Тяжёлая атлетика на летних Олимпийских играх 2008
Поделись знанием:
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
(перенаправлено с «Тяжелая атлетика на летних Олимпийских играх 2008»)
| Тяжёлая атлетика на летних Олимпийских играх 2008 
| ||||
|---|---|---|---|---|
| Мужчины | Женщины | |||
| До 56 кг | До 48 кг | |||
| До 62 кг | До 53 кг | |||
| До 69 кг | До 58 кг | |||
| До 77 кг | До 63 кг | |||
| До 85 кг | До 69 кг | |||
| До 94 кг | До 75 кг | |||
| До 105 кг | Свыше 75 кг | |||
| Свыше 105 кг | ||||
| Квалификация | ||||
Соревнования по тяжёлой атлетике на XXIX летних Олимпийских играх проходили с 9 по 19 августа. Было разыграно 15 комплектов наград.
Содержание
Спортивные объекты
Все соревнования прошли в спортивном зале университета Бэйхан.
Квалификация
Каждая страна могла квалифицировать не более шести мужчин и не более четырёх женщин на Игры. Спортсмены отбирались по чемпионатам мира 2006 и 2007 и по континентальным первенствам. Чем выше команда стояла в итоговом зачёте, тем больше тяжелоатлетов она могла выставить на Олимпиаду. Китай, как принимающая сторона, имел максимальное количество квалифицированных спортсменов. Также устраивались индивидуальные квалификации и приглашения Трёхсторонней комиссии, которые могли отобрать по одному спортсмену из ранее неотобранных стран.
Медали
Общий зачёт
(Жирным выделено самое большое количество медалей в своей категории; принимающая страна также выделена)
| Общее количество медалей | 
| ||||
|---|---|---|---|---|---|
| Место | Страна | Золото | Серебро | Бронза | Всего |
| 1 | 8 | 1 | 9 | ||
| 2 | 2 | 1 | 3 | ||
| 3 | 1 | 2 | 1 | 4 | |
| 4 | 1 | 1 | 1 | 3 | |
| 5 | 1 | 1 | 2 | ||
| 6 | 1 | 1 | |||
| 1 | 1 | ||||
| 8 | 4 | 3 | 7 | ||
| 9 | 1 | 1 | 2 | ||
| 10 | 1 | 1 | |||
| 1 | 1 | ||||
| 1 | 1 | ||||
| 1 | 1 | ||||
| 1 | 1 | ||||
| 15 | 3 | 3 | |||
| 16 | 2 | 2 | |||
| 2 | 2 | ||||
| 18 | 1 | 1 | |||
Медалисты
Мужчины
Женщины
Календарь
| Август | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Мужчины | До 56 кг | До 62 кг | До 69 кг | До 77 кг | До 85 кг | До 94 кг | До 105 кг | От 105 кг | |||
| Женщины | До 48 кг | До 53 кг | До 58 кг | До 63 кг | До 69 кг | До 75 кг | От 75 кг |
Соревнования мужчин
До 56 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 |  Лун Цинцюань |
55,37 | 125 | 130 | 132 | 155 | 160 | 292 | |
| 2 |  Хоанг Ань Туан |
55,97 | 126 | 130 | 155 | 160 | 290 | ||
| 3 |  Эко Юли Ираван |
55,91 | 125 | 130 | 152 | 158 | 288 | ||
| 4 |  Ян Цзинъи |
55,43 | 125 | 128 | 154 | 157 | 285 | ||
| 5 |  Чха Гым Чхоль |
55,85 | 128 | 155 | 283 | ||||
| 6 |  Серхио Альварес |
55,67 | 120 | 152 | 272 | ||||
| 7 | Ван Синьюань |
55,53 | 115 | 146 | 150 | 265 | |||
| 8 |  Амирул Хамизан Ибрахим |
55,77 | 116 | 121 | 144 | 265 | |||
| 9 |  Масахару Ямада |
55,84 | 103 | 106 | 142 | 147 | 153 | 259 | |
