Хара, Тюити

Тюити Хара
Прозвище	Кинг-Конг
Псевдоним	Кинг-Конг
Дата рождения	15 марта 1889(1889-03-15)
Место рождения	Мацуэ (префектура Симане, Япония)
Дата смерти	17 февраля 1964(1964-02-17) (74 года)
Принадлежность	Японская империя
Род войск	Императорский флот Японии
Годы службы	1911-1945
Звание	Вице-адмирал
Командовал	4-й флот, 5-я дивизия авианосцев, 8-й крейсерский дивизион
Сражения/войны	Вторая мировая война Кампания на Соломоновых Островах, Сражение у восточных Соломоновых островов, Сражение в Коралловом море, Бой у островов Санта-Круз, и др.
В отставке	советник Министерства Юстиции

Тюити Хара (яп. 原 忠一 Хара Тю:ити, 15 марта 1889, Мацуэ — 17 февраля 1964) — вице-адмирал Японского императорского флота во время Второй мировой войны. Командовал 5-й дивизией авианосцев в сражении в Коралловом море.

Биография

Хара родился в городе Мацуэ, префектура Симане. Он окончил Военной академии Императорского флота в составе 39 выпуска, был 85-м в рейтинге успеваемости своего класса (149 кадетов). Как мичман, он служил на крейсере Асо и линейном крейсере «Ибуки» (класс Ибуки). После повышения до младшего лейтенанта переведён на линкор Сэтцу, а затем — на бронепалубный крейсер Акаси.

Среди друзей получил прозвище «Кинг-Конг» за высокий рост и полноту.

Окончив торпедное и артиллерийское училища, Хара получил звание лейтенанта и был переведён последовательно на эскадренный миноносец Асакадзэ, броненосный крейсер Якумо, линкор Конго, где служил во время Первой мировой войны, однако в сражениях не участвовал.

После окончания войны Хара вернулся в училище на 1918—1919 годы для более глубокого изучения торпедного вооружения, а затем служил командиром минно-торпедной боевой части на эсминцах Хакадзэ (1921), Юкадзэ и крейсере Ои (1922).

Тюити посещал Военную академию Императорского флота в 1923—1924, после чего, в 1929, был повышен до капитана 3-го ранга. В декабре 1926 года Хара получил командование над эсминцем «Цуга» (яп. 栂) (тип «Моми»), в начале 30-х Хара служил инструктором в нескольких флотских училищах. В 1932 Хара получил командование над канонерской лодкой Атака, а в 1933 получил звание капитана. В течение следующего года Хара стал военно-морским атташе в японском посольстве Вашингтона. По возвращении в Японию принял командование над крейсером Тацута, в дальнейшем поднимаясь по карьерной лестнице в Императорском флоте, пока не получил звание контр-адмирала 5 ноября 1939 года.

Во Второй мировой войне

25 августа 1941 года был назначен командиром 5-й дивизии авианосцев. Под его командованием находились два новых авианосца — Сёкаку и Дзуйкаку. Принимал участие в атаке на Пёрл-Харбор

В сражении в Коралловом море 5-я дивизия авианосцев была сильно повреждена: в Сёкаку попало несколько бомб, а с Дзуйкаку подбили значительное число самолётов. В результате оба авианосца вышли из действующего военного флота на много месяцев, пропустив битву за Мидуэйский атолл. Харе было передано командование 8-й крейсерской дивизией, в которую входили тяжёлые крейсера Тонэ и Тикума, а также поддерживавшие их эсминцы поддержки. Дивизия участвовала в сражении у Соломоновых островов и у островов Санта-Крус.

После того, как американские авианосцы атаковали японскую базу на островах Чуук в 1944 году, Хара был назначен заменой адмирала Масами Кобаяси в качестве командира 4-м флотом, хотя на самом деле он командовал на базе на Чук, не имея в командовании ни одного боевого судна. После сражения Чук были оставлены армией США, адмирала Хару захватили в плен на острове Чук, не предоставив ему свежей пищи до са́мой капитуляции Японии.

После окончания войны Хара был арестован, обвинён в военных преступлениях и направлен в тюрьму Сугамо в Токио, после чего — на военный трибунал на острове Гуам. Трибунал признал его и ещё нескольких офицеров виновными в невыполнении обязательств, связанных с нарушениями международных правил ведения войны, которые допустили его подчинённые (он приказал казнить американских лётчиков, захваченных в рейде на Чук; так как Хара являлся командиром атолла, тон был самым высокопоставленным офицером Чука). Хара был приговорён к шести годам тюрьмы, которые провёл в Сугамо.

