Тяжёлые крейсера типа «Нью-Орлеан»
«Нью-Орлеан» — тип тяжёлых крейсеров флота США. Всего построено 7 единиц: «Нью-Орлеан» (CA-32 New Orleans), «Астория» (CA-34 Astoria), «Миннеаполис» (CA-36 Minneapolis), «Тускалуза» (CA — 37 Tuscaloosa), «Сан-Франциско» (CA-38 San Francisco), «Куинси» (CA-39 Quincy), «Винсенс» (CA-44 Vincennes). Развитие крейсеров типа «Портленд».
Содержание
История создания
|
На рубеже 1930-х годов американские ВМС получили 10 тяжёлых крейсеров типов «Пенсакола», «Нортхэмптон» и «Портленд», однако их реальные боевые качества вызывали у адмиралов чувство разочарования. Особые нарекания вызывала слабая броневая защита, которая не позволяла кораблям вступать в бой с эквивалентным противником. В результате, свои первые тяжёлые крейсера американцы называли не иначе как «жестянками». Это было тем более нетерпимо с учётом того, что эти корабли получились недогруженными, имея водоизмещение в среднем на 1000 тонн меньше, чем дозволялось Вашингтонским договором.
В феврале 1929 года Генеральный совет флота решил отказаться от дальнейшего развития проекта «Нортхэмптон» и спроектировать новый крейсер. Основным требованием было резкое улучшение броневой защиты для противостояния 203-мм снарядам на ожидаемых дистанциях боя. Первый вариант проекта был представлен в январе 1930 года и утверждён спустя два месяца.
Первоначально предполагалось заказать 5 крейсеров этого типа, но ввиду явного превосходства нового проекта над предшественниками было решено построить по нему и уже заказанные по программе 1929 года, но ещё незаложенные корабли. В итоге, американский флот получил 7 крейсеров этого типа.
Конструкция
Корабли типа «Нью-Орлеан» стали первыми американскими тяжёлыми крейсерами второго поколения. Как и в других странах, отличительной чертой новых кораблей являлось значительное усиление защиты и как следствие, более сбалансированные характеристики.
Проект был создан заново, с использованием лишь отдельных элементов от предшественников. Крейсера получили новый корпус, более узкий и короткий. Это было достигнуто за счёт перехода с эшелонного расположения энергетической установки, заимствованной у прежних типов, к линейному. Вместе с тем, это существенно снижало живучесть, так как корабль мог потерять ход от одного торпедного попадания. Высота надводного борта также снизилась, что сказалось на мореходности. Размеры и количество надстроек также были сокращены.
Благодаря принятым мерам появилась возможность резко усилить бронирование. Бортовой пояс, прикрывавший силовую установку, стал короче и толще. Впервые на «Нью-Орлеан» появляется узкий передний пояс, защищавший носовые погреба. В дальнейшем это станет характерной чертой американских крейсеров. Также впервые на американских крейсерах появились хорошо защищённые башни главного калибра — их лобовая броня достигла 203 мм. По расчётам жизненно важные центры «Нью-Орлеан» не должны были поражаться 203-мм снарядами в диапазоне от 6 до 11 миль.
Вооружение крейсеров осталось прежним, но 203-мм орудия Mk9 были заменены на значительно более лёгкую модель Mk12. При этом башни оказались тесными, а орудия слишком близко расположенными, что приводило к большому разбросу снарядов. Дальность стрельбы 118-кг снарядом составляла 27480 метров[1]. Универсальная батарея повторяла «Портленд», а лёгкие зенитные средства были представлены лишь крупнокалиберными пулемётами «Браунинг». Впрочем, винить проектировщиков было не в чем — никакого надёжного оружия этого типа американский флот тогда не имел. Компания «Кольт» не справилась с разработкой 37-мм орудия, а 28-мм автоматы ещё не были готовы. Торпедных аппаратов не было даже в проекте — американские специалисты считали их тактически неоправданными.
