как „просвещённый деспотизм“»[47].

В декабре 1960 года, когда император находился с визитом в Бразилии, в стране произошёл государственный переворот. Главными заговорщиками оказались Гырмаме Ныуай и его брат Менгисту, причем последний был генералом, командующим императорской гвардией. Примкнуть к заговорщикам согласился 44-летний наследный принц Асфа Уосен. Мятеж был подавлен, заговорщики пытались бежать. Когда их окружила полиция, Гырмаме покончил с собой. Раненого Менгисту арестовали, потом вылечили и публично повесили в Аддис-Абебе.[48]

Внешняя политика

Война в Эритрее

В 1950 году ООН приняла решение об объединении Эфиопии и бывшей итальянской колонии Эритреи в рамках федерации. Решение вступило в силу в 1952 году. Большинство эритрейцев выступало за независимость своей страны, в то время, как Эфиопия пыталась лишить её прав, предоставляемых автономией. Сформированный в конце 1950-х годов Фронт освобождения Эритреи (ФОЭ) в сентябре 1961 года начал вооружённую борьбу за независимость. В ответ на это в 1962 году Хайле Селассие I лишил Эритрею прав автономии, распустив её парламент, ввёл на территории провинции цензуру и запретил политические партии.

Восстание в Эритрее приняло затяжной характер. К концу 1960-х годов в мятежной провинции находились значительные эфиопские силы (приблизительно половина национальной армии[49]), однако боевые действия не прекращались. Эритрейская проблема пережила императора и, в конце концов, привела к отделению Эритреи в 1991 году.

Революция

Недовольство режимом зрело годами. Внутриполитическая обстановка в стране резко обострилась в 1974 году на фоне роста инфляции и безработицы вкупе с ужасающим голодом, который в 1972—1974 годы унес жизни около 200 тысяч человек. Правительство оказалось не в состоянии предотвратить катастрофу: заботясь прежде всего о собственной репутации, оно любыми способами пыталось скрыть до 1973 года от внешнего мира сам факт голода, бросив умирающих от голода людей на произвол судьбы.[50]

В начале года расквартированные в Асмэре армейские части взбунтовались, требуя увеличения денежного довольствия. Вскоре к ним присоединились воинские части в других районах страны, потребовавшие отставки правительства. Военных поддержали рабочие и студенты. Это вынудило Хайле Селассие согласиться на созыв конституционной конференции, которая должна была рассмотреть вопрос о дальнейшем ограничении его власти. В последующие несколько месяцев он лишился всякой реальной власти, которая перешла к военным. Вскоре военные распустили гражданское правительство и создали своё временное военное правительство. В июле армейские офицеры заставили его согласиться с кандидатурой премьер-министра и 12 сентября окончательно сместили императора. Он был арестован во дворце, посажен в обычный «фольксваген»[36] и вывезен в казармы 4-й дивизии. Арестовав Хайле Селассие и членов его семьи, военные обвинили императора в отказе сотрудничать с ними и в «злоупотреблении властью и своим положением в собственных интересах»[51].

Английская газета «Гардиан» писала 13 сентября 1974 года:

Эфиопский народ, так долго находившийся в зависимости от старческой немощи своего свергнутого императора, остро нуждается в том, чтобы, не теряя времени, открыть новую страницу.[52].

Как пишет кубинский исследователь Рауль Вальдес Виво, уверенность в благоприятном для себя развитии событий не покидала монарха даже в расположении казарм 4-й дивизии. Согласно рассказам очевидцев революционных событий и тех, кто изучал личность Хайле Селассие, император спокойно выслушал заявление о своём свержении, а потом спросил: «Кто организатор восстания?». Услышав фамилию, Хайле Селассие I произнёс «Менгисту? Не родственник ли тому, кто пытался свергнуть меня в 1960 году». И сам себе ответил: «Вряд ли, он не остался бы тогда в армии. В любом случае, когда я вернусь во дворец, я должен буду уничтожить это имя»[53].

Смерть

Вскоре после смещения революционные власти сообщили о «внезапной болезни» бывшего императора и переводе его в больницу под строгим надзором. Военные так и не допустили к больному его личных врачей и ничего не сообщили о диагнозе[54].

