Тяжёлые крейсера типа «Де Мойн»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px; font-size: 120%; background: #A1CCE7; text-align: center;">Тяжёлые крейсера типа «Де Мойн»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:4px 10px; background: #E7F2F8; text-align: center; font-weight:normal;">Des Moines-class heavy cruisers</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
Тяжёлый крейсер «Де Мойн»
</th></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Проект</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Страна</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Предшествующий тип</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> «Орегон» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Последующий тип</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> нет </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Годы в строю</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1948–1975 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Построено</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 3 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Сохранено</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Отменено</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 9 </td></tr>

<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Основные характеристики</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Водоизмещение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Стандартное — 15 653 т,
полное — 18 991 т </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 213,36 м / 218,39 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Ширина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 22,96 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Осадка</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 7,92 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Бронирование</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Пояс — 152…88 мм (только напротив МКО);
погреба ГК — 102 мм;
палуба — 89+25 мм;
башни ГК: лоб — 203 мм,
борт — 95 мм,
крыша — 102 мм;
барбеты — 160 мм;
рубка — 165…140 мм </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Двигатели</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 ТЗА General Electric </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Мощность</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 120 000 л. с. </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Скорость хода</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 33 узла </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Дальность плавания</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 10 500 морских миль на 15 узлах </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Экипаж</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1799 человек </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Вооружение</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 3 × 3 — 203-мм/55,
6 × 2 — 127-мм/38 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Зенитная артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 12 × 2 — 76-мм/50,
24 × 1 — 20-мм/70 </td></tr>

Тяжёлые крейсера типа «Де Мойн» — тип тяжёлых крейсеров флота США времён Второй мировой войны. Всего было заказано 12 единиц, до конца войны успели заложить 4, в итоге построено 3 единицы: «Де Мойн» (CA-134 Des Moines), «Салем» (CA-139 Salem), «Ньюпорт Ньюс» (CA-140 Newport News). «Даллас» (CA-148 Dallas) не был достроен.

Представляли собой значительно усовершенствованный вариант крейсеров типа «Орегон». Отличительной особенностью этих крейсеров были артиллерийские установки главного калибра с полностью автоматическим, раздельно-гильзовым заряжанием.





История создания

В ходе Второй Мировой Войны, в США и Великобритании уделяли значительное внимание повышению эффективности артиллерийского вооружения крупных кораблей за счёт увеличения их скорострельности, и соответственно — огневой производительности. Этого можно было достичь, заменив ручные процессы в заряжании орудий автоматическими, полностью механизированными.

Практическая реализация идеи автоматически перезаряжаемого тяжелого орудия столкнулась с множеством технических сложностей; требовалось автоматизировать с приемлемой степенью надежности значительное количество операций по выбору снаряда, подаче его из погребов в башню, размещению снаряда и заряда на подающем лотке, открытии и закрытии затвора, извлечению отстреленной гильзы. Кроме того, во время военных действий большее внимание уделялось модернизации уже существующих вооружений, чем созданию концептуально новых орудий с неясными результатами. В результате, разработка 203-мм и 152-мм автоматических тяжелых орудий, начатая американцами ещё до войны, затянулась.

В 1943 году, инженеры завершили проектирование нового 203-мм 55-калиберного орудия с автоматическим заряжанием, втрое более скорострельного чем прежние. Орудие успешно прошло испытания; в связи с этим, конгресс США одобрил проектирование нового поколения тяжелых крейсеров, вооруженных подобными орудиями. По мнению адмиралов, тяжелые крейсера, вооруженные новыми скорострельными пушками, не превышали бы по размерам и водоизмещению уже существующие — но их высокая огневая производительность давала бы им решающее преимущество в сражении с любым японским тяжелым крейсером. Вплоть до 1944 года, Япония все ещё сохраняла значительный флот своих тяжелых крейсеров, и американцы желали создать корабли, способные заведомо превосходить японские по огневой мощи, при этом не более крупные чем обычные тяжелые крейсера. Рабочий проект под названием «CA 139—142, 134 — 8»/55 Rapid Fire Cruisers[1]" был утвержден Бюро Кораблестроения в январе 1944[2].

Конструкция

Крейсера типа «Де Мойн» были разработаны на базе предшествующих американских тяжелых крейсеров типа «Балтимор» и «Орегон Сити»; они имели аналогичную конструкцию корпуса, но были длиннее на 10 метров, шире и имели чуть меньшую осадку. Их стандартное водоизмещение достигало 17225 тонн и при полной загрузке составляло примерно 20900 тонн.

