Тюнен, Иоганн фон
| Иоганн фон Тюнен | |
| Johann Heinrich von Thünen | |
 Иоганн Генрих фон Тюнен | |
| Место рождения: |
Канариенхаузен, Вангерланд, Нижняя Саксония |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
Иоганн Генрих фон Тюнен (нем. Johann Heinrich von Thünen; 24 июня 1783, Канариенхаузен, близ г. Йевер — 22 сентября 1850, Теллов, Мекленбург) — немецкий экономист[1], представитель немецкой географической школы в экономической науке, один из предшественников маржинализма.
Биография
Иоганн Генрих фон Тюнен родился 24 июня 1783 года в имении своего отца помещика Эдо Кристиана фон Тюнена (1760-1786) и матери Анны Катарины Маргарет Трендтел (род.1765), дочери книготорговца из Йевер[2]. Иоганн вырос в городке Йевер, учился в смешанной школе, оставив ее в 16 лет для обучения на ферме и возобновив учебу в 19 лет, когда начал изучать агрономию в 1802—1803 годах у Лукаса Андреаса Штаудингера, энтузиаста сельскохозяйственного обучения, который устроил в своей усадьбе Гросс Флотбек первый в своём роде интернат для будущих агрономов. Кроме того, он учился у Альбрехта Тэера в Целле. Затем он недолго, всего два семестра, проучился в Геттингенском университете [3].
В 1806 году женился на Хелене Софии Иоганне Берлин (21.03.1785, Фридланд земли Мекленбург-Стрелиц — 19.01.1845, Теллов, Мекленбург) и поселился с молодой женой в арендованном доме возле Анклама в Померании. В 1810 году Тюнен купил земельный участок площадью в 465 акров в Теллове, недалеко от города Тетеров. Оставшуюся часть своей жизни он как обычный немецкий юнкер (помещик) провёл, занимаясь сельским хозяйством в своём имении, доходов от которого хватало на удовлетворение духовных потребностей хозяина в период зимнего межсезонья.
В 1818 году фон Тюнен стал постоянным членом Мекленбургской патриотической ассоциации и даже возглавлял отделение своего района. В 1830 году, благодаря научным заслугам, фон Тюнен был награждён почётной докторской степенью от Ростокского университета. В 1844 году он стал членом энтомологического общества Мекленбурга, а в 1848 году был избран почётным членом Мекленбургской патриотической ассоциации и почётным гражданином города Тетеров. В 1850 году была опубликована вторая часть «Изолированного государства», в которой он исследует вопрос заработной платы[3].
Фон Тюнен скончался 22 сентября 1850 года в Теллове.
- Память
В настоящее время действует Тюненовское общество, в поместье Тюнена функционирует Музей фон Тюнена[2].
Вклад в науку
Тюнен был первым, кто использовал дифференциальное исчисление в экономической науке, применив математические расчёты для обоснования размещения производства, и становится предшественником идей эконометрики. Тюнен затратил 10 лет на составление бухгалтерских балансов своего поместья для того, чтобы иметь статистические данные[4].
Тюнен разработал также основы теории маржинальной производительности, выразив её в формуле[5]:
- <math>R=Y(p-c)-YFm</math>,
где <math>R</math> — рента на единицу площади земли, <math>p</math> — рыночная цена за единицу продукции, <math>c</math> — производственные затраты в расчёте на единицу товара, <math>Y</math> — урожайность в расчёте на единицу площади, <math>F</math> — транспортный тариф сельскохозяйственной единицы на единицу расстояния, <math>m</math> — расстояние до рынка.
В своих работах первый ввёл понятие маржинальные издержки, которые позже будет популяризовать Альфред Маршалл в работе «Принципы экономической науки» (1890), а также предложил использовать формулу естественного уровня заработной платы, которая, в соответствии с завещанием, выбита на его надгробии в Тетерове[4]:
- <math>W=\sqrt {a \cdot p}</math>,
где <math>W</math> — размер зарплаты (предельный продукт труда по М.Блаугу), <math>a</math> — прожиточный минимум (количество зерна, необходимое для существования семьи рабочего по М.Блаугу, постоянная сумма зарплаты, которую тратит рабочий по Й.Шумпетеру), <math>p</math> — стоимость работ (средний продукт семьи по М.Блаугу, стоимость в чистом национальном продукте по Й.Шумпетеру)[6].
Является автором модели Тюнена, которая объясняет размещение сельскохозяйственного производства в зависимости от места сбыта продукции[7].