28 августа 1975 года по радио было объявлено, что Хайле Селассие I умер накануне. Официально о причинах смерти не говорилось, лишь было сказано, что престарелого императора нашли мёртвым в его кровати и что причина смерти, вероятно, связана с последствием операции простаты, сделанной ему два месяца назад[55]. Официального расследования причин смерти не проводилось, также не были опубликованы результаты вскрытия[54]. По одной из версий, Менгисту доложили, что эмигрантские круги вынашивают планы реставрации монархии. По приказу коммунистического вождя императора задушили подушкой, а труп выбросили в отхожее место. Вместе с императором были казнены министры и сотни придворных[56]. Сам Менгисту всячески отрицал свою причастность к смерти императора[57]: «Ему было 80 лет и он был слабым человеком. Мы старались всеми своими силами спасти его, но мы не смогли сохранить его». В интервью, данном итальянским журналистам в 1995 году, Менгисту Хайле Мариам вновь отрицал факт убийства смещённого императора. Он говорил: «В этом не было нужды. Он был старый, больной и его никто не любил. Думаю, что он умер естественной смертью»[58]. «Великий кормчий» Китая Мао Цзэдун, став свидетелем падения Хайле Селассие и его самодержавия, задался вопросом: «У императора всё шло хорошо. Почему он дошёл до этого? Почему всё должно было так закончиться?[59]».

Перезахоронение

После падения прокоммунистического режима Менгисту Хайле Мариама (1991) расследованием причин загадочной смерти бывшего императора занялись параллельно новые власти и монархическое движение «Мо-анбесса» («Всепобеждающий лев»)[54].

17 февраля 1992 года на основе показаний бывших партийных функционеров останки Хайле Селассие I и 62 его ближайших сановников были найдены под полом туалета в императорском дворце[54][60] (впрочем, в их подлинности не все уверены). 1 марта 1992 года в соборе Св. Марии в Аддис-Абебе, где находится усыпальница императора Менелика II, прошла панихида по Хайле-Селассие, на которую собрались несколько тысяч человек, в том числе представители эфиопской аристократии, облачённые в парадные придворные одеяния[54]. Останки императора были помещены в мавзолей императора Менелика, а затем, 23 июля 1992 года, в день столетия императора, должны были быть перезахоронены в склепе при церкви Святой Троицы в Аддис-Абебе[54].

После эксгумации руководители «Мо-анбессы» распространили свою версию смерти императора. По собранным ими свидетельствам, решение убить бывшего императора было принято на специальном заседании «Дерга» — Координационного комитета вооружённых сил, полиции и территориальной армии, после чего личный врач Менгисту Хайле Мариама Эндале Гелан и шестеро офицеров службы безопасности задушили Хайле-Селассие подушкой прямо в больнице. Менгисту и его заместитель Атнафу Абате лично приехали туда, чтобы удостовериться в исполнении приговора, и распорядились захоронить останки под полом туалета во дворце, ставшем канцелярией Менгисту. Однако руководители «Мо-анбессы» признавали некоторую шаткость этой версии. В марте 1992 года заместитель председателя движения Фантайе Уольдэ-Йоханныс говорил российскому журналисту Валентину Крюкову[54]:
Сейчас крайне трудно найти очевидцев и тех, кто участвовал в казни. Однако у нас есть свидетельства их родственников, а также тех, кто по тем или иным обстоятельствам был осведомлён, как был убит император. Конечно, с юридической точки зрения это ещё не доказательства. Но у нас есть и другие косвенные факты, подтверждающие, что Хайле-Селассие уничтожили[54].

5 ноября 2000 года останки Хайле Селассие I торжественно перезахоронили в соборе Святой Троицы в Аддис-Абебе. Гроб, задрапированный в цвета национального флага, был покрыт личным штандартом императора, на котором изображен покровитель Эфиопии Святой Георгий, повергающий дракона. На панихиду пришли тысячи людей, потомки монарха, живущие ныне в США и Европе, а также иностранные гости. Ни одного официального лица на церемонии не присутствовало[61].

Приверженцы растафарианства считают Хайле Селассие Первого воплощением Бога на Земле (Джа), а день его рождения — праздником, подобным Рождеству.

Личная жизнь

Личное состояние

Хайле Селассие считался одним из самых богатых людей мира. Ему принадлежали все золотые прииски Эфиопии, железные дороги в Индии, контрольные пакеты акций в промышленных компаниях Швейцарии и Англии, фабрики и заводы в Бразилии. Кроме этого, миллиарды долларов шли на личные счета императора в банках Швейцарии[62].

