Тявзинский мирный договор
Поделись знанием:
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]
Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
(перенаправлено с «Тявзинский мирный договор с Швецией»)
| Тявзинский мирный договор | |
|---|---|
| Дата подписания | 18 мая 1595 года |
| — место | Тявзино близ Ивангорода и Нарвы |
| Подписали | Русское царство Королевство Швеция |
| Статус | не действует Заменён Выборгским трактатом (1609) |
Тя́взинский ми́рный догово́р — договор о мире («вечный мир») между Русским царством и Швецией, подписанный в селении Тявзино (швед. Teusina, фин. Täysina) близ Ивангорода и Нарвы 18 (28) мая 1595 года. Завершил русско-шведскую войну 1590—1593 годов.
Содержание
Представители сторон
Швецию от имени короля польского, великого князя литовского и короля шведского Сигизмунда III представляли:
- главный переговорщик (швед. chefsförhandlare) — рыцарь и королевский советник Стен Банер (швед. Sten Banér);
- Кристер Клаэссон (швед. Krister Klasson (Horn));
- ревельский и лифляндский наместник Йёрен Бойе;
- нарвский наместник Арвед Эриксон;
- а также секретари: Никлас Раск и Ханс Кранк.[1]
Русское царство от имени государя всея Руси, царя и великого князя Фёдора I Иоанновича представляли:
- князь, окольничий и наместник Калужский Иван Самсонович Туренин;
- боярин, стольник и наместник Елатомский Остафий Михайлович Пушкин;
- дьяки Григорий Иванович Клобуков и Посник Дмитриев.[1]
Посредником на переговорах с начала 1595 года был посол римского императора Эренфрид фон Минкович.[2]
Положения договора
- Россия уступила Швеции Эстляндское княжество вместе с крепостями: Нарва, Ревель, Вайсенштайн, Везенберг, Падис, Толсборг, Нейшлот, Боркгольм, Гапсаль, Лоде, Леаль, Фикелл.
- Швеция возвратила России замок Кексгольм со всеми прилегающими землями и уездами, которые ранее принадлежали Великому Новгороду: Ивангородом, Ямом, Копорьем, Нотебургом, Ладогой. Кроме того, обязалась не нападать на Псков, Холмогоры, а также земли Двины (Соловецкий монастырь, Сумский Посад, Каргополь и Кола).
- В свою очередь, Россия обязалась не развязывать войну против Швеции, Финляндии, Выборга, Нейшлота или других замков и провинций, расположенных в Финляндии, либо замков Эстляндии, Нарвы, Везенберга, Толсборга, Ревеля, Лоде, Леаля, Гапсаля, Падиса, Боркгольма, Нейшлота и Фикелла, а также против Каянской земли и Лапландии.
- Купцам из других государств разрешалось вести торговлю с русскими только через Выборг и Ревель, но без каких-либо ограничений. Нарва становилась свободной для шведского купечества. Торговля могла вестись только с нарвской стороны, но не ивангородской.
- Для шведской торговли становились свободными крепости Нотебург, Ладога, Новгород, Кексгольм, а также обе стороны реки Нарвы от устья до Псковско-Чудского озера, Пскова и других городов, куда только могут добраться шведские суда.
- Для иностранных купцов закрывался город Нарва. Шведским купцам было предоставлено право свободно торговать на русской земле, в том числе в Москве, Новгороде, Пскове и других русских городах, до татарских и иных областей. Подданные шведской короны получили право на владение помещениями для размещения складов, недвижимостью в Москве, Новгороде, Пскове и других местах. Русские подданные, в свою очередь, получали такие же привилегии в Выборге, Ревеле, Турку и других местностях.
- В договоре фиксировалось взаимное взыскание и уплата долгов подданными обеих сторон. При этом оплата долгов деньгами или товарами должна была производиться только в Выборге или Нарве.
- Фиксировалась обязательная взаимопомощь при кораблекрушении с возвращением имущества потерпевшей стороне.
- Устанавливался запрет на сбор дани с лопарей в местах, где существовал спор между обеими странами по поводу принадлежности земель. Однако за Швецией закреплялось право сбора дани с жителей Лапландии от Остроботнии до Варангера, а за Россией — с лопарей, которые проживали в районе Северной Двины, земель Кексгольма и Колы.
- Объявлялся обмен всеми пленными, взятыми в предыдущие годы, без выкупа и компенсаций.
- В случае смерти монархов, которые заключили мир, условия договора должны подтверждаться преемниками.