За счет увеличения длины, крейсера типа «Де Мойн» имели более вытянутые обводы корпуса в носовой части, по сравнению с предшественниками. Их полная длина составляла 218 метров, ширина — 23 метра, и осадка — 7,9 метров. Они были самыми крупными крейсерами с 203-мм артиллерией, спроектированными в период Второй Мировой.

Архитектура их корпуса во многом напоминала архитектуру предшествующих крейсеров типа «Орегон Сити», с единственной дымовой трубой и сгруппированными вокруг неё пирамидальными надстройками. Единственным отличием было то, что надстройки крейсеров типа «Де Мойн» были несколько ниже и чтобы расположить артиллерийские дальномеры на той же высоте, что и у прежних типов, они были смонтированы на высоких конических башнях. Крейсера были оснащены двумя трубчатыми мачтами, предназначавшимися для размещения радарных антенн.

Вооружение

Главный калибр

Принципиальным новшеством в конструкции крейсеров типа «Де Мойн» была их артиллерия главного калибра. Крейсера несли по три трёхорудийные артиллерийские установки 8"/55RF[3] Mark-16, оснащенные полностью механизированным заряжанием. Снаряд и гильзовый заряд подавались раздельно двумя элеваторами по бокам от каждого орудия; маятниковый механизм последовательно подавал на лоток сначала снаряд, потом заряд, загоняемые в ствол гидравлическим прибойником (который также обеспечивал после выстрела извлечение отстреленной гильзы). Теоретический темп стрельбы составлял 10 выстрелов в минуту на орудие. Интересно, что несмотря на высокую сложность и требовательность, установки Mark-16 были очень надежны и на учебных стрельбах регулярно демонстрировали максимальную скорость ведения огня.

Орудия этого типа имели калибр 203 миллиметра и длину ствола 55 калибров (11,405 метра); каждое орудие весило 17,14 тонн. Они стреляли «сверхтяжелым» 152-килограммовым бронебойным снарядом на расстояние до 27500 метров с начальной скоростью 762 метра в секунду. Предельный угол возвышения составлял 41 градус. Помимо бронебойных, в боекомплекте также имелись фугасные снаряды весом 118 кг, запускаемые с начальной скоростью 837 метров в секунду и несущие заряд в 9,7 килограмм взрывчатки. Боезапас на орудие полагался в 150 бронебойных и фугасных снарядов, то есть на 10 минут интенсивной стрельбы.

На расстоянии в 20000 метров, бронебойный снаряд этого орудия мог пробить 150 миллиметровой толщины вертикальную броневую плиту. При падении под углом 54,7 градусов (на максимальной дистанции) снаряд мог пробить 102 миллиметровую горизонтальную плиту.

Теоретически, эти орудия могли быть также применены для противовоздушной обороны, хотя их эффективность в подобной роли была под вопросом.

Универсальная артиллерия

Универсальное вооружение крейсеров состояло из шести спаренных 127-миллиметровых 38-калиберных установок Mark 32 Mod 0, расположенных ромбически. Одна установка была смонтирована в передней части надстройки, стреляя поверх носовой возвышенной башни главного калибра; на каждом борту располагались по две установки, и ещё одна установка была смонтирована в задней части надстройки, стреляя поверх кормовой системы главного калибра. Таким образом, крейсер мог нацелить восемь 127-миллиметровых орудий на каждый борт, и по шесть прямо вперед или прямо назад.

Несколько устаревшие к концу войны, установки Mark 32 Mod 0, тем не менее, по-прежнему были эффективным средством противовоздушной обороны корабля. Они представляли собой улучшенную версию стандартной Mark 30, широко применявшейся в течение всей войны. Темп стрельбы в 15-22 снарядов в минуту и применение новых снарядов с радиовзрывателем AAVT 31, позволяли крейсерам типа «Де Мойн» обеспечить себе эффективную дальнюю противовоздушную оборону, поражая самолеты на высоте до 12 километров. Эффективность Mark 32 Mod 0 против неприятельских кораблей была несколько ниже из-за малой начальной скорости снаряда.

Зенитная артиллерия

Существенно усилена была противовоздушная оборона новых крейсеров. Опыт действий против японских летчиков-камикадзе в 1944—1945 годах убедил американский флот в том, что используемые для ближней ПВО 40-миллиметровые орудия «Бофорс» и 20-миллиметровые орудия «Эрликон» недостаточно эффективны против этой угрозы; их снаряды были слишком легкими, чтобы единичными попаданиями разрушить самолет-камикадзе, времени же на продолжительный обстрел при подобном виде атаки не было.