Награды

Эфиопии

Наименование награды Дата
Командор ордена Звезды Эфиопии 1909
Большой крест ордена Соломона 1930

Других государств

Наименование награды Страна Дата
Рыцарь Большого креста ордена Св. Михаила и Св. Георгия Великобритания 1917
Большой крест ордена Золотого льва Нассау Люксембург 1924
Большой крест ордена Почётного легиона Франция Франция 1924
Рыцарь Большого креста ордена Бани Великобритания 1924
Рыцарь Большого креста Королевского Викторианского ордена Великобритания 1924
Большой крест ордена святых Маврикия и Лазаря Италия 1924
Большой крест ордена Башни и Меча Португалия 1925
Рыцарь Высшего ордена святого Благовещания Италия 1928
Королевская Викторианская цепь Великобритания 1930
Орден Мухаммеда Али 1 степени Египет 1930
Кавалер Большой ленты и креста тройного ордена Христа, Ависса и Сантьяго Португалия 1930
Орден «Легион почёта» степени командующего США США 1945
Кавалер ордена Слона Дания 1954
Кавалер ордена Серафимов Швеция 1954
Кавалер ордена Маха Чакри Индия 1954
Большая звезда почёта ордена Заслуг перед Австрийской Республикой Австрия 1954
Кавалер Звезды Индонезии 1 степени Индонезия 1958
Кавалер ордена Пехлеви 1 степени Иран 1964
Большой крест ордена Ацтекского орла Мексика 1954
Кавалер ордена Подвязки Великобритания 1954
Лента Высшего ордена Хризантемы Япония 1930
Цепь Высшего ордена Хризантемы Япония 1956
Большой крест ордена святого Якова и меча Португалия
Большой крест ордена Сан-Мартина Аргентина
Ожерелье ордена Нила Египет
Большой крест ордена Пия IX Ватикан 1970
Кавалер ордена Идриса I Ливия
Кавалер ордена Независимости Тунис
Кавалер ордена Хуссейна ибн Али Иордания
Кавалер ордена Мухамедийя специальной степени Марокко
Цепь ордена Почёта Судан
Орден Хашимитов Ирак
Большой крест ордена Короны Италии Италия 1917
Большой крест ордена Леопольда I Бельгия 1924
Большой крест ордена Нидерландского льва Нидерланды 1930
Орден Белого орла Польша 1930
Орден Святого Олафа Норвегия
Большой крест ордена Карлоса III Испания
Большой крест ордена Белой розы Финляндия
Орден Большой звезды Югославии Югославия 1954
Орден «Нишан-е-Пакистан» Пакистан 1958
Орден Короны Королевства Малайзия 1968
Орден Звезды Гана 1970
Орден знамени Венгерской Народной Республики с бриллиантами Венгрия 1964
Военная медаль Франция Франция 1954
Кавалер Национального ордена Вьетнама 1 степени Вьетнам 1958
Кавалер ордена Истины Бирма 1958
Большой крест ордена Южного Креста Бразилия 1958
Кавалер ордена Леопарда 1 степени Заир
Кавалер ордена Льва Сенегал
Кавалер ордена Льва Малави
Кавалер ордена «За доблесть» Камерун
Кавалер Большого креста ордена Солнца Перу Перу
Кавалер Большого креста ордена Освободителя Венесуэла
Кавалер Большого креста ордена Андского орла Боливия
Высшая степень ордена Благожелательных облаков Китай
Орден Омейядов Сирия
Кавалер Большого креста ордена Моно Того
Кавалер Большого креста ордена Заслуг Республика Конго Республика Конго
Кавалер ордена Леопарда Сомали
Кавалер ордена Экваториальной звезды Габон
Орден Нигера Нигерия
Орден Нильского Истока Уганда
Великий Командор ордена Орла Замбии Замбия
Особая степени ордена «За заслуги» ФРГ
Большой крест декорированный лентой ордена «За заслуги» Италия
Кавалер Национального ордена Ливана Ливан
Кавалер Большого креста ордена Заслуг Чили
Кавалер Национального ордена Центральноафриканская Республика
Кавалер Национального ордена Верхней Вольты Верхняя Вольта
Большой крест Национального ордена Чада Чад
Кавалер Национального ордена Бенина Бенин
Кавалер Национального ордена Мали Мали
Кавалер Национального ордена Мадагаскара Мадагаскар
Кавалер Большой ленты Национального ордена Заслуг Мавритания
Кавалер Большого креста Национального ордена Заслуг Гвинея
Кавалер Национального ордена Нигера Нигер
Кавалер Национального ордена Почёта и Заслуги Гаити 1966
Рыцарь Большого креста ордена Пионеров Республики Либерия
Командор ордена Золотого Сердца Кения
Раджа ордена Сикатуна Филиппины
Командор ордена Щита и Копий Уганда 1964
Кавалер Большого креста ордена Белого льва Чехословакия 1964
Кавалер ордена Суворова 1 степени СССР СССР 11.07.1959
Орден св. князя Владимира I степени РПЦ 1959
Кавалер Большого креста ордена Спасителя Греция
Кавалер ордена Абдель-Азиза 1 степени Саудовская Аравия
Кавалер Большого креста ордена Вильгельма Люксембург 1954