Сын Хары, Нобуаки, выпустился из Академии Императорского флота сразу после окончания войны. 19 апреля 1951 года, когда Тюити был освождён, Нобуаки забрал отца домой в Токио. Хара решил посвятить остаток жизни обеспечением пенсиями и поддержкой семей японцев, корейцев и тайваньцев, осуждённых за военные преступления. Хара стал советником в министерстве юстиции и работал там до самой смерти в 74 года в 1964 году.

Меч Хары

Вскоре после капитуляции в августе 1945 командование сил Союзников объявило об изъятии японских мечей. Часто оружие было массового производства, но некоторые из мечей были антикварными шедеврами, передававшимися из поколения в поколение. Многие отобранные мечи были переданы американским солдатам в качестве сувениров. Хара передал свой фамильный меч американскому вице-адмиралу, командовавшему Марианскими островами, его можно увидеть в экспозиции музея Военно-морской академии США в Аннаполисе. Второй меч Хары получил контр-адмирал Кельвин Дургин после интервьюирования Хары для опроса, устроенного американскими властями.

В 1959 году Хара по дипломатическим каналам запросил вернуть фамильный меч 85-летнего Рютаро Такахаси, президента Ассоциации семей, понёсших утраты, насчитывающей шесть миллионов членов. Меч XV века был одним из наиболее значительных произведений кузнецов провинции Бидзэн. Он был передан сыну Рютаро по имени Хикоя. Хикоя попросил Хару заботиться о мече, пока он сам нёс службу на задании по разминированию. Хикоя не вернулся с задания, и Хара признался, что меч, хранящийся в Академии, принадлежал Такахаси, а меч Хары находится у адмирала Дургина. Ушедший на покой Дургин обратился в музей и передал свой меч туда, а оружие Такахаси было передано потерявшему сына отцу.

Литература

• Nishida, Hiroshi [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px39.htm#v024 Imperial Japanese Navy, Hara, Chuiichi]. Проверено 25 февраля 2007. [www.webcitation.org/68kGclaa7 Архивировано из первоисточника 28 июня 2012].
• The way it was: Pearl Harbor, the original photographs. — Brassey's, 2001. — ISBN 978-1-57488-359-6.
• Stewart William Herman. Ghost Fleet of the Truk Lagoon: An Account of "Operation Hailstone", February 1944. — Pictorial Histories, 1986. — ISBN 0-933126-66-2.
• D'Albas Andrieu. Death of a Navy: Japanese Naval Action in World War II. — Devin-Adair Pub, 1965. — ISBN 0-8159-5302-X.
• Ito Masanori. The End of the Imperial Japanese Navy. — Jove, 1986 (reissue). — ISBN 0-515-08682-7.
• Lindemann Klaus. Hailstorm Over Truk Lagoon: Operations Against Truk by Carrier Task Force 58, 17 and 18 February 1944, and the Shipwrecks of World War II. — Oregon, USA: Resource Publications, 2005. — ISBN 1-59752-347-X.
• Morison Samuel Eliot. Aleutians, Gilberts and Marshalls, June 1942-April 1944, History of United States Naval Operations in World War II. — Boston: Little, Brown and Company, 1961. — ISBN ASIN B0007FBB8I.
• Peattie Mark. Nan'Yo: The Rise and Fall of the Japanese in Micronesia, 1885-1945 (Pacific Islands Monograph Series). — University of Hawaii Press, 1992. — ISBN 0-8248-1480-0.

Ссылки

• Jeffery, Bill [www.nps.gov/archive/wapa/indepth/extContent/wapa/paradise/index.htm War in Paradise: World War II sites in Truk Lagoon, Chuuk, Federated States of Micronesia]. Chuuk Historic Preservation Office (2003). Проверено 30 августа 2006. [www.webcitation.org/67xQe0O6I Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
• Stewart, William Herman [nopukob.com/ww2_stories/warcrimes.htm Guam War Crimes Trials](недоступная ссылка — история). Проверено 25 августа 2007. [web.archive.org/20060109160011/nopukob.com/ww2_stories/warcrimes.htm Архивировано из первоисточника 9 января 2006].
• [www.history.navy.mil/photos/events/wwii-pac/japansur/js-10g.htm Surrender of Truk per USN Archives]

Ссылки

• [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px39.htm#v024 Тюити Хара] (англ.)

Отрывок, характеризующий Хара, Тюити

Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.