Тяговая подстанция № 11 (Санкт-Петербург)

здание
Тяговая подстанция № 11
Тип здания	Тяговая подстанция
Архитектурный стиль	Супрематизм
Автор проекта	Р. Н. Коханова
Дата постройки	1932 год

Тя́говая подста́нция № 11, известная как «Блокадная подстанция», расположена по адресу: Санкт-Петербург, набережная реки Фонтанки, 3, лит. А.

Архитектура

Здание выстроено по экспериментальному проекту, разработанному в 1920-е гг. Исследователи приписывают авторство ленинградскому архитектору Р. Н. Кохановой. Однако, этот факт вызывает у некоторых экспертов сомнения, так как год начала проектирования здания — это и год окончания Раисой Кохановой ЛВХТИ.

Здание было построено в 1932 году и представляет собой яркий пример супрематической архитектуры Ленинграда, редкий в центральных районах Петербурга образец производственного сооружения, решённого в приёмах конструктивизма. Подобные проекты создавались в то время под влиянием ленинских планов электрификации страны и поставленной задачи обеспечения рабочих новым видом транспорта, который предстояло развивать. Здание является историческим памятником советскому плану ГОЭЛРО и произведением архитектуры, выполненным в духе идей и стилистики конструктивизма.

Здание грамотно вписано в линию набережной с градостроительной точки зрения. Эта камерная служебная постройка немножко углублена за красную линию. Здание не доминирует, не выделяется цветом, не превышает высоту цирка — от цирка идёт ступенчатое понижение объёмов от трёх- до одноэтажного. Архитектурная композиция прямо соотносится с функцией и строго продумана, представляет собой сочетание простых геометрических элементов в определенной закономерности: игра повышений-понижений от вертикально ориентированных объёмов переходит в горизонтальное «затухание». Разбивка окон ритмична и также имеет определённую закономерность: доминирующие в композиции объёмы подчёркнуты вертикальной полосой остекления, а вытянутый по набережной объём имеет горизонтальную ленту с чередованием окон и окрашенных плоскостей фасада.

Асимметрия плана выдаёт функциональное назначение постройки. Производственная часть запроектирована в многоэтажном объёме, расположенном перпендикулярно набережной в глубине участка. Ртутные выпрямители, щит управления и распределительное устройство постоянного тока напряжением 600 В размещались в машинном зале. В отдельных камерах располагались силовые трансформаторы. Распределительное устройство переменного тока напряжением 6 кВ занимало два этажа: в верхнем находились шинные полки, в нижнем — коридор управления и взрывные камеры масляных выключателей. Имелся кабельный подвал, помещение для аккумуляторной батареи, двухэтажная трансформаторная мастерская. Трёхэтажная башня для резервуара с водой вынесена на красную линию, а небольшая жилая часть как бы вытягивает здание в северном направлении в плане.

Непосредственная функция подстанции

Здание принадлежит ГУП СПб «Горэлектротранс» и до 2014 года обеспечивало напряжением троллейбусную и трамвайную сеть Центрального района города, выдавая напряжение — 550В. Здесь находился районно-диспетчерский пункт, на который было завязано управление десятками подстанциями «Горэлектротранса». Весной 2014 года подстанция была отключена, 5 марта принята как выведенная из эксплуатации.

Памятник Великой Отечественной войны

8 марта 1942 года с ГЭС «Красный Октябрь» стало поступать напряжение. Подстанция № 11, наряду с подстанцией № 15 и подстанцией № 20, дала ток в сеть и обеспечила возможность движения в центре города и на Выборгской стороне сначала грузового, а с 15 апреля 1942 года регулярного пассажирского трамвая. На здании размещается мемориальная доска

Подвигу трамвайщиков блокадного Ленинграда. После суровой зимы 1941—1942 года эта тяговая подстанция дала энергию в сеть и обеспечила движение возрождённого трамвая

Здание подстанции среди разновременных построек на наб. Фонтанки	Мемориальная доска

Значение трамвая для жителей осаждённого города

Единственным видом городского транспорта, который работал в Ленинграде практически всю блокаду, был трамвай. Он ездил под бомбежками, доставлял людей и грузы в самые опасные районы, расположенные практически на линии фронта, обеспечивал нужды городского хозяйства. Ленинградцы относились к трамваю как к одушевленному существу.

8 декабря 1941 года регулярное трамвайное движение в городе замерло. В течение месяца отдельные вагоны еще двигались по улицам, но в январе 1942 года с прекращением подачи электроэнергии движение электротранспорта остановилось полностью. 52 поезда так и остались на улицах на всю зиму. Три с половиной месяца изможденным от голода и страданий людям приходилось передвигаться по городу только пешком, даже если они работали далеко от дома. По свидетельству Д. С. Лихачёва,

… когда остановка трамвайного движения добавила к обычной, ежедневной трудовой нагрузке ещё два-три часа пешеходного марша от места жительства к месту работы и обратно, это обусловливало дополнительное расходование калорий. Очень часто люди умирали от внезапной остановки сердца, потери сознания и замерзания в пути.