[63][64]

Воинские звания

  • Фельдмаршал (Эфиопия)
  • Адмирал флота (Эфиопия)
  • Маршал ВВС (Эфиопия)
  • 26 июля 1959 - генерал (почетный чин, Португалия)
  • 1 февраля 1965 - Фельдмаршал (Великобритания)
  • Почётный доктор юридических наук Кембриджа — 1924[65]

Интересные факты

  • Хайле Селассие I стал первым (и последним) эфиопским императором, обогнувшим земной шар[66].
  • Хайле Селассие I считается «иконой» растафарианской культуры, в частности такого музыкального направления как регги, поэтому упоминание о нём можно услышать во множестве песен.

Напишите отзыв о статье "Хайле Селассие"

Примечания

  1. [www.answers.com/topic/haile-selassie Haile Selassie: Biography and Much More from Answers.com]
  2. [www.unu.edu/unupress/unupbooks/uu12ee/uu12ee06.htm Haile Selassie’s Oromo, Amhara and gurage lineage]
  3. [arkayog.blogspot.com/2006/11/hail-slassi-ras-tafari-makonnen.html ROOTS AND CULTURE: hailé sélassié, ras tafari makonnen]
  4. [www.hronos.km.ru/biograf/bio_h/haile_s.html Хайле Селассие I]
  5. 1 2 Мусский И.А. 100 великих диктаторов. — М.: Вече, 2002. — С. 466. — ISBN 5-7838-0710-9, ББК 63.3(2).
  6. А. Бартницкий, И. Мантель-Нечко. История Эфиопии = польск. Historia Etiopia 5. — Прогресс, 1976. — С. 432.
  7. [www.angelfire.com/ny/ethiocrown/Haile.html Emperor Haile Selassie I, Part 1]
  8. [www.dacb.org/stories/ethiopia/haile_selassie.html Haile Selassie I 1892 to 1975 Orthodox Ethiopia]
  9. [meduza.io/feature/2016/04/15/zapah-ladana-shersti-zverinoy-i-roz Запах ладана, шерсти звериной и роз: Африканские фотографии Николая Гумилева из коллекции Кунсткамеры — Meduza]
  10. [www.slovopedia.com/14/203/1015791.html ЛИДЖ ИЯСУ]
  11. [www.angelfire.com/ny/ethiocrown/lij.html Imperial Ethiopie Homepages — Lij Eyasu — Ethiopia ]
  12. Ягья В. С. Хайле Селассие // Вопросы истории. 1990. № 10. С. 65.
  13. 1 2 Мусский И.А. 100 великих диктаторов. — М.: Вече, 2002. — С. 468. — ISBN 5-7838-0710-9, ББК 63.3(2).
  14. 1 2 [194.226.215.181/db/msg/44572 Ныгуссие В. Микаэль Кассае. Хайле Селассие I]
  15. А. Бартницкий, И. Мантель-Нечко. История Эфиопии = польск. Historia Etiopia . — Прогресс, 1976. — С. 458.
  16. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NEWHIST/01_06/GUMMY.HTM Давидсон А. Б. Николай Гумилев в Абиссинии]
  17. ALDEN WHITMAN. [www.nytimes.com/learning/general/onthisday/bday/0723.html Haile Selassie of Ethiopia Dies at 83"]. New York Times (August 28, 1975.). [www.webcitation.org/617p1khOI Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  18. Wondimu Mekonnen. [www.ethiomedia.com/carepress/heritage_exhibition.pdf An Ethiopian Heritage Exhibition of First Kind in London] (29.07.2003). [www.webcitation.org/617p2GiOU Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  19. 1 2 3 .Тропическая и Южная Африка // Новейшая история стран Азии и Африки. XX век, Часть 1. — М.: ВЛАДОС, 2001. — С. 362. — ISBN 5-691-00644-4, 5-691-00645-2(I), УДК 94(5+6)(075.8), ББК 63.3(0)6я73.
  20. Ягья В.С. Эфиопия в новейшее время. — М.: Мысль, 1978. — С. 72.