Чтобы решить проблему, ВМФ США в спешке разработал новое 76-миллиметровое 50-калиберное скорострельное орудие Mark 27. Разработанная специально для поражения скоростных воздушных целей, установка выпускала от 45 до 50 снарядов в минуту; её 5,9-килограммовые снаряды, оснащенные радиовзрывателями, могли эффективно остановить пилотов-камикадзе или пикирующие на корабль бомбардировщики. Потолок по воздушному противнику составлял 9700 метров. Орудие не успело к окончанию Второй Мировой Войны, но интенсивно применялось после.

Крейсера типа «Де Мойн» были оснащены двенадцатью спаренными установками Mark 27. Две установки располагались одна за другой в носовой оконечности; ещё по четыре было установлено на пилонах справа и слева от надстройки (стреляя поверх башен 127-мм орудий). Две последние Mark 27 были размещены по бокам от подъемного крана гидросамолетов в кормовой оконечности. Таким образом, обеспечивались эффективные сектора огня.

Дополнительное противовоздушное вооружение составляли 24 автопушки «Эрликон», расставленные на крыше надстройки и на палубе между орудийными установками.

Радиоэлектронное оборудование

Крейсера типа «Де Мойн» несли развитое радиоэлектронное оснащение и оборудование, воплощавшее все новейшие идеи американского флота. На его носовой мачте был установлен двухкоординатный радар обнаружения воздушных целей AN/SPS-12 (модификация SPS-6), способный обнаруживать летящие на большой высоте самолеты на расстоянии до 300 километров. Так как этот радар мог определять только направление на цель и дистанцию до цели, его дополнял установленный на кормовой мачте крейсера трехкоординантный радар AN/SPS-8, способный определять и высоту цели.

Управление огнём главного калибра осуществлялось с помощью двух оптических директоров Mk54, дополненных установленными поверх них радарами . Mark 25. С их помощью осуществлялось определение направления на цель, расстояния до цели, в том числе при ограниченной видимости. Оба директора главного калибра были установлены на высоких пилонах на крыше носовой и кормовой надстройки.

Универсальная артиллерия наводилась на цель с помощью четырёх директоров Mk37 с радарами Mark 25. Директоры располагались ромбом; один на крыше мостика, два по бокам в центре надстройки, и один на крыше кормовой надстройки. Это была весьма совершенная по меркам времени система управления зенитным огнём, способная поражать любые существующие на тот момент модели винтовых самолетов. Радиус действия радара Mark 25 составлял порядка 50 километров; он мог определить дистанцию до воздушной цели с точностью до 18 метров.

Выдача целеуказания зенитной артиллерии осуществлялась с помощью четырёх директоров Mark 56, оснащенных радарами Mark 35. Системы располагались на высоких пилонах по углам надстройки.

Авиационное оснащение

По первоначальному проекту, крейсера типа «Де Мойн» должны были получить обычное для американских крейсеров авиационное оснащение в виде двух гидросамолетов для разведки и целеуказания. Как и на предыдущих типах американских тяжелых крейсеров, ангар располагался под палубой в корме; самолеты должны были запускаться с двух поворотных гидравлических катапульт, и подниматься на борт после приводнения с помощью подъемного крана.

Однако, в процессе строительства, появилась более эффективная альтернатива традиционной гидроавиации в виде вертолетов. Крейсера типа «Де Мойн» стали первыми, изначально проектировавшимися с расчетом на базирование вертолета «Сикорский» HO2S вместо обычных гидропланов. В результате, катапульты так никогда и не были на них установлены; предназначенное для них место переделали под вертолетную площадку. Подъемный кран на корме использовали для подъёма и спуска катеров.

Бронирование

Броневой пояс тяжелых крейсеров типа «Де Мойн» тянулся от барбета носовой башни и до барбета кормовой, прикрывая всю цитадель и машинные отделения крейсера. Его максимальная толщина составляла 150 миллиметров; в оконечностях, пояс сужался до 80-100 миллиметров. Сверху цитадель крейсера прикрывала броневая палуба толщиной 75 миллиметров, поверх которой (как на линейных кораблях) устанавливалась «взводящая» палуба толщиной в 25 миллиметров, предназначенная для того, чтобы заставлять сработать взрыватели бронебойных снарядов до того, как они пробьют основную палубу.