Город бросил все силы на то, чтобы весной 1942 года возобновить трамвайное движение. Потребовалось восстановить около половины всей эксплуатируемой в то время контактной сети — примерно 150 км. 8 марта по городу пошли грузовые трамваи. С их помощью шла очистка города от мусора, снега и нечистот. А 15 апреля открылось пассажирское движение. Для ленинградцев это было настоящим праздником. Николай Тихонов в «Ленинградских рассказах» (1942 г.) вспоминает:

По расчищенному Невскому проспекту пошел первый вагон трамвая. Люди бросили работы, смотрели, как дети на игрушку, на бежавший по рельсам вагон, и вдруг раздались аплодисменты десятков тысяч. Это ленинградцы овацией встречали первый воскресший вагон. А вожатая вела вагон и стряхивала слезы, которые набегали на глаза. Но это были слезы радости, и она вела вагон, и плакала, и не скрывала этих слез.

С началом войны специфика работы Трамвайно-троллейбусного управления изменилась. К обычным пассажирским трамваям добавились специальные санитарные трамвайные поезда; грузовые трамваи доставляли к станциям железных дорог оборудование, предназначенное к эвакуации, возили сырье и топливо для заводов и фабрик, продукты в магазины и песок для нужд МПВО и литейного производства. В мастерских и депо «Лентрамвая» стали выпускаться детали для мин, ведущие колеса для танков, выполнялись другие оборонные заказы.

Восстановление тяговых подстанций весной 1942 года

Руководством города была поставлена задача открыть 15 апреля регулярное пассажирское движение. Принимавший участие в подготовке тяговых подстанций к пуску трамвая известный физик Лев Сена вспоминал:

В конце февраля 1942 года ко мне пришел друг детства Виталий Немзер и спросил, не хочу ли я принять участие в восстановлении трамвайных подстанций, на которых стояли ртутные выпрямители. Ими-то я и занимался в течение нескольких лет перед войной. Когда речь зашла о должности, он замялся, а затем сказал, что могут дать монтера седьмого разряда. Но меня это как раз обрадовало, потому что давало рабочую карточку... Однако начало работы к ртутным выпрямителям отношения не имело. Дело в том, что выпрямители охлаждаются водой, а трубы во многих местах треснули. Встала задача, как их восстановить. Электросварки у нас не было, да мы и не умели. Разобрать их, нарезать новую резьбу – у нас, дистрофиков, не хватило бы сил. Мы придумали необычный способ «лечить раненные места». На свои деньги мы покупали в аптеке резиновые бинты, которыми обычно бинтуют связки спортсмены, мазали трубу суриком, которого, к счастью, было достаточно, наматывали на это место бинт, снова мазали суриком, а сверху туго заматывали так называемой прочной киперной лентой. Сверху – снова суриком. Этот способ лечения себя полностью оправдал... Так было восстановлено водяное охлаждение на большинстве подстанций: Клинской, Центральной, Некрасовской, Лесной и других…» Много лет спустя, в 1980-е годы, на многих подстанциях меняли трубы водоснабжения и слесари очень были удивлены странным «заплатам на трубах», которые простояли более 40 лет.

Место подстанции в «Маршруте Памяти»

Несмотря на то, что подстанций, давших напряжение весной 1942 года, было три, именно эта стала в общественном сознании главным мемориалом блокадного трамвая. К ней приносят цветы, приходят ветераны. Местоположение подстанции делает её неотъемлемой частью на «Маршруте памяти»: в пяти минутах ходьбы находятся «Блокадная прорубь», «Дом Радио», памятный знак «Блокадный репродуктор» и др. Существует традиция совершать поездку на музейном травае от трампарка им. Леонова до подстанции у цирка. Во время поездок проходят встречи ветеранов со школьниками и студентами.

Угроза утраты объекта

В декабре 2009 года правительством города было выпущено постановление о реконструкции тяговой подстанции № 11 и строительстве гостиницы. Пост вице-губернатора по строительству занимал тогда Александр Вахмистров.

Инвестор — Группа «ЛСР» (генеральным директором которой является бывший вице-губернатор Александр Вахмистров), выкупившая в 2013 года права у предыдущего инвестора ООО «Роял Гарденс отель» — намерена возвести на месте подстанции шестиэтажное здание апартамент-отеля. Согласно закону «О границах зон охраны объектов культурного наследия», в центре Петербурга запрещено новое строительство. Поэтому проект был подан как реконструкция здания подстанции. В архитектуре же нового здания с сдаваемыми в долгосрочную аренду элитными квартирами никак не предполагается ни сохранение образа подстанции, ни размещение памятных знаков о подвиге блокадных трамвайщиков.

