Тяжельников, Иван Иванович

Иван Иванович Тяжельников
генерал И. И. Тяжельников. Литография по рисунку П. Ф. Бореля
Дата рождения	1802(1802)
Дата смерти	23 февраля 1869(1869-02-23)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Могилевский пехотный полк, 2-я бригада 23-й пехотной дивизии
Сражения/войны	Польская кампания 1831 года, Венгерский поход 1849 года, Крымская война
Награды и премии	Орден Святой Анны 3-й ст. (1831), Орден Святой Анны 2-й ст. (1831), Virtuti Militari 3-й ст. (1831), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1840), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1841), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1849), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1857), Орден Святой Анны 1-й ст. (1864)

Иван Иванович Тяжельников (1802—1869) — генерал-лейтенант, участник Крымской войны.

Биография

Родился в 1802 году. Образование получил в частном учебном заведении и в 1815 году вступил на военную службу подпрапорщиком в Выборгский пехотный полк, 22 марта 1818 года произведён в прапорщики.

В 1831 году Тяжельников находился в польском походе, сражался с инсургентами у Праги, под Куфлевым, Минском, Ендржиевом и Остроленкой. За отличие был награждён польским знаком отличия за военное достоинство («Virtuti Militari») 3-й степени и орденами св. Анны 3-й степени с бантом и св. Анны 2-й степени (императорская корона к этому ордену пожалована в 1849 году).

В 1836 году получил чин подполковника и в 1847 году — полковника. В 1849 году принимал участие в Венгерском походе и сражался под Вайценом, Дебреценом и Гросс-Вардейне, за отличие награждён орденом св. Владимира 3-й степени с мечами.

С началом Восточной войны Тяжельников был назначен командиром Могилевского пехотного полка и во главе его отличился при штурме турецких укреплений у мыса Четати, 11 марта 1854 года за отличие был произведён в генерал-майоры. Затем он находился в составе Севастопольского гарнизона.

В 1855 году назначен командиром 2-й бригады 23-й пехотной дивизии и на этой должности находился до 1860 года, когда был определён состоять по армейской пехоте. С 1863 года был помощником начальника 37-й пехотной дивизии. 22 марта 1868 года произведён в генерал-лейтенанты и зачислен в запас по армейской пехоте. Скончался 23 февраля 1869 года.

Среди прочих наград Тяжельников имел ордена св. Георгия 4-й степени, пожалованный ему 5 декабря 1841 года за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах (№ 6484 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова), св. Станислава 2-й степени (1840 год, императорская корона к этому ордену пожалована в 1843 году), св. Станислава 1-й степени (1857 год) и св. Анны 1-й степени с мечами (1864 год, императорская корона к этому ордену пожалована в 1864 году).

Его сын, Аркадий в 1854 году в чине подпоручика за отличие при переправе через Дунай был награждён орденом св. Георгия 4-й степени; другой сын, Иван, был генерал-лейтенантом и начальником 4-й пехотной дивизии. Внук Михаил с отличием участвовал в Первой мировой войне и во время Гражданской войны был Черноморским губернатором.

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. М., 2009
• Ежегодник русской армии на 1870 год. Часть II. СПб., 1870
• Список генералам по старшинству. Исправлено по 17 февраля. СПб., 1856. — С. 451.
• Список генералам по старшинству. Исправлено по 1 февраля. СПб., 1869. — С. 477.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

Отрывок, характеризующий Тяжельников, Иван Иванович

– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.