Тюрьма Оз

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Тюрьма Оз
Oz
Жанр

драма

Создатель

Том Фонтана [1]

В ролях

Кёрк Асеведо
Адевале Акиннуойе-Агбадже
Эрни Хадсон
Терри Кинни
Кристофер Мелони
Рита Морено
Гарольд Перрино
Дж. К. Симмонс
Ли Тергесен
Имонн Уокер
Уинтерс, Дин

Страна

США

Производство
Хронометраж

55 мин.

Трансляция
Телеканал

HBO

На экранах

с 12 июля 1997 года
по 23 февраля 2003 года

Ссылки
IMDb

ID 0118421

«Тюрьма Оз» (англ. Oz) — американский телесериал, первый из ряда многосерийных телевизионных фильмов телеканала HBO.[2][3] Состоит из 6 сезонов, 56 серий вышедших с 1997 по 2003 год.[4] История сериала повествует об экспериментальном блоке одного из пенитенциарных учреждений США.[5] Два раза номинировался на премию Эмми.[6]





Сюжет

Оз — так сокращенно называют исправительную колонию 4-го уровня, где содержатся особо опасные преступники, расположенную на улице Озвальд.[7] Тюрьма включает экспериментальный блок, именуемый среди правления и заключенных «Изумрудный город» (ИГ).[8] Непосредственным руководителем данного блока является Тим Макманус.

Действие фильма начинается с переводом в Изумрудный город очередной партии заключенных, среди которых Тобаис (Тоби) Бичер, интеллигент и интеллектуал. С его вступлением в Изумрудный город зрители изнутри узнают, что собой представляет экспериментальный блок. Все камеры в блоке расположены по кругу так, чтобы каждый мог видеть каждого, а если учесть, что вместо привычных прутьевых решеток, камеры огорожены стеклом, то это становится ещё легче. Заключенные в блоке имеют чуть больше привилегий по сравнению с другими, однако обязаны строго соблюдать правила: Изумрудный город должен содержаться в идеальной чистоте, естественно самими жильцами; обязательно посещать реабилитационную группу для наркоманов; обязательно посещать занятия, спортзал и в идеале не употреблять наркотиков и не применять насилия. Если первые правила плохо или хорошо, но соблюдаются, два последних так и остаются несбыточной мечтой руководителей тюрьмы.

Все заключенные ИГ разделены между собой на группы: черные, мусульмане, христиане, арийцы, сицилийцы, ирландцы, латиноамериканцы, геи, байкеры и т. д., есть и такие, кто не входит ни в одну из группировок и живет сам по себе, либо время от времени примыкая то к одной, то к другой касте. Вся интрига фильма строится на взаимоотношениях между группировками, ведущими войны за территорию сбыта наркотиков и власть в блоке, а также на межличностных отношениях между отдельно взятыми персонажами: как заключенными, так и работниками тюрьмы.

Персонажи

Лео Глинн (Эрни Хадсон) — директор тюрьмы Оз, темнокожий, в прошлом сам надзиратель в этой же тюрьме. Глинн справедливый и законопослушный начальник, не страдающий ненавистью к своим заключенным. Однако справедливость Глинна порой весьма гибкая, позволяющая себе идти на поводу внешних раздражителей и определенного давления.

Тим Макманус (Терри Кинни) — начальник Изумрудного города. Скорее ученый-теоретик, чем надзиратель. Основной целью своей работы в ИГ считает перевоспитание жильцов, с тем чтобы после обретения свободы они заново стали законопослушными людьми.

Губернатор Джеймс Девлин (Желько Иванек) — Очень консервативный политик. Выступает за смертную казнь, уменьшение финансирования тюрем и урезание прав заключенных, чем постоянно вставляет палки в колеса Тиму Макманусу.

Сестра Питер Мари Раймондо (Рита Морено) — монахиня, работает консультантом по проблемам наркотиков и психологом.[9] Именно она ведет реабилитационные уроки и слушает признания заключенных, отчего многие доверяют ей. Активный борец за отмену смертной казни.

Доктор Глория Нэйтан (Лорен Велеc) — одна из врачей в Оз.[6] Так же как и Макманус относится к заключенным в первую очередь как к людям, а уже потом преступникам. Является объектом вожделения многих обитателей Оз.

Отец Рэй Мукада (Б. Д. Вонг) — Католический священник-японец, на долю которого выпало выслушивать все самые сокровенные тайны не самых лучших людей на свете.

Офицер Диана Уителси (Эди Фалко) — Надзиратель Изумрудного города; имела непродолжительную любовную связь с Макманусом.[6]

Тобайас Бичер (Ли Тергесен) — адвокат, в состоянии алкогольного опьянения сбивший девочку с летальным исходом.[6] Попав в Оз, стал предметом издевательства и насилия руководителя арийского братства Верна Шиллингера. Из серии в серию зрители наблюдают внутренний рост Бичера, научившегося сначала отбиваться, а потом и нападать. Натура противоречивая.

Верн Шиллингер (Дж. К. Симмонс) — возглавляет Арийское братство в ОЗе.[7] Откровенная гомосексуальная активность и садизм дают о себе знать всякий раз, как в «город» попадают новенькие. В начале фильма обладает определенной властью в блоке, после теряет её, но постоянно старается вернуть. Противостояние Бичер-Шиллингер одна из активных линий сериала.