| 10 |  Понгсак Манитонг |
55,64 | 112 | 116 | 142 | 258 | |||
| 11 | Ясунобу Сэкикава |
55,79 | 108 | 112 | 114 | 138 | 142 | 256 | |
| 12 |  Серхио Рада |
55,74 | 107 | 112 | 135 | 140 | 252 | ||
| 13 |  Том Гогебур |
55,94 | 109 | 112 | 114 | 132 | 135 | 137 | 251 |
| 14 |  Вито Деллино |
55,99 | 102 | 107 | 110 | 132 | 137 | 247 | |
| 15 |  Игорь Грабуча |
55,63 | 105 | 109 | 130 | 239 | |||
| - |  Виталий Дербенев |
55,88 | 120 | 125 | 127 | - | |||
 Халил Аль Мауи |
55,87 | 123 | 126 | - | |||||
| Ли Гён Сок |
55,82 | - | - | - | - | ||||
 Седат Артюк |
55,98 | - | - | - | - | ||||
До 62 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Чжан Сянсян |
61,91 | 139 | 143 | 169 | 176 | 319 | ||
| 2 | Диего Саласар |
61,47 | 132 | 136 | 138 | 163 | 165 | 167 | 305 |
| 3 | Триятно |
61,90 | 133 | 135 | 163 | 298 | |||
| 4 |  Антониу Буч |
61,66 | 126 | 130 | 161 | 165 | 295 | ||
| 5 | Файсан Хансавон |
61,60 | 132 | 162 | 294 | ||||
| 6 | Ласаро Руис |
61,75 | 128 | 132 | 162 | 294 | |||
| 7 |  Толкунбек Худайбергенов |
61,96 | 126 | 162 | 288 | ||||
| 8 |  Мухамед Абд Эльбаки |
62,00 | 129 | 155 | 159 | 288 | |||
| 9 |  Ян Шэнсюн |
61,97 | 125 | 130 | 151 | 157 | 287 | ||
| 10 | Геннадий Махвееня |
61,95 | 120 | 128 | 150 | 278 | |||
| 11 |  Мануэль Мингинфел |
61,69 | 115 | 120 | 145 | 150 | 155 | 275 | |
| 12 |  Джесвир Синг |
61,67 | 110 | 115 | 145 | 151 | 266 | ||
| - |  Сардар Гасанов[5] |
61,96 | 128 | - | |||||
 Чи Хун Мин |
61,91 | 137 | 140 | 142 | - | ||||
| Им Ёнъсу |
61,60 | 138 | - | ||||||
| Оскар Фигероа |
61,66 | - | - | - | - | ||||
| Умурбек Базарбаев |
61,96 | 133 | - | ||||||
До 69 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Ляо Хуэй |
68.97 | 153 | 158 | 185 | 190 | 348 | ||
| 2 |  Вансисла Дабая |
68.38 | 147 | 151 | 187 | 338 | |||
| DSQ[1] |  Тигран Мартиросян[5] |
68.90 | 153 | 185 | 338 | ||||
| 4 | Йорданис Борреро |
68.92 | 140 | 145 | 148 | 171 | 180 | 328 | |
| 5 | Туран Мирзаев |
68.86 | 142 | 146 | 181 | 327 | |||
| 6 | Ким Чхольджин |
68.64 | 140 | 146 | 180 | 326 | |||
| 7 | Афган Байрамов |
68.41 | 137 | 142 | 145 | 175 | 320 | ||
| 8 | Ситтисак Суфалак |
68.99 | 141 | 145 | 147 | 171 | 318 | ||
| DSQ[1] | Александру Дудогло[3] |
68.68 | 145 | 163 | 168 | 172 | 317 | ||
| 10 | Ёсито Синтани |
68.76 | 130 | 135 | 170 | 175 | 310 | ||
| 11 | Тарик Абделазим |
68.87 | 138 | 168 | 172 | 310 | |||
| 12 | Эди Курниаван |
68.85 | 135 | 165 | 170 | 172 | 307 | ||
| 13 |  Исраэль Хосу Рубио |
68.23 | 139 | 167 | 306 | ||||
| 14 |  Артём Шалоян |
68.79 | 130 | 133 | 135 | 160 | 165 | 300 | |
| 15 | Луис Мигель Пинеда |
68.14 | 127 | 132 | 161 | 167 | 299 | ||
| 16 |  Чинтана Виданаге |
68.90 | 120 | 125 | 128 | 160 | 165 | 293 | |
| 17 | Фрэнсис Луна-Гренье |
68.97 | 125 | 131 | 155 | 162 | 293 | ||
| 18 |  Виллисон Силва |
