Тяга (токование вальдшнепов)

Тя́га — название токового полёта вальдшнепов-самцов, ставшее особенно популярным в охотничьей практике. Охота на вальдшнепа на тяге принадлежит к наиболее популярным видам охоты на пернатую дичь.

Период и места тяги

Вальдшнепы приступают к токованию практически сразу после прилёта с мест зимовки. В средней полосе России начало брачных игр вальдшнепов обычно приходится на конец марта — начало апреля. За период наблюдений с 1982 по 2007 годы самое раннее начало тяги (когда были замечены первые тянущие вальдшнепы) пришлось на 22 марта, самое позднее — на 17 апреля. Хорошим показателем скорого начала вальдшнепиной тяги служит начало интенсивного пения прилетающих с юга дроздов-белобровиков — примерно за 2 дня до начала тяги. Можно отсчитывать это время и от прилёта белых трясогузок, который происходит примерно за 5 дней до тяги вальдшнепов.

Тяга начинается с заходом солнца, продолжается до темноты и ненадолго прекращается ночью, возобновляясь на рассвете. С перерывами тяга может продолжаться до начала июня, хотя в это время она бывает уже неинтенсивной.

Токовой полёт самцов проходит каждый год в одной и той же местности, на одних и тех же участках леса. Пути полёта остаются неизменными, пока в результате вырубки леса или вырастания новых его участков не изменяется ландшафт. Наиболее характерными местами полёта являются опушки невысокого молодого лиственного леса (т.н. черноле́сья), осинники, перемежающиеся порослью ольхи, ели, берёзы, с подлеском. Тянущие птицы летят чуть выше верхушек деревьев вдоль кромки леса, облетая поляны и другие открытые места.

Погода оказывает решающее влияние как на высоту полёта тянущих вальдшнепов, так и на интенсивность тяги. В холодные и ясные дни вальдшнепы летят высоко и быстро. В тёплую погоду, особенно в пасмурный вечер, птицы летят медленнее и ниже. При сильном ветре тяга обычно очень слабая. Наиболее благоприятная погода для тяги — тихие, пасмурные, влажные дни. Перед ненастьем и холодом тяги не бывает иногда и в хорошие вечера, или же она бывает очень слабой. Наиболее интенсивной тяга бывает в первые недели после её начала, так как в ней участвуют не только местные, но и пролетающие дальше на север птицы.

Поведение птиц во время тяги

Вальдшнеп летит довольно медленно — обычно около 8 м/с. Летящий самец издаёт характерный крик, хорошо знакомый охотникам, по которому тянущего вальдшнепа можно безошибочно отличить от других птиц. Крик состоит из двух колен — своеобразного короткого свиста, слышимого далеко, и хриплого горлового скрипа, который слышен только вблизи (в охотничьей терминологии это называется «ци́канье» и «хо́рканье»). Подмечено, что в тёплые вечера вальдшнеп больше «хоркает», в холодные и ветреные — «цикает». Самки в полёте также участвуют, но поднимаются лишь кратковременно, при этом они не «хоркают», а только посвистывают. Самка чаще сидит на земле на влажных участках, вблизи луж, и, заметив самца, издаёт свист. Тогда самец приземляется и продолжает ухаживание на земле.

Тянущие вальдшнепы летают чаще поодиночке, реже парами (это могут быть как два самца, так и самец, нашедший самку). Изредка, в местах с большим количеством вальдшнепов, на тяге можно заметить трёх и даже четырёх птиц вместе, гоняющихся друг за другом.

Охота на тяге

Охота на вальдшнепа на тяге считается многими любителями наиболее азартной и увлекательной из всех видов охоты на птицу. Не последнюю роль в такой оценке, видимо, играет особое, приподнятое настроение охотников, находящихся в апрельском лесу среди звуков весенней природы.

Стрельба проводится с места по налетающим вальдшнепам, но её успех во многом зависит от правильности выбора места. Следует найти такое место, где перекрещивалось бы наибольшее количество возможных путей пролёта. Иногда, если вальдшнеп пролетел мимо вне расстояния выстрела, помогает интересный трюк — подброшенная шапка или рукавица. Тогда самец может принять подброшенный предмет за взлетающую самку и повернуть на него. Охота на тяге продолжается очень недолго — обычно около получаса, с момента начала лёта вальдшнепов до наступления полной темноты.

На тяге разрешён отстрел только самцов. Поэтому во избежание стрельбы по самкам рекомендуется стрелять только по вальдшнепам, которые в полёте «хоркают» — этот звук издают только самцы. Стрельба не представляет большой сложности из-за сравнительно близких дистанций на такой охоте, а также небыстрого полёта птиц (хотя полёт вальдшнепа кажется медленнее, чем на самом деле). Для стрельбы используется дробь №7—8. Охота на тяге не раз воспевалась в произведениях классиков. Широко известно стихотворение А. К. Толстого «На тяге»:

Слух и зренье</br> Мои напряжены, и вот через мгновенье,</br> Свистя, ещё один, в последнем свете дня,</br> Чертой трепещущей несётся на меня.</br> Дыханье притаив, нагнувшись под осиной,</br> Я выждал верный миг - вперед на пол-аршина</br> Я вскинул - огнь блеснул, по лесу грянул гром —</br> И вальдшнеп падает на землю колесом.

См. также

• Токование птиц

Внешние ссылки

• [gallery.new-ecopsychology.org/ru/voices-of-nature.htm Запись голосов птиц, в т.ч. тянущего вальдшнепа-самца]

Отрывок, характеризующий Тяга (токование вальдшнепов)

Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.