  21. [www.angelfire.com/ny/ethiocrown/Constitution.html The Imperial Constitutions of the Empire of Ethiopia]
  22. Государство и право стран Африки и Азии // Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. — М.: Проспект, 2006. — С. 728. — ISBN 5-98032-871-8, УДК 34(100-87)(075.8), ББК 67.3я73.
  23. Ягья В.С. Эфиопия в новейшее время. — М.: Мысль, 1978. — С. 83.
  24. [www.workmall.com/wfb2001/ethiopia/ethiopia_history_haile_selassie_the_prewar_period_1930_36.html Ethiopia Haile Selassie: The Prewar Period, 1930-36]
  25. А. Бартницкий, И. Мантель-Нечко. История Эфиопии = польск. Historia Etiopia . — Прогресс, 1976. — С. 456.
  26. [www.britannica.com/eb/article-37709/Ethiopia Ethiopia :: The reign of Haile Selassie I — Britannica Online …]
  27. Ягья В. С. Эфиопия в новейшее время. — М.: Мысль, 1978. — С. 89.
  28. [www.slovopedia.com/14/213/1020542.html Хайле Селассие (Энциклопедия Кольера)]
  29. 1 2 [web.archive.org/web/20070214001052/hronos.km.ru/sobyt/1935iew.html Итало-эфиопская война 1935—1936 годов]
  30. [www.ethiopianreview.com/articles/605 Atse Haile-Selassie’s 115th Birthday — July 23, 2007 :: Ethiopian …]
  31. [www.istorya.ru/book/ww2/41.php История России. Всемирная, мировая история — История второй …]
  32. [www.oneworldmagazine.org/focus/etiopia/musso4.html OneWorld Magazine: Hailé Selassié VS. Mussolini ]
  33. Энциклопедия для детей. История войн.: Мир энциклопедий Аванта +, Астрель, 2007. — 640 с.
  34. [www.angelfire.com/ny/ethiocrown/HaileII.html Haile Selassie I, Part 2]
  35. 1 2 [www.africa.org.ua/about/ef01.htm История Эфиопии]
  36. 1 2 Алексей Елманов Последний император // Эхо планеты — 1992 — № 11 — С. 21.
  37. [militera.lib.ru/h/liddel-hart/10.html Проект «Военная литература»: Глава 10. Завоевание Итальянской Восточной Африки]
  38. [greenrasta.livejournal.com/18286.html greenrasta — Хайле Селассие 1]
  39. А. Бартницкий, И. Мантель-Нечко. История Эфиопии = польск. Historia Etiopia . — Прогресс, 1976. — С. 536.
  40. Всемирная история войн. — МН.: ООО «Харверст», 2004. — 640 с.
  41. [www.world-capitals.ru/?Addis-Abeba/Istoriya_razvitiya Аддис-Абеба. История развития]
  42. [www.geogid.ru/countries/efiopiya/3092.html Страны мира — Эфиопия. История]
  43. [www.eurobanks.ru/law/efiopiy.html Государственное устройство Эфиопии]
  44. Мусский И.А. 100 великих диктаторов. — М.: Вече, 2002. — С. 472. — ISBN 5-7838-0710-9, ББК 63.3(2).
  45. А. Бартницкий, И. Мантель-Нечко. История Эфиопии = польск. Historia Etiopia . — Прогресс, 1976. — С. 544.
  46. Taylor & Francis Group. [books.google.com/books?id=jj4J-AXGDaQC&pg=PA408&lpg=PA409&dq=red+star+campaign+mengistu&as_brr=3&hl=ru&output=html&sig=ACfU3U2gCOZuYKbiDfLYWk5Y6QUhPyeEdQ Africa South of the Sahara 2004: South of the Sahara, 2004]. Проверено 29 марта 2004.
  47. Великие правители XX века. Авторы-составители Островцов А. А., Островцова М. А. — М.: Мартин, 2002. — 480 с.
  48. [africana.ru/lands/Ethiopia/black-white_lion.htm Туева Е. Чёрно-белый лев]
  49. [www.krugosvet.ru/articles/65/1006523/1006523a9.htm Эфиопия]