68.92 | 130 | 135 | 155 | 290 | |||
| 19 | Рэзван Мартин |
68.85 | 130 | 158 | 288 | ||||
| 20 |  Димитриос Минасидис |
66.32 | 125 | 128 | 155 | 283 | |||
| 21 |  Марк Спунер |
68.86 | 123 | 153 | 158 | 281 | |||
| 22 |  Камал Бахадур Адхикари |
68.67 | 107 | 114 | - | 142 | 154 | - | 268 |
| 23 |  Логона Эсау |
68.14 | 102 | 107 | 110 | 138 | 144 | 254 | |
| 24 |  Низом Сангов |
66.06 | 110 | 115 | 130 | 135 | 250 | ||
| - | Ши Чжиюн |
68.17 | 152 | - | - | - | DNF | ||
| - | Александру Рошу |
68.91 | 136 | DNF | |||||
| - | Джордж Де Лука |
68.93 | 131 | 136 | DNF | ||||
| - |  Герт Траша |
68.68 | - | - | - | DNF | |||
| - | Эдвин Москера |
68.59 | - | - | - | - | - | DNF | |
| - | Ли Бэён |
68.57 | 150 | 153 | 155 | DNF | |||
До 77 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Са Джэ Хёк |
76.46 | 160 | 163 | 201 | 203 | 366 | ||
| 2 | Ли Хунли |
76.91 | 163 | 168 | 193 | 198 | 366 | ||
| 3 | Геворг Давтян |
76.77 | 165 | 195 | 360 | ||||
| 4 | Ким Гванхун |
76.86 | 155 | 200 | 355 | ||||
| 5 |  Олег Перепеченов |
76.80 | 158 | 162 | 192 | 354 | |||
| 6 | Иван Камбар |
76.53 | 152 | 157 | 190 | 196 | 353 | ||
| 7 | Ара Хачатрян |
76.78 | 162 | 191 | 353 | ||||
| 8 |  Кшиштоф Шрамяк |
76.71 | 157 | 161 | 191 | 352 | |||
| 9 |  Владимир Кузнецов |
76.86 | 155 | 160 | 191 | 351 | |||
| 10 | Сергей Лагун |
76.56 | 153 | 157 | 187 | 192 | 349 | ||
| 11 | Санду Велдемар |
76.92 | 145 | 153 | 185 | 194 | 347 | ||
| 12 | Махмуд Эльхаддад |
76.73 | 145 | 150 | 192 | 342 | |||
| 13 | Эрканд Керимай |
76.52 | 145 | 150 | 154 | 182 | 187 | 341 | |
| 14 | Джованни Барди |
76.83 | 149 | 153 | 156 | 173 | 329 | ||
| 15 |  Феликс Экпо |
75.83 | 143 | 178 | 182 | 325 | |||
| 16 |  Шерзод Юсупов |
76.24 | 140 | 144 | 178 | 322 | |||
| 17 | Окандо Леонардо |
76.90 | 140 | 182 | 322 | ||||
| 18 | Рэзван Русу |
76.69 | 130 | 135 | 140 | 170 | 310 | ||
| 19 |  Карлос Эспелета |
76.93 | 140 | 170 | 310 | ||||
| 20 | Андрей Гуцу |
76.38 | 140 | 145 | 160 | 305 | |||
| 21 | Ричи Паттерсон |
76.57 | 130 | 170 | 300 | ||||
| 22 |  Даррин Энтони |
76.98 | 135 | 160 | 295 | ||||
| 23 |  Джозефа Вуэти |
76.15 | 115 | 120 | 124 | 155 | 279 | ||
| 24 |  Ромэн Марченсу |
75.53 | 105 | 110 | 135 | 140 | 250 | ||
| - |  Янош Бараньяи |
76.92 | 140 | 145 | - | - | - | DNF | |
| - | Октавио Мехиас |
76.53 | 152 | DNF | |||||
| - | Танер Сагир |
76.73 | - | - | - | DNF | |||
| - |  Чад Вон |
76.81 | 144 | 147 | DNF | ||||
До 85 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Лу Юн |
84.41 | 175 | 180 | 208 | 214 | 394 | ||
| 2 | align="left" | 84.69 | 180 | 185 | 200 | 204 | 209 | 394 | |
| 3 | Тигран Мартиросян |
83.78 | 172 | 177 | 203 | 380 | |||
| 4 | Владимир Седов[2] |
84.54 | 170 | 175 | 180 | 200 | 380 | ||
| 5 | Хадьер Вальядарес |
84.84 | 161 | 166 | 169 | 198 | 203 | 372 | |
