Тяжёлая атлетика на летних Олимпийских играх 1976
Поделись знанием:
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
Соревнования по тяжёлой атлетике на летних Олимпийских играх 1976 года проходили с 18 по 27 июля в специально переоборудованном ледовом дворце «Сен-Мишель арена» в Монреале. В них приняли участие 173 атлета из 46 стран. Впервые тяжелоатлеты соревновались на Олимпийских играх в двоеборье (рывок и толчок) после отмены третьего вида упражнений — жима. Также впервые на соревнованиях по тяжёлой атлетике был проведён допинг-контроль, в результате чего 6 спортсменов, включая 2 чемпионов и 1 призёра Игр, были уличены в применении допинга и дисквалифицированы.
В рамках олимпийского турнира были разыграны и медали 50-го чемпионата мира по тяжёлой атлетике.
Медалисты
| Категория | Золото | Серебро | Бронза |
| До 52 кг |  Александр ВоронинСССР |
 Дьёрдь КёсегиВенгрия |
 Мохаммед НасириИран |
| До 56 кг |  Норайр НурикянБолгария |
 Гжегож ЧураПольша |
 Кэнкити АндоЯпония |
| До 60 кг | Николай Колесников СССР |
Георгий Тодоров Болгария |
Кадзумаса Хираи Япония |
| До 67,5 кг | Пётр Король СССР |
 Даниэль Сене Франция |
Казимеж Чарнецкий Польша |
| До 75 кг | Йордан Митков Болгария |
Вардан Милитосян СССР |
 Петер Венцель ГДР |
| До 82,5 кг | Валерий Шарий СССР |
Трендафил Стойчев Болгария |
Петер Бацако Венгрия |
| До 90 кг | Давид Ригерт СССР |
 Ли Джеймс США |
Атанас Шопов Болгария |
| До 110 кг | Юрий Зайцев СССР |
Крыстю Семерджиев Болгария |
Тадеуш Рутковский Польша |
| Свыше 110 кг | Василий Алексеев СССР |
Герд Бонк ГДР |
Хельмут Лош ГДР |
Командный зачёт
| Место | Страна | 
|
|
|
Всего |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | СССР |
7 | 1 | 0 | 8 |
| 2 | Болгария |
2 | 3 | 1 | 6 |
| 3 | ГДР |
0 | 1 | 2 | 3 |
| 3 | Польша |
0 | 1 | 2 | 3 |
| 5 | Венгрия |
0 | 1 | 1 | 2 |
| 6 | США |
0 | 1 | 0 | 1 |
| 6 | Франция |
0 | 1 | 0 | 1 |
| 8 | Япония |
0 | 0 | 2 | 2 |
| 9 |  Иран |
0 | 0 | 1 | 1 |
Результаты
До 52 кг
| 1. | Александр Воронин | СССР | 242,5 (105 + 137,5)[1] |
| 2. | Дьёрдь Кёсеги | Венгрия | 237,5 (107,5 + 130) |
| 3. | Мохаммед Нассири | Иран | 235 (100 + 135) |
| 4. | Такэути Масамото | Япония | 232,5 (105 + 127,5) |
| 5. | Франсиско Касамайор | Куба | 227,5 (100 + 127,5) |
| 6. | Штефан Лелетко | Польша | 220 (95 + 125) |
До 56 кг
| 1. | Норайр Нурикян | Болгария | 262,5 (117,5 + 145) | мировой рекорд по сумме упражнений |
| 2. | Гжегош Чура | Польша | 252,5 (115 + 137,5) | |
| 3. | Кэнкити Андо | Япония | 250 (107,5 + 142,5) | |
| 4. | Лешек Скорупа | Польша | 250 (112,5 + 137,5) | |
| 5. | Имре Фёльди | Венгрия | 245 (105 + 140) | |
| 6. | Бернхард Бахфиш | ФРГ | 242,5 (105 + 137,5) |
До 60 кг
| 1. | Николай Колесников | СССР | 285 (125 + 160) |
| 2. | Георгий Тодоров | Болгария | 280 (122,5 + 157,5) |
| 3. | Кадзумаса Хираи | Япония | 275 (125 + 150) |
| 4. | Сайто Такаси | Япония | 262,5 (110 + 152,5) |
| 5. | Эдвард Вейц | Израиль | 262,5 (110 + 152,5) |
| 6. | Давуд Малеки | Иран | 260 (115 + 145) |
До 67,5 кг[2]
| 1. | Пётр Король | СССР | 305 (135 + 170) |
| 2. | Даниэль Сенэ | Франция | 300 (135 + 165) |
| 3. | Казимеж Чернецкий | Польша | 295 (130 + 165) |
| 4. | Гюнтер Амбрасс | ГДР | 295 (125 + 170) |
| 5. | Яцуо Сакаимая | Япония | 292,5 (127,5 + 165) |
