Тюкавкин, Виктор Григорьевич

Виктор Григорьевич Тюкавкин
Дата рождения:	31 июля 1928(1928-07-31)
Место рождения:	Александровский Завод, Читинский округ, Дальневосточный край
Дата смерти:	29 января 2002(2002-01-29) (73 года)
Место смерти:	Москва, Россия
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	история России
Место работы:	ИГПИ; МГПИ им. В. И. Ленина — МПГУ
Учёная степень:	доктор исторических наук (1966)
Учёное звание:	профессор (1968)
Альма-матер:	ИГУ (1952)
Научный руководитель:	В. И. Дулов
Награды и премии:

Ви́ктор Григо́рьевич Тюка́вкин (31 июля 1928 года, село Александровский Завод, Читинского округа, Дальневосточного края — 29 января 2002 года, Москва) — советский и российский историк и педагог. Доктор исторических наук (1966), профессор (1968). Заслуженный деятель науки РФ (1991).

Биография

Виктор Тюкавкин родился 31 июля 1928 года в селе Александровский Завод, которое тогда было районным центром в Читинском округе Дальневосточного края. Отец был служащим. Ранние годы Тюкавкина прошли в Чите, куда семья переехала в 1930 году.

В 1941 году был репрессирован отец В. Г. Тюкавкина (он был реабилитирован посмертно в 1955 году). В том же году началась трудовая биография будущего историка. После начала Великой Отечественной войны, 30 июня он был мобилизован на сельскохозяйственные работы в колхоз «Светлый путь» Читинского района. Затем трудился летом в совхозе «Красный великан» (1942 год) и в лесхозе «Ингодинский» (1943 год), а зимой подрабатывал в типографии и помогал матери в надомной работе.

С 1936 по 1946 год учился в школе, окончил её, получив аттестат с отличием, но не медаль, которую сыну репрессированного решили не давать, поставив для этого задним числом «четверку» по русскому языку. В 1947 году Тюкавкин поступил на исторический факультет Иркутского государственного университета, который окончил в 1952 году. После окончания ИГУ был оставлен работать в университете (ассистент кафедры истории).

В 1954 году перешел работать старшим преподавателем в Иркутский государственный педагогический институт (ИГПИ) на кафедру истории. Одновременно занимал должность заместителя декана (1954—1956) и декана (1958—1962) историко-филологического факультета ИГПИ. В 1959 году В. Г. Тюкавкин защитил под руководством профессора В. И. Дулова кандидатскую диссертацию и в следующем, 1960 году стал доцентом. C 1964 по 1967 год — заведовал кафедрой истории, а с 1967 по 1974 год (после разделения кафедры истории) — кафедрой истории СССР. В 1966 году защитил докторскую диссертацию и в 1967 стал профессором кафедры. В 1968 году получил учёное звание профессора.

Параллельно с работой в ИГПИ В. Г. Тюкавкин с 1968 по 1974 год возглавлял Иркутское областное отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК). С этой работой связано то, что именно он в 1972 году возглавлял комиссию по подготовке проекта музейного комплекса декабристов при исполкоме Иркутского горсовета.

В 1974 году Тюкавкин принял приглашение перейти на работу на кафедру истории СССР исторического факультета Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина. Теперь его работа связана с Москвой. В 1976 году он стал преемником профессора Д. С. Бабурина на посту заведующего кафедрой истории СССР и занимал эту должность до конца жизни.

В 1976—1990 годах профессор Тюкавкин руководил научно-методическим советом по истории Министерства просвещения РСФСР, а с 1993 года был председателем научно-методического совета по истории Учебно-методического объединения по педагогическому образованию Госкомвуза РФ (позже — Министерства общего и профессионально образования РФ) при МПГУ. С 1976 года был членом оргкомитета симпозиума по аграрной истории при Отделении истории АН СССР.

Научная работа

В. Г. Тюкавкин был специалистом по аргарной истории России XIX — начала XX веков; истории сибирского крестьянства и кооперации, одним из наиболее глубоких исследователей столыпинской аграрной реформы.

Становление Тюкавкина как историка произошло после его прихода в Иркутский государственный педагогический институт. Его научным руководителем здесь стал заведующий кафедрой истории В. И. Дулов, родоначальник иркутской школы историков-сибироведов, предложившей ему разрабатывать почти неисследованную тогда тему переселений на окраины Российской империи. Результатом этой работы стала защищенная в 1959 году под руководством В. И. Дулова кандидатская диссертация на тему «Переселение крестьян в Восточную Сибирь в период столыпинской реформы» (место защиты — Иркутский государственный университет).

При подготовке многотомной «Истории Сибири» Тюкавкин провел комплексное исследование социально-экономического развития Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, которое включало в себя вопросы социальной структуры населения, демографии, экономики, а также общественно-политической жизни, которая тесно смыкалась с историей политической ссылки.

В 1966 году В. Г. Тюкавкин защитил в Институте истории АН СССР докторскую диссертацию «Социально-экономическое развитие сибирской деревни в эпоху империализма». В том же году он выпустил свою первую монографию — «Сибирская деревня накануне Октября». В ней он выступил с новаторским по тем времена тезисом о высоком уровне развития производительных сил в сибирской деревне, что шло вразрез с господствовавшей тогда концепцией «полуфеодального» состояния сельского хозяйства. Активно участвуя в 1960-х годах в дискуссиях о развитии аграрного капитализма, Тюкавкин полагал, что в Сибири конца XIX — начала XX века шел интенсивный процесс превращения патриархального крестьянства в буржуазное фермерство, что говорило о господстве «американского типа» развития капитализма в сельском хозяйстве на окраинах Российской империи. Рассматривая на широком материале процесс формирования аграрного рынка, историк связывал его динамичное развитие с высокой товарностью крестьянского производства. Также особо отмечалась роль кооперации в деле «врастания» крестьянского производства в рынок.