| 6 | Бенжамин Эннекен |
84.55 | 157 | 162 | 196 | 201 | 205 | 367 | |
| 7 | Мансур Чашемов |
84.71 | 165 | 195 | 199 | 202 | 367 | ||
| 8 | Кендрик Фэррис |
84.14 | 153 | 157 | 160 | 195 | 202 | 362 | |
| DSQ[1] | Интигам Заиров[3] |
84.52 | 160 | 166 | 195 | 361 | |||
| 10 | Карлос Андика |
84.62 | 155 | 190 | 195 | 201 | 356 | ||
| 11 |  Уланбек Молдодосов |
84.74 | 152 | 182 | 190 | 194 | 346 | ||
| 12 |  Ондрей Кутлик |
84.89 | 150 | 186 | 193 | 343 | |||
| 13 | Бенедикт Улоко |
84.97 | 144 | 148 | 187 | 191 | 339 | ||
| 14 |  Брис Бачая |
82.77 | 150 | 153 | 180 | 333 | |||
| 15 |  Дэвид Катоатау |
84.17 | 130 | 135 | 170 | 178 | 313 | ||
| 16 |  Терренс Дикси |
82.67 | 110 | 115 | 130 | 140 | 255 | ||
| - | Иззет Инке |
84.29 | 165 | 170 | - | - | DNF | ||
| - | Вадим Стрельцов |
84.37 | - | - | - | - | - | DNF | |
| - |  Рауль Цирекидзе |
84.55 | 143 | - | - | - | DNF | ||
| - | Хербис Маркес |
84.91 | - | - | - | DNF | |||
| - | Эдгар Геворкян |
84.69 | 170 | 176 | DNF | ||||
До 94 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Илья Ильин[3] |
93.64 | 175 | 180 | - | 223 | 226 | 406 | |
| 2 | Шимон Колецкий |
93.73 | 174 | 177 | 179 | 217 | 224 | 403 | |
| 3 | Хаджимурад Аккаев[2] |
92.99 | 178 | 182 | 185 | 212 | 215 | 217 | 402 |
| 4 | Арсен Касабиев |
93.69 | 172 | 176 | 215 | 223 | 399 | ||
| 5 | Низами Пашаев[2] |
93.83 | 181 | 215 | 396 | ||||
| 6 | Йохандрис Эрнандес |
92.30 | 172 | 178 | 215 | 393 | |||
| 7 |  Асгар Эбрахими |
92.32 | 180 | 212 | 392 | ||||
| 8 | Роман Константинов |
93.90 | 175 | 212 | 387 | ||||
| 9 | Юрген Шписс |
93.74 | 170 | 173 | 206 | 211 | 384 | ||
| 10 |  Хосе Хуан Наварро |
93.09 | 165 | 173 | 206 | 210 | 383 | ||
| 11 |  Артём Иванов |
93.97 | 170 | 205 | 210 | 380 | |||
| 12 | Вадим Вакарчук |
93.69 | 168 | 205 | 373 | ||||
| 13 | Евгений Братан |
93.71 | 170 | 200 | 370 | ||||
| 14 |  Константинос Гарипис |
93.01 | 150 | 160 | 190 | 195 | 200 | 360 | |
| 15 | Анастасиос Триантафиллу |
93.90 | 147 | 155 | 185 | 190 | 196 | 351 | |
| 16 |  Рави Болла |
93.03 | 125 | 145 | 150 | 275 | |||
| - | Бартломей Бонк |
93.00 | 175 | DNF | |||||
| - |  Эдуардо Гуадамуд |
93.71 | 165 | DNF | |||||
До 105 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Андрей Арямнов |
104.76 | 193 | 197 | 200 | 225 | 230 | 236 | 436 |
| 2 | Дмитрий Клоков |
104.72 | 185 | 190 | 193 | 222 | 226 | 230 | 423 |
| 3 | Дмитрий Лапиков[2] |
104.30 | 190 | 222 | 226 | 230 | 420 | ||
| 4 | Марцин Доленга |
104.37 | 195 | 225 | 228 | 420 | |||
| 5 | Бахыт Ахметов |
102.13 | 185 | 190 | 221 | 225 | 415 | ||
| 6 | Альберт Кузилов |
102.48 | 182 | 220 | 227 | 409 | |||
| 7 | Сергей Истомин |
102.03 | 181 | 215 | 220 | 225 | 406 | ||
| 8 | Роберт Доленга |
104.27 | 178 | 181 | 184 | 217 | 221 | 405 | |
| 9 | Николаос Куртидис |
103.36 | 171 | 176 | 210 | 215 | 221 | 397 | |