Модель Тюнена
Предпосылки модели[7]:
- наличие экономически изолированного от остального мира государства, в пределах которого имеется центральный город, являющийся единственным рынком сбыта сельскохозяйственной продукции и источником обеспечения промышленными товарами;
- цена каждого продукта в любой точке пространства отличается от его цены в городе на величину транспортных затрат, которые принимаются прямо пропорциональными весу груза и дальности перевозки.
Сопоставляя транспортные затраты на перевозку продукции от места производства до рынка, выявляются зоны, наиболее благоприятные (с точки зрения минимизации транспортных затрат) для размещения в их пределах тех или иных видов сельскохозяйственного производства.
«Представьте очень большой город в центре плодородной равнины любой судоходной реки или канала. Равнина может повсюду состоять из того же грунта, который везде можно обрабатывать. При большом расстоянии от города равнина может заканчиваться в необрабатываемой пустыне, что полностью отделяет эту страну от остального мира», - Иоганн фон Тюнен.
Тюнен пришёл к следующим выводам[5]:
- непосредственно около города должны производиться скоропортящиеся продукты, а также продукты и товары, имеющие высокую стоимость транспортировки;
- с увеличением расстояния от города земли будут использоваться для выращивания продуктов, которые имеют низкую стоимость перевозки;
- при одинаковых производственных расходах и одинаковом урожае по весу тот продукт, который сильнее истощает почву, должен производиться дальше от города;
- тот продукт, на который требуется больше производственных расходов (чем он дороже) на единицу веса, должен производиться дальше от города;
- чем выше урожайность продукта по весу, тем ближе он должен производится к городу;
- вокруг города образовываются очерченные концентрические круги, в которых тот или иной продукт будет главным.
Библиография
- Тюнен И. [vk.com/doc-89821077_437049045?hash=228808d4ba831931b7&dl=9263a272ca23a6213e Изолированное государство]. — М.: Экономическая жизнь, 1926. (нем. Der isoli[e]rte Staat in Beziehung auf Landwirtschaft und Nationalökonomie, oder Untersuchungen über den Einfluß, den die Getreidepreise, der Reichthum des Bodens und die Abgaben auf den Ackerbau ausüben. - Hamburg : Perthes, 1826) (Первое издание — Уединённое государство в отношении к общественной экономии. — Карлсруэ: Б. Гаспер, 1857) (первый том)
- Thünen J.H. Der naturgemäße Arbeitslohn und dessen Verhältniß zum Zinsfuß und zur Landrente. Erste Abtheilung. - Rostock : Leopold, 1850 (первая часть второго тома)
- Thünen J.H. Der naturgemäße Arbeitslohn und dessen Verhältniß zum Zinsfuß und zur Landrente. Zweite Abtheilung, hrsg. von Hermann Schumacher. - Rostock : Leopold, 1863 (вторая часть второго тома и третий том)
Напишите отзыв о статье "Тюнен, Иоганн фон"
Примечания
- ↑ [enc-dic.com/enc_sovet/Tjunen-108228.html Тюнен Иоганн Генрих // Тихоходки — Ульяново. — М. : Советская энциклопедия, 1977. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 26).].</span>
- ↑ 1 2 [www.thuenen-museum-tellow.m-vp.de/ Сайт музея имени Иоганна Генриха фон Тюнена].
- ↑ 1 2 Блауг М. [seinst.ru/page679/ Тюнен, Иоганн Генрих фон] // 100 великих экономистов до Кейнса. — СПб.: Экономикус, 2008. — С. 299-303. — 352 с. — ISBN 978-5-903816-01-9.
- ↑ 1 2 Блауг М. [gallery.economicus.ru/cgi-bin/frame_rightn.pl?img=lectures.jpg&links=./school/firm/lectures/firm_l2.txt&name=firm&type=school Экономическая мысль в ретроспективе] // М.: Дело. — 1994. — С. 300, 568-574. — ISBN 5-86461-151-4.
- ↑ 1 2 Лимонов Л.Э. [studme.org/1420041724448/ekonomika/modeli_razmescheniya_deyatelnosti_organizatsii_prostranstva#82 Региональная экономика и пространственное развитие] // М.: Издательство Юрайт. — 2015. — Т. 1. — С. 61-70. — ISBN 978-5-9916-4444-0.
- ↑ Й. Шумпетер [seinst.ru/page353/ История экономического анализа] // СПб.: Экономическая школа. — 2004. — С. 613. — ISBN 5-900428-61-3.
- ↑ 1 2 Гранберг А.Г. [www.studfiles.ru/preview/3173477/ Основы региональной экономики] // М.: ГУ ВШЭ. — 2000. — С. 42-44. — ISBN 5-7598-0074-4.
</ol>
|
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Тюнен, Иоганн фон
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