  50. [www.geogid.ru/countries/efiopiya/3089.html Эфиопия. Государственное устройство и политика]
  51. Ягья В.С. Эфиопия в новейшее время. — М.: Мысль, 1978. — С. 264.
  52. Цыпкин Г. В., Ягья В. С. История Эфиопии в новое и новейшее время. — М.: Наука, 1989. — С. 298. — ISBN 5-02-016620-0, ББК 63.3(6 Эф).
  53. Мусский И.А. 100 великих диктаторов. — М.: Вече, 2002. — С. 473. — ISBN 5-7838-0710-9, ББК 63.3(2).
  54. 1 2 3 4 5 6 7 8 Валентин Крюков «Это была казнь» // Эхо планеты — 1992 — № 11 — С. С. 20. — 21.
  55. [www.nytimes.com/learning/general/onthisday/bday/0723.html Haile Selassie of Ethiopia Dies at 83", New York Times, August 28, 1975. ]
  56. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=153406 Эфиопы похоронят императора через 25 лет после его смерти]
  57. [news.bbc.co.uk/2/hi/africa/581098.stm BBC News | AFRICA | Mengistu defends 'Red Terror']
  58. Буралов А. Откровения красного негуса // Новое время — 1995 — % 25 — С.27.
  59. Неизвестный Мао/Пер. с англ. И. А. Игоревскго. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — 845 с.
  60. [news.bbc.co.uk/2/hi/africa/1007736.stm BBC News | AFRICA | Haile Selassie laid to rest]
  61. [africana.ru/lands/Ethiopia/Selassie.htm Хайле Селассие I]
  62. О том что у императора есть миллиарды начали говорить после революции 1974 года. Исходя из состоянии экономики Эфиопской империи период правлении императора даже будучи неэкономистом можно прийти к выводу что речь о миллиардном состоянии это неточно. Доходы от фабрик, типографий и т. д. (они находились в Эфиопии) шли на финансировании таких организации как школа для слепых, школа для сирот, больница для бедных, больница для стариков, фонд премий императора Хайле Селассие и т. д. [www.africana.ru/konkurs/raboti/Charodeev/001104_Selassie.htm Геннадий Чародеев. Возвращение «царя царей» с царскими почестями]
  63. [www.4dw.net/royalark/Ethiopia/shoa6.htm Shoa6]
  64. [www.rastafarispeaks.com/repatriation/index.cgi?noframes;read=38991 Haile Decorations ]
  65. [web.archive.org/web/20050807011853/members.fortunecity.com/blackculture1/jahbook.html viddyms.com : Defender of the faith]
  66. [www.isouljahs.com/content.php?sectionid=916 ISOULJAHS — Haile Selassie I]

Литература

Ссылки

  • [hrono.ru/biograf/bio_h/haile_s.html Биография на сайте «Хронос»]
  • [www.africana.ru/lands/Ethiopia/black-white_lion.htm Чёрно-белый лев (Елена Туева)]
  • [jahrastafari.ru/him.shtml Хаиле Селассие I, Император Эфиопии, сказал (перевод А. Бульдозера)]
  • [jahlive.info/him-67.htm Интервью с Его Императорским Величеством Haile Selassie I 1967 год]
  • [ethiopedia.blogspot.com/2007/12/haile-selassie-i-photos-from-emperor.html Фотогалерея Хайле Селассие I]
  • [haile-selassie.narod.ru Русскоязычный сайт о Хайле Селассие I]
Предшественник:
Заудиту
225-й Император Эфиопии

2 ноября 193012 июля 1974
Преемник:
Монархия упразднена
Аман Майкл Андома
(Председатель Временного Военного Административного комитета)

Отрывок, характеризующий Хайле Селассие

– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.