| 10 | Мохсен Биранванд |
104.34 | 180 | 210 | 390 | ||||
| 11 | Алексей Торохтий |
104.64 | 172 | 177 | 213 | 390 | |||
| 12 |  Ахед Джухили |
104.90 | 170 | 216 | 386 | ||||
| 13 | Абдельрахван Эль Сайед |
104.84 | 172 | 175 | 210 | 385 | |||
| 14 | Бюньямин Судаш |
104.39 | 163 | 166 | 202 | 207 | 373 | ||
| 15 |  Либор Вальцер |
104.64 | 158 | 163 | 187 | 350 | |||
| 16 |  Кристьян Лопес |
103.76 | 150 | 180 | 186 | 336 | |||
| 17 | Морено Боэр |
104.45 | 150 | 180 | 330 | ||||
| ДСК | Игорь Разорёнов |
104.58 | 187 | 223 | ДСК | ||||
| - | Мартин Тешович |
104.47 | - | - | - | - | - | - | НС |
| - |  Рамунас Вишняускас |
104.18 | 180 | - | - | НФ | |||
От 105 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Маттиас Штайнер |
145.93 | 198 | 203 | 248 | 258 | 461 | ||
| 2 | Евгений Чигишев |
124.13 | 200 | 205 | 210 | 240 | 247 | 250 | 460 |
| 3 |  Виктор Щербатых |
144.97 | 198 | 203 | 206 | 242 | 448 | ||
| 4 | Артём Удачин |
144.09 | 197 | 203 | 207 | 235 | 442 | ||
| 5 | Игорь Шимечко |
130.25 | 193 | 197 | 201 | 217 | 227 | 232 | 433 |
| 6 | Рашид Шарифи |
142.89 | 188 | 192 | 196 | 230 | 426 | ||
| 7 | Гжегож Клещ |
131.16 | 185 | 234 | 419 | ||||
| 8 | Алмир Велагич |
132.16 | 180 | 184 | 188 | 220 | 225 | 413 | |
| 9 |  Деймон Келли |
154.15 | 165 | 211 | 221 | 386 | |||
| 10 |  Итте Детенамо |
148.48 | 165 | 170 | 175 | 205 | 210 | 385 | |
| 11 |  Антти Эвери |
130.04 | 166 | 171 | 195 | 366 | |||
| 12 |  Сэм Пера Джуниор |
122.96 | 148 | 155 | 188 | 195 | 350 | ||
| 13 |  Маамалоа Лолохеа |
135.13 | 127 | 135 | 140 | 173 | 313 | ||
| - | Чон Сан Гюн |
155.49 | - | - | - | DNF | |||
Соревнования женщин
До 48 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Чэнь Сеся[2] |
47,46 | 90 | 93 | 95 | 113 | 115 | 117 | 212 |
| DSQ[4] | Сибель Озкан[5] |
47,80 | 86 | |
88 | |
108 | 111 | 199 |
| 3 | Чэнь Вэйлин |
47,11 | 84 | |
|
108 | 112 | |
196 |
| 4 | Им Джонхва |
47,62 | 83 | 83 | |
106 | 110 | |
196 |
| 5 | Пенсири Лаосирикул |
47,67 | |
|
85 | 110 | |
|
195 |
| 6 | Хироми Миякэ |
47,35 | 80 | 105 | 185 | ||||
| 7 | Мелани Ноэль |
47,91 | 75 | 78 | 80 | 97 | 177 | ||
| 8 | Мисаки Осиро |
47,62 | 77 | 80 | 92 | 172 | |||
| 9 | Маржена Карпиньска |
47,62 | 79 | 92 | 171 | ||||
| 10 | Марилу Дозои-Прево |
47,75 | 73 | 76 | 90 | 166 | |||
| 11 |  Карла Морено |
47,07 | 65 | 83 | 85 | 150 | |||
| — | Прамсири Бунфитак |
47,95 | - | - | - | - | |||
| Дженни Пальяро |
47,85 | - | - | - | - | ||||
| DSQ[6] | Нурджан Тайлан[3] |
47,84 | - | - | - | - | |||
До 53 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Прапаведи Джароенраттанатаракун |
52.47 | 92 | 95 | 120 | 126 | 221 | ||
| 2 | Юн Джинхи |
52.72 | 94 | 116 | 118 | 119 | 213 | ||
| 3 | Анастасия Новикова[2] |
52.87 | 92 | 95 | 116 | 118 | 213 | ||
| 4 | Раема Лиза Румбевас |