| 6. | Роберто Уррутиа | Куба | 292,5 (130 + 162,5) |
До 75 кг
| 1. | Йордан Митков | Болгария | 335 (145 + 190) |
| 2. | Вартан Милитосян | СССР | 330 (145 + 185) |
| 3. | Петер Венцель | ГДР | 327,5 (145 + 182,5) |
| 4. | Вольфганг Хюбнер | ГДР | 320 (142,5 + 177,5) |
| 5. | Арво Ала-Пёнтиё | Финляндия | 315 (137,5 + 177,5) |
| 6. | Андраш Штарк | Венгрия | 315 (140 + 175) |
До 82,5 кг[3]
| 1. | Валерий Шарий | СССР | 365 (162,5 + 202,5) |
| 2. | Трендафил Стойчев | Болгария | 360 (162,5 + 197,5) |
| 3. | Петер Бацако | Венгрия | 345 (157,5 + 187,5) |
| 4. | Николаос Илиадис | Греция | 340 (150 + 190) |
| 5. | Юхани Авеллан | Финляндия | 330 (145 + 185) |
| 6. | Стефан Якобссон | Швеция | 317,5 (147,5 + 170) |
До 90 кг[4]
| 1. | Давид Ригерт | СССР | 382,5 (170 + 212,5) |
| 2. | Ли Джеймс | США | 362,5 (165 + 197,5) |
| 3. | Атанас Шопов | Болгария | 360 (155 + 205) |
| 4. | Дьёрдь Рехуш-Узор | Венгрия | 350 (157,5 + 192,5) |
| 5. | Петер Петцольд | ГДР | 345 (152,5 + 192,5) |
| 6. | Альберто Бланко | Куба | 345 (152,5 + 192,5) |
До 110 кг[5]
| 1. | Юрий Зайцев | СССР | 385 (165 + 220) |
| 2. | Красто Семерджиев | Болгария | 385 (170 + 215) |
| 3. | Тадеуш Рутковский | Польша | 377,5 (167,5 + 210) |
| 4. | Пьер Гурье | Франция | 372,5 (157,5 + 215) |
| 5. | Юрген Цицке | ГДР | 372,5 (162,5 + 210) |
| 6. | Хавьер Гонсалес | Куба | 365 (160 + 205) |
Свыше 110 кг[6]
| 1. | Василий Алексеев | СССР | 440 (185 + 255) | мировой рекорд в толчке |
| 2. | Герд Бонк | ГДР | 405 (170 + 235) | |
| 3. | Хельмут Лош | ГДР | 387,5 (165 + 222,5) | |
| 4. | Ян Наги | Чехословакия | 387,5 (160 + 227,5) | |
| 5. | Брюс Вильхельм | США | 387,5 (172,5 + 215) | |
| 6. | Герардо Фернандес | Куба | 365 (165 + 200) |
Напишите отзыв о статье "Тяжёлая атлетика на летних Олимпийских играх 1976"
Примечания
- ↑ В скобках указаны результаты в рывке и в толчке.
- ↑ В этой весовой категории лучший результат (307,5 кг) показал польский атлет Збигнев Качмарек, но он был уличён в применении допинга, дисквалифицирован и лишён золотой медали.
- ↑ В этой весовой категории второй результат (362,5 кг) показал болгарский атлет Благой Благоев, но он был уличён в применении допинга, дисквалифицирован и лишён серебряной медали.
- ↑ В этой весовой категории пятый результат (345 кг) показал американский атлет Филип Грипальди, но он был уличён в применении допинга и дисквалифицирован.
- ↑ В этой весовой категории лучший результат (400 кг) показал болгарский атлет Валентин Христов, но он был уличён в применении допинга, дисквалифицирован и лишён золотой медали. Также был уличён в употреблении допинга и дисквалифицирован, показавший пятый результат (375 кг) американец Марк Кэмерон.
- ↑ В этой весовой категории шестой результат (385 кг) показал чехословацкий атлет Петр Павласек, но он был уличён в применении допинга и дисквалифицирован.
Ссылки
- [www.shtanga.kcn.ru/olimp80.htm Тяжёлая атлетика на XXII Олимпийских играх]
- [temych2000.narod.ru/sports/liter/Olimp_XXI_XXIII.html XXI Олимпийские игры Монреаль, 1976]
| ||||||||
| ||||||||
|
Это заготовка статьи об Олимпийских играх. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Тяжёлая атлетика на летних Олимпийских играх 1976
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