Броневые башни крейсера были защищены плитами максимальной толщиной в 200 миллиметров (лобовыми). Бронирование задней стороны башен не превышало 50 миллиметров. Барбеты защищались плитами в 160 миллиметров толщиной. Боевая рубка защищалась 165 миллиметровыми плитами.

Броневая защита крейсера дополнялась очень толстыми (до 20 мм) внутренними переборками, изготовленными из стали STS. Толщина переборок способствовала удержанию осколков от разорвавшихся внутри корпуса снарядов, и помогала локализовать ущерб.

В целом, бронирование крейсеров типа «Де Мойн» было вполне адекватно требованиям времени. Оно предоставляло защиту жизненно важных частей от бронебойных снарядов 203-мм 50-калиберной японской пушки Тип 3 — стоявшей на большинстве японских тяжелых крейсеров — на дистанциях более 12000 метров.

Силовая установка

Крейсера приводились в движение четырьмя турбозубчатыми агрегатами производства «Дженерал Электрик», работавшими на четыре винта. Общая мощность силовой установки, питаемой четырьмя котлами, достигала 120000 лошадиных сил. Большие размеры корпуса новых крейсеров типа «Де Мойн» и их значительная ширина позволили разместить силовую установку очень рационально, установив по одной турбине и одному котлу в каждом из четырёх отдельных отсеков; тем самым достигалась высокая живучесть силовой установки. Скорость на пробе составила 32,5 узла[4], или на 0,5 узлов меньше, чем у предыдущего типа «Орегон Сити». Дальность плавания экономическим 15-узловым ходом составляла 19400 километров.

В серии

«Де Мойн» — заложен 28 мая 1945 г., спущен 27 сентября 1946 г., вошёл в строй 16 ноября 1948 г.

«Салем» — заложен 4 июля 1945 г., спущен 27 марта 1947 г., вошёл в строй 14 мая 1949 г.

«Ньюпорт Ньюс» — заложен 1 октября 1945 г., спущен 6 марта 1948 г., вошёл в строй 29 января 1949 г.

Ещё один крейсер — CA-140 «Dallas» — был заложен 15 октября 1945 года, но в июне 1946 заказ был отменен, и корпус, находившийся в очень низкой степени готовности (менее 28 %), разобран. Согласно первоначальным планам предполагалось заложить ещё восемь крейсеров этого типа под номерами CA-141, CA-142, CA-143, CA-149, CA-150[5], CA-151, CA-152 и CA-153 — но ни один из них не был даже заложен к моменту отмены программы.

Служба

Крейсера типа «Де Мойн» стали последними чисто артиллерийскими крейсерами, пополнившими американский флот после Второй Мировой Войны. Первоначально предполагалось построить двенадцать крейсеров этого типа, призванных заменить крейсера военной постройки, но после окончания военных действий программу сократили; в итоге были заложены только четыре крейсера этого типа, из которых достроены лишь три.

Будучи новейшими тяжелыми кораблями американского флота, крейсера типа «Де Мойн» не приняли участия в войне в Корее; командование американского флота предпочитало использовать для огневой поддержки войск более старые корабли, сохраняя новейшие тяжелые крейсера на боевом дежурстве в стратегически важном регионе Средиземного Моря. Их основной задачей являлось эскортирование авианосных соединений, в основном в составе 6-го флота. Все три крейсера побывали флагманами 6-го (Средиземноморского) флота в 1950-х, причем «Де Мойн» оставался в этой роли до 1961 года. «Салем» в 1953 году был одним из первых кораблей, поспешивших на помощь пострадавшим от катастрофического землетрясения Ионическим островам.

В конце 1950-х, по мере развития палубной реактивной авиации, управляемых ракет и тактического атомного оружия, американский флот начал воспринимать все артиллерийские крейсера — даже новейшие — как устаревшие морально, не приспособленные к требованиям современного конфликта. В 1959 году, был выведен в резерв «Салем»; первоначально предполагалось списать крейсер в 1958, но произошла задержка из-за ливанского кризиса. В 1961 был разукомплектован и поставлен в резерв «Де Мойн».

Оставшийся на боевом дежурстве «Ньюпорт Ньюс» был модернизирован в январе-феврале 1962, и укомплектован как флагманский корабль 2-го (Атлантического) флота. Крейсер принял участие в поддержании блокады Кубы во время Карибского Кризиса; патрулируя в кубинских водах, крейсер заставил изменить курс несколько советских кораблей, пытавшихся пройти к острову. Дальнейшая карьера корабля — с 1963 по 1967 год — прошла в основном в учениях, не считая участия в кризисных событиях в Доминиканской Республике в 1965.