52.95 | 91 | 110 | 115 | 206 | |||
| 5 |  Юделкис Маридалин |
52.74 | 89 | 93 | 111 | 204 | |||
| 6 | Мелани Роуч |
52.54 | 79 | 81 | 83 | 105 | 108 | 110 | 193 |
| 7 | Юлия Роде |
52.79 | 77 | 80 | 82 | 99 | 103 | 185 | |
| 8 |  Дика Туа |
52.53 | 77 | 80 | 104 | 184 | |||
| 9 | Худит Чакон |
52.96 | 75 | 80 | 101 | 181 | |||
До 58 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Чэнь Яньцин |
57,66 | 100 | 103 | 106 | 130 | 132 | 138 | 244 |
| DSQ[1] | Марина Шаинова[3] |
57,93 | 95 | 98 | 125 | 129 | 227 | ||
| 3 | О Джон Э |
57,15 | 95 | 125 | 131 | 226 | |||
| 4 | Ванди Камеаим |
57,25 | 95 | 98 | 125 | 128 | 226 | ||
| 5 | Александра Эскобар |
57,82 | 96 | 99 | 120 | 124 | 223 | ||
| 6 | Ромела Бегаж |
57,56 | 95 | 98 | 110 | 115 | 118 | 216 | |
| 7 | Александра Клейновская-Кшиваньская |
57,66 | 92 | 95 | 120 | 215 | |||
| 8 | Роксана Кокош |
57,88 | 82 | 86 | 89 | 111 | 115 | 204 | |
| 9 |  Джерали Вега |
57,51 | 90 | 112 | 202 | ||||
| 10 | Мариета Готфрид |
57,70 | 90 | 105 | 110 | 200 | |||
| 11 |  Хидилин Диас |
56,28 | 80 | 85 | 102 | 107 | 192 | ||
| 12 |  Венди Хейл |
57,15 | 74 | 78 | 95 | 173 | |||
До 63 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Пак Хён Сук |
61.80 | 102 | 106 | |
135 | 241 | ||
| 2 | Ирина Некрасова[2] |
62.86 | 105 | 110 | 130 | 240 | |||
| 3 | Лу Инци |
62.46 | 98 | 102 | 104 | 127 | 231 | ||
| 4 | Кристина Джирард |
62.44 | 96 | 99 | 102 | 126 | 228 | ||
| 5 | Нгуен Тхи Тхьет |
62.49 | 98 | 100 | |
120 | 125 | |
225 |
| 6 | Ким Су Гён |
62.74 | 98 | |
|
127 | |
|
225 |
| 7 |  Рут Касирюе |
62.62 | 99 | 103 | |
121 | |
|
224 |
| 8 |  Лус Акоста |
62.84 | 100 | |
103 | 120 | |
|
223 |
| 9 | Исабель Мерседес Перес |
62.48 | 93 | 97 | |
120 | |
|
217 |
| 10 |  Намхайдорж Баярмаа |
62.50 | 90 | |
|
118 | 121 | 123 | 213 |
| 11 | Доминика Мистерская |
62.60 | 92 | 94 | |
115 | |
117 | 211 |
| 12 | Натали Вулфолк |
62.72 | 93 | 97 | |
107 | 111 | 114 | 211 |
| 13 | Соленни Вильясмиль |
62.60 | 90 | |
|
|
|
115 | 205 |
| 14 | Карисса Гамп |
62.20 | |
85 | 88 | |
116 | |
204 |
| 15 |  Михаэла Бриз |
61.55 | 80 | 85 | — | 80 | 90 | 100 | 185 |
| 16 | Ханене Оурфелли |
62.38 | 80 | |
|
95 | |
|
175 |
| 17 |  Мария Тереса Монастерио |
62.96 | 60 | 63 | |
75 | 78 | |
141 |
| Майя Манеза[2] |
62.12 | — | — | — | — | — | — | Не начала | |
| Светлана Царукаева |
62.37 | |
|
|
— | — | — | Не закончила | |
 Вейла Франсуа Лясуни |
62.28 | 85 | |
|
|
|
|
Не закончила | |
До 69 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | Рекорд | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | |||||
| 1 | Лю Чуньхун[2] |
68.87 | 120 | 125 | 128 | 145 | 149 | 158 | 286 | WR OR |
| 2 | Оксана Сливенко |
68.47 | 110 | 115 | 136 | 140 | - | 255 | ||
| 3 | Наталья Давыдова[2] |
68.63 | 110 | 113 | 115 | 130 | 133 | 135 | 250 | |
| 4 | Леиди Солис |
