Тюркильмаз, Кубилай

Кубилай Тюркильмаз
Общая информация
Прозвище	Куби
Родился	4 марта 1967(1967-03-04) (57 лет) Беллинцона, Швейцария
Гражданство	Швейцария
Рост	182 см
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1985—1986	Семине
Клубная карьера*
1986—1989	Беллинцона	79 (46)
1989—1990	Серветт	46 (25)
1990—1993	Болонья	83 (24)
1993—1995	Галатасарай	34 (13)
1995—1999	Грассхопперс	84 (51)
1999	Локарно	6 (1)
1999—2000	Люцерн	14 (6)
2000	Беллинцона	13 (15)
2000—2001	Брешиа	9 (0)
2001	Лугано	9 (3)
2001—2002	Люцерн	6 (3)
Национальная сборная**
1988—2001	Швейцария	62 (34)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Кубила́й Тюркильма́з (тур. Kubilay Türkyılmaz; 4 марта 1967, Беллинцона, Швейцария) — швейцарский футболист турецкого происхождения, нападающий. Самый результативный нападающий сборной Швейцарии 1990-х годов. Отличался высокой скоростью и голевым чутьём, а также ценился за искусное выполнение штрафных и угловых ударов. Обладатель второго результата по числу голов, забитых за сборную Швейцарии (34).

Карьера игрока

Клубная карьера

Родился в семье турецких иммигрантов в Беллинцоне, столице италоязычного швейцарского кантона Тичино. Профессиональную футбольную карьеру начал в маленьком клубе «Семине», расположенном на окраине Беллинцоны. В 1985 году перешёл в клуб «Беллинцона», где проявил свой талант голеадора, забив 33 гола в 66 матчах. Его успех в «Белинцоне» привлек внимание руководителей женевского клуба «Серветт», выступавшего в высшей швейцарской лиге, которые решили приобрести молодого бомбардира. В «Серветте» Тюркильмаз сыграл 45 игр, забив 25 мячей.

После удачных выступлений за «Серветт» в октябре 1990 года талантливого нападающего приобрел итальянский клуб «Болонья». Однако команда переживала не лучшие времена, и девяти мячей, забитых Тюркильмазом в 21 игре оказалось не достаточно для того, чтобы «Болонья» осталась в высшем итальянском дивизионе. В составе «Болоньи» Тюркильмаз провел следующие два не очень удачных сезона, сыграв в итальянской Серии B 62 матча и забив 15 мячей.

Когда по окончании сезона 1992/93 «Болонья» опустилась ещё ниже, в Серию С1, Тюркильмаз покинул клуб и перешёл в турецкий «Галатасарай», который в то время находился на подъёме. Три сезона в Стамбуле были для игрока успешными, но особенно запомнились двумя голами, забитыми на стадионе «Олд Траффорд» в игре против «Манчестер Юнайтед», а также голом, забитым «Барселоне» на её стадионе «Ноу Камп» в присутствии 115 000 болельщиков.

После трех сезонов в «Галатасарае», за которые бомбардир выиграл турецкий чемпионат, играл в финале кубка и матчах за Суперкубок Турции, Тюркильмаз вернулся на родину и начал играть за цюрихский клуб «Грассхопперс». В Цюрихе игрок провел два успешных сезона, в полной мере раскрыв свои таланты и показав высокий класс игры. 45 голов, забитых им в 70 матчах, позволили клубу выиграть два чемпионата Швейцарии и дважды принять участие в групповом турнире Лиги чемпионов УЕФА.

В 1998 году отношения Тюркильмаза с руководством «Грассхопперса» ухудшились, и он был вынужден покинуть клуб. Он сыграл несколько матчей за клуб первой лиги «Локарно», забив лишь один мяч, а в следующем сезоне перешёл «Люцерн», за который играл до зимнего перерыва в чемпионате. В «Люцерне» он забил 6 голов, однако возраст (ему уже исполнился 31 год) и постоянные проблемы со здоровьем не позволили ему набрать своей лучшей формы.

После зимней паузы своего воспитанника пригласила к себе «Беллинцона», которая в то время боролась за выход в высшую швейцарскую лигу, и Тюркильмаз вернулся в клуб, где начиналась его футбольная карьера. 15 голов, забитых им в 13 матчах, не помогли «Беллинцоне» добраться до высшей лиги; в решающем матче против «Сьона» она позволила сопернику за 10 минут до окончания матча уравнять счет, открытый Тюркильмазом. Однако именно в это время продуктивность игрока набрала свой пик: в двух матчах против клуба «Делемонт» он забил семь мячей, из которых один — с расстояния 50 метров, а другой — выполняя угловой удар (т. н. «сухой лист»).

