Тюнин, Сергей Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Тюнин
Сергей Петрович Тюнин
Дата рождения:

18 января 1942(1942-01-18) (82 года)

Гражданство:

СССР СССР

Профессия:

Художник-постановщик,
мультипликатор,
художник-карикатурист,
оформитель книг

Серге́й Петро́вич Тю́нин (18 января 1942) — художник-постановщик мультипликации, аниматор, художник-карикатурист, художник-иллюстратор и оформитель книг. Участвовал в организации театральных постановок Студии старого Таллина в качестве сценографа и художника.





Биография

Сергей Тюнин родился 18 января 1942 года. В 1969 году окончил Московский текстильный институт по специальности «Художественное оформление и моделирование изделий текстильной и лёгкой промышленности».

С 1968 года публикует свои карикатуры в «Литературной газете». С 1969 по 1972 год по распределению работал художником-дизайнером во Всесоюзном научно-исследовательском институте технической эстетики (ВНИИТЭ). С 1976 по 1979 год работал художественным редактором журнала «Смена». С 1979 года занимается мультипликацией, сотрудничая с творческим объединением «Экран». Также работал ведущим и сценаристом в телепередаче «Выставка Буратино» в 1979 и 1980 годах. С 1980 года работает в детском юмористическом журнале «Весёлые картинки», заместитель главного редактора.

В эстонском театре «Студия старого Таллина» в качестве сценографа оформил постановку «Дело» Сухово-Кобылина в 1981 и «[{Ревизор (комедия)|Ревизор]]» Гоголя в 1987 году. С 1988 года активно принимал участие в деятельности студии «Союзмультфильм», работал в сфере рисованной анимации.[1] С 1991 года сотрудничал со Студией-13. В театре кукол имени Сергея Образцова в качестве художника-постановщика оформил спектакль «Глупов-шоу» в 1997 году. Для издательства «Московский рабочий» оформил и проиллюстрировал «Мёртвые души» Гоголя в 1984, «Повести и рассказы» Чехова в 1985, «Сочинения Козьмы Пруткова» в 1987, «Русские классические комедии» в 1989, роман «Мастер и Маргарита» Булгакова в 1990 году.

Лауреат десятков премий отечественных и международных конкурсов карикатуры, в том числе удостоен таких призов, как «Золотой телёнок», «Золотой Эзоп», «Золотой финик», «Золотой Андрей», «Золотой Остап» и других. Член Союза художников и Союза журналистов Москвы.

Три года, с 2005 по 2008, публиковал колонку политической карикатуры «В стиле Тю» в журнале «Русский Ньюсвик». С 1992 года работает внештатным карикатуристом в газете «Коммерсантъ».

Точка зрения

Сергей Тюнин отмечал, что многие писатели не понимают жанр карикатуры[2]:

«Моя практика и жизненный опыт доказывает, что хуже всего карикатуры понимают литераторы, потому что они чувствуют слово, они привыкли к слову, если там остроумная подпись они поймут, но визуально они, как правило, не секут... а вот как раз физики, математики привыкли к диаграммам и могут смеяться над какой-нибудь параболой».

— Художник Сергей Тюнин на канале «Культура».

В той же передаче с точкой зрения Тюнина полностью согласился Андрей Бильжо.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Тюнин, Сергей Петрович"

Примечания

  1. Сергей Капков. Энциклопедия отечественной мультипликации. — М.: Алгоритм, 2006. — 816 с. — 3 000 экз. — ISBN 5-9265-0319-4. . с.652.
  2. Канал «Культура», программа «Наблюдатель» от 20.09.2012 (см. с 38.40), художник Сергей Тюнин.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Тюнин, Сергей Петрович

– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?