67.54 | 99 | 103 | 105 | 125 | 132 | 135 | 240 | |
| 5 | Абир Халил |
69.00 | 100 | 105 | 133 | 238 | ||||
| 6 | Тулия Медина |
68.63 | 100 | 104 | 106 | 120 | 124 | 230 | ||
| 7 | Анна Батюшко |
68.65 | 105 | 110 | 120 | 225 | ||||
| 8 | Рика Саито |
68.65 | 87 | 115 | 120 | 122 | 209 | |||
| Иринер Хименес |
65.33 | 87 | 90 | DNF | ||||||
| Хон Ён Ок |
68.07 | - | - | - | DNF | |||||
До 75 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Цао Лэй[2] |
73.16 | 120 | 125 | 128 | 147 | 154 | 282 OR | |
| 2 | Алла Важенина |
73.88 | 115 | 119 | 141 | 145 | 147 | 266 | |
| DSQ[1] | Надежда Евстюхина[3] |
73.33 | 112 | 117 | 138 | 143 | 147 | 264 | |
| 4 | Ирина Кулеша[2] |
74.78 | 112 | 116 | 118 | 128 | 133 | 137 | 255 |
| 5 | Лидия Валентин |
74.42 | 110 | 115 | 130 | 135 | 250 | ||
| 6 | Дамарис Агуирре |
74.82 | 103 | 106 | 109 | 130 | 135 | 136 | 245 |
| 7 | Убальдина Валойес |
73.30 | 105 | 110 | 130 | 134 | 244 | ||
| 8 | Джин Элизабет Лассен |
74.42 | 105 | 130 | 135 | 240 | |||
| 9 | Надя Миронюк |
74.11 | 102 | 105 | 125 | 127 | 132 | 237 | |
| 10 | Юлия Новакович |
74.19 | 105 | 110 | 115 | 122 | 127 | 237 | |
| DSQ[6] | Рипсиме Хуршудян[3] |
74.74 | 100 | 105 | 125 | 130 | 235 | ||
| 12 |  Элизабет Поблете |
74.43 | 86 | 91 | 106 | 197 | |||
Свыше 75 кг
| Место | Спортсмен | Масса | Рывок | Толчок | Всего | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | ||||
| 1 | Чан Миран |
116.75 | 130 | 136 | 140 | 175 | 183 | 186 | 326 WR |
| 2 | Ольга Коробка[2] |
166.97 | 120 | 124 | 150 | 153 | - | 277 | |
| 3 | Мария Грабовецкая[2] |
112.93 | 115 | 120 | 145 | 150 | 270 | ||
| 4 |  Эле Опелоге |
123.89 | 113 | 116 | 119 | 145 | 150 | 269 | |
| 5 | Марьям Усман |
115.30 | 115 | 145 | 150 | 265 | |||
| 6 | Черил Хауорт |
136.29 | 112 | 115 | 140 | 144 | 259 | ||
| 7 | Юлия Довгаль |
96.05 | 114 | 118 | 140 | 258 | |||
| 8 | Дебора Лавли |
94.19 | 109 | 113 | 135 | 248 | |||
| 9 | Виктория Мавриду |
102.15 | 100 | 105 | 121 | 126 | 231 | ||
| 10 |  Кристика Корнехо |
117.50 | 93 | 97 | 123 | 225 | |||
| - |  Ева Димас |
86.85 | 100 | 105 | DNF | ||||
Количество участников от каждой страны
- Этот список не завершён. Вы можете помочь проекту и дополнить его
|
Допинг
18 июня 2016 года Международная федерация тяжёлой атлетики опубликовала список 7 спортсменов, в допинг-пробах которых с Олимпийских игр 2008 года после перепроверки был обнаружен допинг. В список вошли: Рипсиме Хуршудян (Армения), Александр Дудогло (Молдавия), Надежда Евстюхина (Россия), Нурджан Тайлан (Турция), Марина Шаинова (Россия), Интигам Заиров (Азербайджан), Илья Ильин (Казахстан). Все спортсмены временно отстранены от соревнований[3][7]. 9 августа 2016 года решением Международного олимпийского комитета результаты Нурджан Тайлан и Рипсиме Хуршудян на Олимпийских играх 2008 были аннулированы[6].