В 1990-е годы В. Г. Тюкавкин сосредоточил свои усилия на изучении столыпинской аграрной реформы. Определяя её суть, Тюкавкин полагал, что основным элементом преобразований был не перевод крестьян в новое для них положение собственников земли и не ликвидация общины, а новое землеустройство, без чересполосицы, дальноземья и частых переделов, которые обуславливали, по мнению Тюкавкина, низкую эффективность хозяйства. Не был он согласен и с оценкой реформы как неудавшейся, оценивая её результаты достаточно высоко.

Память

На здании бывшего ИГПИ (ныне — Восточно-Сибирская государственная академия образования) 24 апреля 2008 года открыта мемориальная доска из чёрного долерита с фотопортретом и текстом: «В этом здании в 1954—1974 гг. работал Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор исторических наук, профессор Виктор Григорьевич Тюкавкин» (Иркутск, улица Сухэ-Батора, дом 9).

На историческом факультете МПГУ создан мемориальный кабинет профессора В. Г. Тюкавкина, где хранится его библиотека (корпус гуманитарных факультетов, ауд. 313).

Избранные труды

Труды по аграрной и политической истории

• Дулов В. И., Тюкавин В. Г. О путях развития капитализма в сельском хозяйстве Сибири. // Вопросы истории. — 1964. — № 4. — С. 46-50.
• Тюкавкин В. Г. Формы землевладения в Сибири в начале ХХ века. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1964 г. — Кишинёв, 1966. — С. 706—714.
• Тюкавкин В. Г. Сибирская деревня накануне Октября. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное изд-во, 1966. — 471 с.
• История Сибири с древнейших времен до наших дней. В 5 тт. Т. 3: Сибирь в эпоху капитализма / Гл. ред. А. П. Окладников. — Л.: Наука, 1968. — 532 с. (Один из авторов).
• Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. / Отв. ред. Л. М. Горюшкин. — Новосибирск: Наука, 1983. — 399 с. (Один из авторов).
• Тюкавкин В. Г. Аграрное перенаселение в России в эпоху империализма. // Социально-демографические процессы в российской деревне (XVI — начало XX в.). — Таллин, 1986. — С. 214—225.
• Тюкавкин В. Г. Николай II и первая Государственная дума. // Власть и общественные организации России в первой трети ХХ столетия. — М., 1994. — С. 4-30.
• Тюкавкин В. Г. Великорусское крестьянство и Столыпинская аграрная реформа. — М.: Памятники исторической мысли, 2001. — 304 с. — ISBN 5-88451-103-5.

Учебники для средних и высших учебных заведений

• Панов В. Н., Тюкавкин В. Г. Очерки по истории Иркутской области: Учебное пособие. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное изд-во, 1970. — 230 с.
• Косых А. П., Панов В. Н., Тюкавкин В. Г. История Иркутской области: Учебное пособие по краеведению для учащихся 7-10 классов средних школ / 2-е изд., доп. и перераб. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное изд-во, 1983. — 174 с.
• Тюкавкин В. Г., Щагин Э. М. Крестьянство России в период трех революций: Книга для учителя. — М.: Просвещение, 1987. — 207 с.
• История СССР, 1861—1917: Учебник для студентов педагогических институтов по специальности «История». / Под ред. В. Г. Тюкавкина. — М.: Просвещение, 1989. — 463 с. — ISBN 5-09-000916-3.
• Хрестоматия по истории СССР: 1861—1917 гг. / Под ред. В. Г. Тюкавкина. — М.: Просвещение, 1990. — 414 с. — ISBN 5-09-001898-7.
• Новейшая история Отечества. XX век: Учебник для вузов по специальности «История». В 2 томах. / Под ред. А. Ф. Киселева, Э. М. Щагина. Т. 1 : / А. Ф. Киселев, Э. М. Щагин, В. Г. Тюкавкин и др. — М.: Владос, 1998. — 494 с. — ISBN 5-691-00109-4.
• История России. XIX век: Учебник для вузов по специальности «История». В 2 частях. / Под ред. В. Г. Тюкавкина. Ч. 1. — М.: Владос, 2001. — 253 с. — ISBN 5-691-00544-8; Ч. 2. — 350 с. — ISBN 5-691-00545-6.

Воспоминания

• Тюкавкин В. Г. Воспоминания о первых шагах общества охраны памятников в Иркутске. // Земля Иркутская. — 1999. — № 11. — С. 89-92.

Литература

• Дамешек Л. М. Слово об учителе (Мои встречи с Виктором Григорьевичем Тюкавкиным) // Известия Иркутского государственного университета. Серия «История». — 2009. — № 1. — С. 268—271.
• Иванцова Н. Ф. В. Г. Тюкавкин: философия, методология, итоги исследований крестьянства России конца XIX — начала XX вв. // Мир Евразии. — 2010. — № 1. — С. 16-19.
• Киселёв А. Ф. Кафедра. Профессорские розы. — М.: Логос, 2006. — С. 45-61. — ISBN 5-98704-043-4.
• Лубков А. В. Слово о коллеге и учителе (вместо предисловия) // Проблемы новой и новейшей истории России: Сборник статей к 70-летию В. Г. Тюкавкина. — М., 1999.
• Чернобаев А. А. Тюкавкин Виктор Григорьевич // Историки России: Кто есть кто в изучении отечественной истории. — Саратов, 2000. — С. 516-517.

Отрывок, характеризующий Тюкавкин, Виктор Григорьевич

– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.