В начале сезона 2000/01 Тюркильмаз перешёл в итальянскую «Брешию», где играл вместе с Роберто Баджо. Президент клуба Джино Кориони, который был президентом «Болоньи» в годы, когда за неё играл Тюркильмаз, возлагал большие надежды на швейцарского нападающего. Впрочем, тренер «Брешии» Карло Манцоне не разделял этих надежд и часто оставлял Тюркильмаза на скамейке запасных. Девять сыгранных матчей (в совокупности 600 минут игрового времени) без единого забитого мяча показали, что спортивная форма игрока и состояние его здоровья остаются далекими от оптимальных; Тюркильмаз перенёс травму колена, а также имел проблемы со спиной. В январе 2001 года он играл в матче с «Болоньей», своим прежним клубом. В канун матча были много громких заявлений, но на протяжении игры Тюркильмаз лишь один раз вышел лицом к лицу с вратарем болонцев Джанлукой Пальюкой, и этот момент опять остался нереализованным. Дела «Брешии» ухудшились (она лишь чудом не покинула высшую лигу), а швейцарский нападающий, с которым были связаны большие надежды, оказался не в состоянии их оправдать. В матче с «Виченцей» он опять не использовал стопроцентный момент для взятия ворот и был впоследствии отправлен домой, в Швейцарию.

В феврале 2001 года Тюркильмаз вернулся в Тичино, подписав контракт с «Лугано», президент которого поставил перед клубом задачу выиграть в том сезоне чемпионат Швейцарии. Результативность Куби и его спортивная форма оставались далекими от нормы (3 гола в 9 матчах), и «Лугано» закончил чемпионат на втором месте в турнирной таблице.

В сентябре 2001 года 34-летний игрок вернулся в «Люцерн», где несколько лет тому назад оставил о себе добрую память. Тюркильмаз постепенно набирал форму, забил 3 гола в 6 матчах, а 5 сентября 2001 года в матче за сборную забил два мяча в матче с Люксембургом, улучшив прежний рекорд Макса Абегглена. Но уже 12 сентября 2001 года его более чем 15-летней футбольной карьере был внезапно положен конец: он опять начал чувствовать боли в правом колене, и врачи заявили, что если он продолжит играть в футбол, то станет инвалидом. Тюркильмаз объявил об окончании карьеры профессионального игрока. 2 сентября 2002 года на городском стадионе Беллинцоны в присутствии 6000 болельщиков было устроено чествование знаменитого футболиста.

Карьера в сборной

В 1988 году он был впервые вызван в национальную сборную. В составе сборной Швейцарии он впервые вышел на поле 2 февраля 1988 года в матче против Франции в рамках Турнира четырёх наций. Первый гол за сборную забил 21 сентября 1988 года в матче квалификационного этапа чемпионата мира 1990 года против Люксембурга; Тюркильмаз забил в этом матче два мяча.

Летом в 1996 году Тюркильмаз принимал участие в чемпионате Европы, проходившем в Англии. Чемпионат стал значительным событием в его жизни, поскольку мировое первенство 1994 года он ранее был вынужден пропустить из-за конфликта с тогдашним тренером сборной Швейцарии Роем Ходжсоном. В матче открытия чемпионата против сборной Англии (1:1) он на 84 минуте забил пенальти, уравняв счет и продемонстрировав незаурядную выдержку и хладнокровие: обманув вратаря англичан Дэвида Симена, он послал низовой мяч в левый от того угол ворот. Впрочем, его спесивые и хвастливые заявления в прессе после этого матча («Забить мог лишь я») вызывали возмущение у тренера и партнеров по команде. Оба следующих матча сборная Швейцарии проиграла (0:2 Нидерландам и 0:1 Шотландии) и не смогла пройти групповой этап.

Его карьера в сборной длилась 13 лет и закончилась 5 сентября 2001 года вновь игрой против Люксембурга, в квалификационном турнире чемпионата мира 2002 года, в которой Тюркильмаз также забил два мяча. Всего в 64 играх за сборную он провёл 34 гола, побив национальный рекорд, установленный в 1920-30-х годах Максом Абеггленом.

Жизнь после футбола

По окончании профессиональной карьеры Тюркильмаз некоторое время играл в мини-футбол за местные любительские клубы. Кроме того, он иногда помогает комментировать футбольные матчи на швейцарском телевидении.

Достижения

Национальные турниры

• Чемпион Турции: 1993/94 («Галатасарай»)
• Чемпион Швейцарии (2): 1996, 1998 («Грассхопперс»)

Личные достижения

• Лучший футболист года в Швейцарии (3): 1996, 1997, 1998

Ссылки

• [www.rsssf.com/miscellaneous/turkyilmaz-intlg.html Все матчи Кубилая Тюркильмаза в сборной Швейцарии] на сайте RSSSF

Отрывок, характеризующий Тюркильмаз, Кубилай

– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.