7 июля 2016 года Международная федерация тяжёлой атлетики дополнила список спортсменов, имеющих положительные допинг-пробы с Олимпийских игр 2008: Тигран Мартиросян (Армения), Сардар Гасанов (Азербайджан), Сибель Озкан (Турция)[5][8]. 22 июля 2016 года решением Международного олимпийского комитета Сибель Озкан была лишена серебряной медали в категории до 48 кг[4].
Наконец, 24 августа 2016 года Международная федерация тяжёлой атлетики опубликовала ещё один список из 15 спортсменов, в допинг-пробах которых с Олимпийских игр 2008 года после перепроверки был обнаружен допинг. В список вошли: Низами Пашаев (Азербайджан), Ирина Кулеша, Анастасия Новикова, Андрей Рыбаков (все — Беларусь), Цао Лэй, Чэнь Сеся, Лю Чуньхун (все — Китай), Мария Грабовецкая, Майя Манеза, Ирина Некрасова, Владимир Седов (все — Казахстан), Хаджимурат Аккаев, Дмитрий Лапиков (оба — Россия), Наталья Давыдова, Ольга Коробка (обе — Украина). Таким образом, после трёх волн перепроверок проб с Игр-2008 допинг был обнаружен у 25 тяжелоатлетов, включая 16 чемпионов и призёров игр[2][9].
31 августа 2016 года Международный олимпийский комитет аннулировал результаты Александра Дудогло (Молдавия), Надежды Евстюхиной (Россия), Марины Шаиновой (Россия), Интигама Заирова (Азербайджан), Тиграна Мартиросяна (Армения). Марина Шаинова лишена серебряной медали в категории до 58 кг, Надежда Евстюхина лишена бронзовой медали в категории до 75 кг, Тигран Мартиросян лишен бронзовой медали в категории до 69 кг[1][10]
Напишите отзыв о статье "Тяжёлая атлетика на летних Олимпийских играх 2008"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.olympic.org/news/ioc-sanctions-six-athletes-for-failing-anti-doping-tests-at-beijing-2008 Информация на сайте МОК]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 [www.iwf.net/2016/08/24/public-disclosures-5/ Информация на сайте IWF]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.iwf.net/2016/06/18/public-disclosures-2/ Информация на сайте IWF]
- ↑ 1 2 3 [www.olympic.org/news/ioc-sanctions-turkish-weightlifter-for-failing-anti-doping-test-at-beijing-2008 Информация на сайте МОК]
- ↑ 1 2 3 4 [www.iwf.net/2016/07/07/public-disclosures-3/ Информация на сайте IWF]
- ↑ 1 2 3 [www.olympic.org/news/ioc-sanctions-four-athletes-for-failing-anti-doping-tests-at-beijing-2008-and-london-2012 Информация на сайте МОК]
- ↑ [www.championat.com/other/news-2498154-proby-tjazheloatletok-shainovoj-i-evstjuhinoj-s-oi-2008-okazalis-polozhitelnymi.html IWF подтвердила положительные пробы тяжелоатлеток Шаиновой и Евстюхиной]
- ↑ [www.championat.com/other/news-2513928-bronzovyj-prizer-olimpiady-martirosjan-sdal-polozhitelnuju-doping-probu.html Допинг-проба призёра Олимпиады-2008 Мартиросяна оказалась положительной]
- ↑ [www.championat.com/other/news-2558644-iwf-oglasila-spisok-15-tjazheloatletov-v-probah-kotoryh-s-oi-2008-najden-doping.html IWF огласила список 15 тяжелоатлетов, в пробах которых с ОИ-2008 найден допинг]
- ↑ [www.championat.com/other/news-2565742-mok-lishil-medalej-olimpijskih-igr-2008-evstjuhinu-shainovu-i-firovu.html МОК дисквалифицировал призёров Игр-2008 Евстюхину, Шаинову и Фирову]
Ссылки
- [en.beijing2008.cn/sports/weightlifting Тяжёлая атлетика на официальном сайте Игр] (англ.) (кит.) (фр.)
| ||||||||
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Тяжёлая атлетика на летних Олимпийских играх 2008
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