Вьетнамская Война

К началу Вьетнамской Войны, «Ньюпорт Ньюс» был одним из немногих чисто артиллерийских крейсеров, ещё остававшихся на вооружении флота Соединенных Штатов. Начало военных действий выявило значительную потребность в тяжелых артиллерийских кораблях для огневой поддержки войск; авиация не могла оказывать немедленную поддержку, управляемое ракетное оружие того времени было ещё слишком несовершенным, и американское правительство не хотело применять тактическое ядерное оружие в локальных конфликтах, опасаясь нового роста враждебности в отношениях с СССР. 1 сентября 1967 года, «Ньюпорт Ньюс» передал флаг командира 2-го флота на легкий крейсер «Спрингфилд» и направился во Вьетнам.

Первые в своей истории боевые стрельбы крейсер провел 5 октября 1967 года, обстреливая вьетнамское побережье. Он активно задействовался в рамках операции «Морской Дракон» — операции ВМФ США по пресечению каботажного судоходства у берегов Вьетнама — проведя 156 боевых стрельб, и обстреляв при этом 352 цели. 19 декабря 1967 года, крейсер ввязался в ожесточенную перестрелку одновременно с 28 вьетнамскими береговыми батареями; несмотря на интенсивный обстрел, «Ньюпорт Ньюс» не получил ни единого попадания. По завершению этой операции, «Ньюпорт Ньюс» в мае 1968 вернулся в Норфолк для пополнения запасов и планового ремонта.

Вторая вьетнамская служба крейсера проходила с декабря 1968 по июнь 1969. Во время неё, крейсер в основном занимался обстрелом вьетнамского побережья, оказывая огневую поддержку американским войскам.

Третья вьетнамская служба крейсера состоялась в 1972 году. Летом 1972, «Ньюпорт Ньюс», вместе с ракетными крейсерами «Оклахома Сити» и «Провиденс» принимал участие в бомбардировке порта Хайпонг; это была последняя в истории операция, во время которой несколько крейсеров вели артиллерийский обстрел наземной цели.

1 октября 1972 года, во время боевых стрельб, «Ньюпорт Ньюс» пострадал от взрыва снаряда в стволе центрального орудия возвышенной носовой башни крейсера. Дефектный взрыватель привел к взрыву снаряда прямо в момент выстрела, из-за чего погибло девятнадцать и пострадало десять моряков. Пострадавшая башня крейсера была полностью выведена из строя; обсуждался вопрос замены её на аналогичную с стоявших в резерве «Салема» или «Де Мойна», но в итоге стоимость работ была сочтена избыточной и весь остаток карьеры «Ньюпорт Ньюс» провел с бездействующей башней.

В 1973—1974, «Ньюпорт Ньюс» принимал участие в учениях, демонстрациях флага, и заграничных походах. Проведенный в 1975 году анализ состояния корабля выявил интенсивный износ основных компонентов; ремонт крейсера был сочтен неэкономичным и в 1975 году крейсер был разукомплектован и поставлен на отстой.

Планы модернизации в 1980-х

В 1981 году, Конгресс запросил командование флота о возможности реактивировать два стоявших в резерве тяжелых крейсера — «Де Мойн» и «Салем» — и модернизировать их по аналогии с линкорами класса «Айова». Предполагалось, что крейсера будут оснащены современным радиоэлектронным оборудованием, и вооружены крылатыми ракетами «Томагавк» и противокорабельными ракетами «Гарпун»; также предполагалось усилить их ПВО путём установки зенитных автопушек «Вулкан-Фаланкс». Модернизированные крейсера должны были, подобно линкорам «Айова», стать лидерами КУГ — корабельных ударных групп, соединений не-авианесущих кораблей, предназначенных для оперирования в замкнутых бассейнах и прямого контакта с неприятелем.

Проведенная флотом инспекция установила, что хотя крейсера находятся в хорошем состоянии, и могут быть модернизированы, подобная программа малоперспективна по следующим причинам:

  • Недостаточно места на палубе для установки требуемого количества пусковых установок ракет «Гарпун» и «Томагавк». Было выдвинуто предложение решить эту проблему путём демонтажа кормовой башни главного калибра, однако места все равно не хватало;
  • Броневая защита крейсеров не обеспечивает их живучести против современных противокорабельных ракет;
  • Эффективность 203-мм орудий недостаточна по сравнению с 406-мм снарядами линкоров;
  • Наконец, стоимость модернизации и обслуживания крейсеров будет почти равна стоимости аналогичных работ для линкоров типа «Айова» — при этом крейсера все равно будут значительно уступать линкорам по возможностям;

В результате, оба крейсера были оставлены в резерве флота.