Карим Саид (Имонн Уокер) — имам мусульманской общины.[7] Интеллектуал, стремящийся разрушить систему и порой не слишком избирательный в средствах. На протяжении фильма выказывает себя как человек справедливый, готовый помочь и искренно верующий. Однако авторы сумели передать его не как роботизированного фанатика, а как живого человека с обычными чувствами. Так, любовь к девушке другой веры стала причиной его падения, отвержения, унижения. Однако он, хоть и не позволяет своим чувствам взять вверх, все же не предает их.

Райан О’Райли (Дин Уинтерс) — до поры единственный ирландец в «городе».[7] С первой минуты в ИГ его цель выжить, не важно каким способом. Интриган и информатор. В ИГ однако становится одним из главных действующих лиц. Умение вовремя почувствовать ситуацию и завести правильную дружбу помогают ему манипулировать людьми. Единственное светлое чувство в его душе — любовь к умственно отсталому младшему брату. Узнав о тяжелой болезни, Райан впадает в депрессию, выйти из которой ему помогает доктор Нэйтан. В ответ на её внимание и заботу в его сердце зарождается губительная для них обоих любовь. Из-за любви он приказывает брату убить мужа доктор Нэйтан. Как следствие, брат попадает к нему в Оз, доктор Нэйтан ненавидит его. Но это только в начале их отношений.

Сирил О’Райли (Скотт Уильям Уинтерс) — младший брат Райана, получивший травму из-за него же. Мозг Сирила подобен мозгу пятилетнего ребёнка. Любовь и поддержка брата необходимы ему, чтобы выжить в условиях Оз.

Саймон Адебизи (Адевале Акиннуойе-Агбадже) — глава темнокожих заключенных в ИГ.[7] Выходец из Нигерии. Неадекватное поведение Адебизи часто заставляет задуматься о вменяемости заключенного. Он жесток, беспринципен, склонен к сексуальному насилию. Пережив истинное сумасшествие, Адебизи перерождается и начинает скрытую войну темнокожих заключенных с белыми. С его легкой руки Тима Макмануса снимают с поста начальника Изумрудного города, и место занимает темнокожий мужчина.

Боб Рибаду (Джордж Морфоген) — самый старый заключенный в ОЗе. Во время его смертной казни в 65-м вырубилось электричество и несостоявшаяся казнь была заменена на пожизненное заключение. Утверждает, что разговаривает с Богом.

Кристофер Келлер (Кристофер Мелони) — сосед по камере Бичера, социопат и неуравновешенный преступник.[7] Вскоре после появление в «городе» с Бичером его начали связывать более тесные отношения, чем простое соседство.

Мигель Альварес (Кёрк Асеведо) — принадлежит к группировке латиносов. Склонен к суициду. Его отец и дед тоже сидят в ОЗе. Периодически возвращается из изумрудного города в одиночную камеру и обратно.

Агастес Хилл (Гарольд Перрино) — единственный в блоке заключенный-инвалид.[6] Хотя в качестве основного героя сюжета Хилл выступает крайне редко, появляясь лишь в эпизодических зарисовках, именно его герой является своеобразным резонером в сериале. Каждая серия «Тюрьмы Оз» включает короткие вставки-монологи Августоса Хилла, иносказательно повествующего о главной идее очередной серии. Последнее слово и резюме также остаётся за Хиллом.

Напишите отзыв о статье "Тюрьма Оз"

Примечания

  1. [www.vulture.com/2012/10/copper-creator-tom-fontanas-tv-memories.html# From St. Elsewhere to Copper, Tom Fontana Walks Us Through His TV Résumé]
  2. [www.independent.co.uk/arts-entertainment/tv/features/hbo-celebrates-forty-years-of-sex-violence-and-fraggles-8327215.html HBO celebrates forty years of sex, violence and... Fraggles]
  3. [articles.baltimoresun.com/2012-08-19/entertainment/bal-barry-levinson-tom-fontana-return-copper-bbc-america-20120802_1_tom-weston-jones-prime-time-copper Barry Levinson, Tom Fontana return to prime time tonight with 'Copper']
  4. [www.upi.com/Entertainment_News/TV/2013/03/04/Oz-stars-Tergesen-and-Walker-to-reunite-on-Copper/86631362413651/ 'Oz' stars Tergesen and Walker to reunite on 'Copper']
  5. [www.telegraph.co.uk/culture/tvandradio/4733704/HBO-television-will-never-be-the-same-again.html HBO: television will never be the same again]
  6. 1 2 3 4 5 [www.community.ew.com/2015/01/05/5-reasons-to-binge-watch-oz/ 5 reasons to binge-watch HBO's Oz]
  7. 1 2 3 4 5 6 [www.todayfm.com/reader/421.790/18389/0/ The Best Prison TV Shows]
  8. [www.bostonglobe.com/arts/movies/2013/03/02/frank-baum-remains-wonderful-destination/Q1bse5S81n9quP7HoPZhDM/story.html Oz remains a wonderful destination]
  9. [www.washingtonpost.com/lifestyle/style/rita-moreno-the-timeless-woman-in-hollywood-who-cant-and-wont-stop/2015/12/02/4ea2d1ea-9233-11e5-b5e4-279b4501e8a6_story.html Rita Moreno: The timeless woman in Hollywood who can’t, and won’t, stop]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Тюрьма Оз

Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.