Тяжёлая артиллерия особого назначения
Тяжёлая артиллерия особого назначения (ТАОН) — российская артиллерия для стрельбы на большие дальности и эффективного поражения укрытых целей. В 1917 году формально сведена в артиллерийский корпус. В годы Первой мировой войны выполняла функции военного резерва: армейского или фронтового. Сохранившиеся формирования ТАОН стали основой для создания артиллерии резерва Главного командования (РГК) в Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА). В годы Великой Отечественной войны, получившая название артиллерия РВГК, стала выполнять функции стратегического военного резерва.
Содержание
История
До Первой мировой войны 1914—1918 годов тяжёлая артиллерия входила в состав крепостной, морской (береговой) и осадной артиллерии. Полевая тяжёлая артиллерия находилась в этот период в стадии формирования, хотя необходимость в ней остро ощущалась ещё в Русско-японской войне 1904—1905 годов.
Уже в начале Первой мировой войны, носившей позиционный характер, стало ясно, что без тяжёлой артиллерии невозможно успешное наступление войск, так как для этого требовалось не только разрушение первой линии обороны противника, но и последующих, с их прочными укрытиями и огневыми средствами, недосягаемыми для обычной полевой артиллерии. Поэтому особое внимание в ходе войны уделялось усилению полевой тяжёлой артиллерии, вобравшей в себя и функции осадной артиллерии, в первую очередь за счёт крепостной и береговой артиллерии. Батареи тяжёлой артиллерии сформировывались 2 — 6-орудийного состава и сводились по 2 — 4 в дивизионы, а последние в полки и бригады. Также были и отдельные дивизионы, и даже батареи.
На рубеже 1916 и 1917 годов по инициативе генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича, сформирован резерв Главного командования под названием «тяжёлая артиллерия особого назначения» (ТАОН) в составе шести артиллерийских бригад (338 орудий), в целях секретности формально сведённых в 48-й армейский корпус. Организация ТАОН была разработана особой комиссией под председательством начальника Управления артиллерии (Упарт). Формирование производилось в Царском селе, а доформирование и боевая подготовка — в тылу Западного фронта (в районе Смоленска, Рославля, Ельни, Вязьмы, Можайска, и Ржева). Всего за весь период Великой войны создано около 550 батарей ТАОН, имевших в своем составе свыше 2 000 орудий.
Состав
Начало 1917 года
В начале 1917 года ТАОН состоял из шести тяжёлых артиллерийских бригад, распределённых по фронтам:
- Юго-Западный фронт
- 200-я тяжёлая артиллерийская бригада
- 202-я тяжёлая артиллерийская бригада
- 204-я тяжёлая артиллерийская бригада
- 205-я тяжёлая артиллерийская бригада (всего в бригадах 222 орудия)
- Западный фронт
- 201-я тяжёлая артиллерийская бригада (всего 62 орудия)
- Северный фронт
- 203-я тяжёлая артиллерийская бригада (всего 54 орудия)
Распределение тяжёлой артиллерии по фронтам к весенним операциям 1917 года
Наименование формирований | Калибр орудий в мм | Количество батарей | Количество орудий | Примечания |
---|---|---|---|---|
Северный фронт
|
|
|
|
- |
ТАОН
|
|
|
|
- |
Западный фронт
|
|
|
|
- |
ТАОН
|
|
|
|
- |
Юго-Западный фронт
|
|
|
|
- |
ТАОН
|
|
|
Командный состав (период)
Начальник ТАОН
- генерал-майор Шейдеман, Георгий Михайлович (17.01.1917 — 05.06.1917)
Начальник штаба
Заведывающий артиллерийским снабжением
- полковник Тихоцкий, Николай Львович (18.05.1917 — 02.1918)
См. также
Напишите отзыв о статье "Тяжёлая артиллерия особого назначения"
Примечания
Литература
- Барсуков, Евгений Захарович. [militera.lib.ru/h/barsukov_ez2/index.html Артиллерия русской армии (1900 — 1917 гг.)]. — М.: Воениздат МВС СССР, 1948 — 1949.
- Барсуков, Евгений Захарович. [militera.lib.ru/science/barsukov/index.html Русская артиллерия в мировую войну]. — М.: Государственное военное издательство Наркомата Обороны Союза ССР, 1938. — Т. 1.
- Тяжёлая артиллерия // [www.yugzone.ru/x/velikaya-otechestvennaya-voiyna-1941-1945-encsiklopediya/ Военная энциклопедия] / Под общ. ред. Министра обороны Российской Федерации С. Б. Иванова. — М.: Воениздат, 2004. — Т. 8. — С. 164. — 579 с. — ISBN 5-203-01875-8.
- Широкорад, Александр. [vadimvswar.narod.ru/ALL_OUT/TiVOut9801/FAHSP/FAHSP000.htm Полевая артиллерия большой и особой мощности].
Ссылки
- [ww1.milua.org/TAON1.htm Тяжёлая артиллерия. Создание тяжёлой артиллерии особого назначения (ТАОН).]
- [www.antologifo.narod.ru/pages/list/listaao917.htm Осадная артиллерия 1917 года.]
Отрывок, характеризующий Тяжёлая артиллерия особого назначения
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)