В 1993 году, наиболее изношенный «Ньюпорт Ньюс» был исключен из списков и продан на лом. «Де Мойн», после неудачной попытки приобретения его как музея, был разобран на лом в 2005 году. «Салем» был в 1994 приобретен Музеем Американского Кораблестроения, и выставлен в составе экспозиции в городе Куинси, штат Массачуссетс — где он был построен более пятидесяти лет назад. В настоящее время, крейсер является популярным туристическим экспонатом; летом 2015 года планируется направить «Салем» в Бостон для капитального ремонта.

Оценка проекта

Крейсера типа «Де Мойн» завершили эволюцию тяжелого крейсера «вашингтонского» или «договорного» типа, вооруженного 203-миллиметровыми орудиями. Они также стали представителями последнего поколения тяжелых артиллерийских кораблей вообще — представленного крейсерами с перезарядкой орудий главного калибра.

На момент закладки, крейсера типа «Де Мойн» воплощали в себе лучший мировой опыт, накопленный за годы войны. Их вооружение, бронирование, противовоздушная оборона и радиоэлектронное оснащение далеко превосходили все предшествующие типы тяжелых крейсеров. Ключевым элементом проекта стали новые скорострельные орудия главного калибра с автоматической перезарядкой; огневая производительность крейсеров типа «Де Мойн» значительно превосходила все предшествующие аналоги. Фактически, в минуту «Де Мойн» выстреливал столько же снарядов главного калибра, сколько три предшествующих тяжелых крейсера типа «Балтимор» или «Орегон Сити». Один тяжелый крейсер класса «Де Мойн» — теоретически — мог вести бой с двумя обычными тяжелыми крейсерами одновременно, имея при этом хорошие шансы на победу.

Фатальным недостатком крейсеров типа «Де Мойн» стало их позднее появление. Спроектированные под занавес Второй Мировой Войны, эти новейшие тяжелые крейсера были построены лишь в небольшом количестве; американский флот имел более чем достаточно тяжелых крейсеров предшествующих серий, многие из которых были поставлены в резерв сразу после завершения строительства. К моменту же их достройки, развитие палубной авиации, ядерного и ракетного оружия поставило под вопрос необходимость в тяжелых артиллерийских кораблях как таковых. В середине 1950-х уже было ясно, что вероятность классических артиллерийских дуэлей в будущей войне на море свелась к минимуму, и основные сражения будут вестись с применением авиации, управляемых ракет и тактического ядерного оружия далеко за пределами досягаемости корабельных пушек.

Как следствие, два из трех крейсеров были выведены в резерв, прослужив немногим более десяти лет в составе флота. Только «Ньюпорт Ньюс» — изначально вследствие своей роли как флагманского корабля, а затем вследствие потребности в тяжелых артиллерийских кораблях для поддержки вьетнамских операций — оставался на вооружении до середины 1970-х. Планировавшееся перевооружение в носители управляемого ракетного оружия в начале 1980-х было отменено из-за недостаточных размеров крейсеров и высокой стоимости их эксплуатации. Тем самым, крейсера типа «Де Мойн» завершили историю тяжелых артиллерийских кораблей во флоте США.

Напишите отзыв о статье "Тяжёлые крейсера типа «Де Мойн»"

Примечания

  1. Крейсера со скорострельным вооружением
  2. [www.globalsecurity.org/military/systems/ship/ca-134.htm CA-134 Des Moines]
  3. RF — Rapid Fire, то есть «скорострельные».
  4. Cruisers, 1984, p. 481.
  5. В ряде источников упоминается, что CA-150 должен был носить имя «Даллас», но после сокращения программы это имя передали CA-140 — также недостроенному.

Ссылки

[www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/16.htm Тяжёлые крейсера типа Des Moines]

Литература

  • Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск, Харвест, 2007.
  • Патянин С. В. Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007.
  • Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995.- Annapolis, Maryland, U.S.A. : Naval Institute Press, 1996.

Отрывок, характеризующий Тяжёлые крейсера типа «Де Мойн»

«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.