Историко-культурная экспертиза здания, которая признала существующее здание не имеющим ценности была выполнена по заказу инвестора компанией «Арт-Деко» в 2009 году. Указывалось на аварийное состояние здания с 60 % износом конструкций (в 2014 году на совещании у вице-губернатора Марата Оганесяна информация об аварийном состоянии была опровергнута). 15 ноября 2010 года сдан проект переноса мощностей Горэлектротранса. 16 декабря 2010 года Совет по сохранению культурного наследия Санкт-Петербурга одобрил большинством голосов снос здания. После начала процедуры рассмотрения новой историко-культурной экспертизы ВООПИиК в апреле 2014 года все строительные работы были приостановлены. Группа «ЛСР» обратилась с письмом к губернатору, заявив о нарушениях в процессе рассмотрения новой экспертизы и попросила пересмотреть решение Совета либо — компенсировать понесенные затраты (более 400 млн рублей). В феврале 2015 года КГИОП признал несоответствующей законодательству экспертизу ВООПИиК. «По нашим данным, застройщик сейчас „делает“ свою экспертизу, по которой этому участку будет придан статус достопримечательного места, позволяющего вести хозяйственную деятельность», — говорит депутат ЗакСа Борис Вишневский.

Действия защитников

Против сноса выступили ветераны и жители города. У градозащитников имеется альтернативный проект: организация в этом месте мемориала «Стена памяти». Ежегодно в памятные даты (8 марта, 15 апреля, 18 и 27 января) у стен подстанции собираются блокадники и все, кому не безразлична судьба памятника. В феврале 2013 года появились сообщения, что здание просит передать Санкт-Петербургскому государственному цирку новый художественный руководитель Вячеслав Полунин. 15 апреля 2013 года парламентская комиссия по культуре обратилась к губернатору в защиту «Блокадной подстанции». По словам председателя комиссии Максима Резника, мнение всех депутатов, входящих в комиссию, было единодушным, независимо от фракции. Депутаты городского парламента также обратились к губернатору после того, как градозащитники 18 января 2014 года обнаружили пропажу мемориальной доски (доску вернули на место на следующий день).

6 марта 2014 г. Всероссийское общество охраны памятников (ВООПИиК) подало в КГИОП Акт по итогам историко-культурной экспертизы, дающей Блокадной подстанции статус выявленного объекта культурного наследия. По закону с этого момента любые работы на здании запрещены. 8 апреля 2014 г. ветераны и инициативные петербуржцы подали в Куйбышевский районный суд Петербурга иск с просьбой обязать Госстройнадзор аннулировать выданное «Группе ЛСР» разрешение на снос. 9 апреля 2014 г. состоялось заседание Совета по сохранению культурного наследия. За включение здания в список объектов культурного наследия проголосовало большинство, но экспертиза была отпралена КГИОП на доработку . 28 марта 2016 г. Совет ещё раз проголосовал за включение здания тяговой подстанции №11 в реестр объектов культурного наследия. За высказались 22 члена Совета, против — 8. Также рекомендовано присвоить охранный статус тяговым подстанциям №5, подстанция № 15, №20. Все они участвовали в запуске трамвайного движения весной 1942 года.

Проект оформления фасада «Стена памяти»

В 2011 году градозащитниками был предложен проект оформления фасада здания, смысл которого заключается в демонстрации серии фотоиллюстраций с эпизодами из жизни осаждённого города. Фотоэкспозиция формирует горизонтальную полосу, что подчеркнёт архитектуру здания. Также расположенные вплотную друг к другу фотографии создадут эффект развёрнутой вдоль фасада киноленты. В вертикальном оконном проёме самого высокого объёма предполагается сделать динамичную мерцающую подсветку как бы подчёркивая назначение здания как электроподстанции.

Блокадная подстанция в творчестве

В 2015 году градозащитники и режиссёр-любитель под коллективным псевдонимом «Трамвайная студия гор. Санкт-Петербург» сняли любительский художественный фильм о судьбе здания «Сказка о блокадной подстанции».

Ссылки

• Яна Теплицкая [old.novayagazeta.spb.ru/2009/26/6 Скромное обаяние конструктивизма. Легендарная блокадная подстанция принадлежит к классике вымирающего русского авангарда]//Новая Газета СПб № 26, 16.04.2009
• Дмитрий Ратников [www.archi.ru/events/news/news_current_press.html?nid=16519&fl=1&sl=1&tid_1=1 Ройял в кустах]//Санкт-Петербургские Ведомости № 081 , 07.05.2009
• [maximreznik.ru/?p=2343 Парламентская комиссия по культуре обратилась к губернатору в защиту «Блокадной подстанции»]//Пресс-релиз на сайте Максима Резника СПб, 15.04.2013
• Советский период истории санкт-петербургского трамвая

Отрывок, характеризующий Тяговая подстанция № 11 (Санкт-Петербург)

– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.