- Если кто-либо из преступников одной из сторон договора совершил преступление или нанёс ущерб убийством, грабежом, поджогом или жульничеством, то это не могло рассматриваться в качестве причины для нарушения мира и развязывания новой войны. Все инциденты должны были расследоваться совместно, а нарушители мира — наказываться. Перебежчики, если они совершили какое-либо преступление, должны были выдаваться одной из сторон, которая этого требовала.
- В договоре закреплялся свободный проезд, без препятствий и бесчестья, дипломатической миссии и провоза дипломатической почты.
- Замок Кексгольм и прилегающие уезды должны были быть переданы России после демаркации границы между Швецией и Россией, установленной текущим договором, то есть от Чудского озера до Северного Ледовитого океана. При этом шведским подданным было разрешено переехать в Финляндию, вывезя с собой всё своё имущество.
Значение
Хотя Россия возвращала себе крепости Ям, Копорье, Ивангород, а также Корелу, потерянные в результате Ливонской войны, в выигрышном положении оказалась Швеция, которая, кроме Ижорской земли, сохранила за собой полный контроль за русской внешней торговлей на Балтике: располагая выходами к морю, Россия не могла основать здесь морские гавани, кроме того, в договоре закреплялся принцип морской блокады русского побережья у Ивангорода, что значительно ударило по экономическим интересам страны и препятствовало расширению торговли с Западной Европой.[3]
В Тявзинском договоре Россия также впервые официально признала включение в состав Швеции Остроботнии, которая к тому времени фактически находилась под контролем шведов в течение более двухсот лет.[4]
Договор не был ратифицирован русским правительством вплоть до заключения в 1609 году в Выборге нового соглашения между Швецией и Россией.
Оригинальный документ
В 1960-е годы подлинный русский текст Тявзинского договора хранился в ЦГАДА[5].
В 1970-е годы оригинал Тявзинского мирного договора был похищен из Центрального государственного архива древних актов СССР[6] группой сотрудников архива. По воспоминаниям С. Л. Арии, участвовавшего в деле о хищении в качестве адвоката одного из подсудимых, договор был обнаружен учёным, к которому один из похитивших, даже не представлявший себе ценность документа, обратился с предложением его приобрести. Впоследствии судебные эксперты не смогли установить точную стоимость оригинала мирного договора, сославшись на то, что оригиналы международных договоров не являются предметами коллекционирования.
См. также
Напишите отзыв о статье "Тявзинский мирный договор"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.histdoc.net/history/teusina.html Treaty of Peace between Sweden and Russia] (англ.). Pauli Kruhse's homepage. Проверено 7 января 2008. [www.webcitation.org/65cwgtg3T Архивировано из первоисточника 22 февраля 2012].
- ↑ [www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/rosarchiv90_rgada.shtml Договор между шведским королём Сигизмундом III и царем Федором Иоанновичем о вечном мире. 1595 г. мая 18, р. Тявзина. РГАДА. Ф.96. Оп.3. Ед. хр.12. Л.1] (англ.). Архивы России. Проверено 7 января 2008. [www.webcitation.org/65cwhOUxv Архивировано из первоисточника 22 февраля 2012].
- ↑ Скрынников Р.Г. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000100/st006.shtml Борис Годунов]. — М.: Наука, 1978. — 192 с.
- ↑ Шаскольский И.П. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV веке. — Ленинград: Наука, 1987. — С. 166.
- ↑ ЦГАДА, ф. 96, 1595 г., No 1, лл. 87—96; торговые статьи из этого текста приведены в книге И. П. Шаскольского «Столбовский мир 1617 г. и торговые отношения России со шведским государством», 1964, Приложения, No 1
- ↑ [www.archives.gov.ua/News/Ros.php#1 Архіви Росії: Коментарі з приводу крадіжок]
Литература
- Шаскольский И. П. Столбовский мир 1617 г. и торговые отношения России со Шведским государством, М.; Л., 1964.
- Похлёбкин В. В. [www.around.spb.ru/history/pohlebkin/pohleb3.php Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Вып. 2: Войны и мирные договоры]. — М.: Международные отношения, 1998. — 672 с.
- Текст договора на шведском и английском: Treaty of Peace between Sweden and Russia [www.histdoc.net/history/teusina.html]
- [www.kolamap.ru/library/doc/1595_tjavzin.htm Текст договора на русском. Перевод с шведского подлиника А. Чумиков, 1868 г.]
- [www.megabook.ru/DescriptionImage.asp?MID=445409 Фотография договора на шведском языке. РГАДА.]
Отрывок, характеризующий Тявзинский мирный договор
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]
Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