Модернизация в годы войны заключалась в установке радиолокаторов и многочисленных зенитных автоматов. К середине 1942 года все крейсера имели радары типов SC и FC. Зенитное вооружение менялось дважды. Сначала крейсера получили по 4 счетверённых установки 28-мм автоматов, прозванных на флоте «чикагскими пианино»[2]. Выявившаяся ненадёжность этого оружия вынудила заменить его на лицензионные образцы. К концу войны уцелевшие крейсера несли по 6 счетверённых 40-мм «бофорсов» и от 16 до 28 20-мм «эрликонов» в спаренных и одиночных установках. Постоянно увеличивавшийся в результате модернизаций верхний вес привёл к серьёзным проблемам с остойчивостью.
Служба
| Название | Название | Верфь | Дата закладки | Дата спуска | Ввод в строй | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|---|
| «Нью-Орлеан» | CA-32 New Orleans | 14 марта 1931 года | 12 апреля 1933 года | 15 февраля 1934 года | ||
| «Астория» | CA-34 Astoria | 1 сентября 1930 года | 16 декабря 1933 года | 28 апреля 1934 года | ||
| «Миннеаполис» | CA-36 Minneapolis | 27 июня 1931 года | 6 сентября 1933 года | 19 мая 1934 года | ||
| «Тускалуза» | CA-37 Tuscaloosa | 3 сентября 1931 года | 15 ноября 1933 года | 17 августа 1934 года | ||
| «Сан-Франциско» | CA-38 San Francisco | 9 сентября 1931 года | 9 марта 1933 года | 10 февраля 1934 года | ||
| «Куинси» | CA-39 Quincy | 15 ноября 1933 года | 19 июня 1935 года | 9 июня 1936 года | ||
| «Винсенс» | CA-44 Vincennes | 2 января 1934 года | 21 мая 1936 года | 24 февраля 1937 года |
Межвоенный период
Под командованием капитана Рида крейсер USS New Orleans совершил Трансатлантический переход к Великобритании и Скандинавии в период с мая по июнь 1934 года. Корабль посетил Стокгольм, Копенгаген, Амстердам и Портсмут, после чего возвратился в Нью-Йорк 28 июня. 5 июля крейсер USS New Orleans совершая круиз длинной в 12 000 морских миль к Гавайям, отбыл в Бальбоа, Панама, к западному входу в Панамский канал на встречу с тяжелым крейсером USS Houston, на борту которого пребывал Президент Франклин Д. Рузвельт. Также корабль принял участие в учениях с воздушным авианосцем USS Macon (ZRS-5) возле побережья Калифорнии. Тяжелый крейсер USS New Orlean. Июнь 1934 года 26 июля 1934 года корабль достиг Гонолулу. Потом корабль посетил Панаму, Кубу и вернулся в Сан-Педро (Калифорния) 7 августа 1934 года. В 1935 году крейсер USS New Orleans принимал участие в учениях возле берегов Новой Англии, в конце марта посетил родной город в честь которого был назван. Позже корабль присоединился к поисково-разведывательному флоту США Шестой дивизии, которая базировалась в Сан-Педро и действовала вдоль всего побережья Тихого океана. Пока корабль находился в порту города Новый Орлеан, он был открыт для посещения местными жителями. Вскоре после прибытия в Сан-Педро крейсер принял участие в учениях флота под названием Fleet problem XVI[3]. В июне крейсер посетил Сан-Диего для участия во впервые проводившейся «недели Флота», что представляла собой экспозицию военных кораблей под названием «Международная Тихоокеанская выставка», в которой взяло участие 114 военных кораблей флота США. С 20 августа по 7 декабря 1936 года крейсер проходил обслуживание в сухих доках Бруклинской верфи в Нью-Йорке. В начале 1937 года корабль еще раз побывал на учениях в Тихом океане. В период прохождения службы в портах Калифорнии, в 1939 году крейсер принял участие в зимних учениях в Карибском бассейне. В связи с приближением войны, 12 октября 1939 года крейсер присоединился к Гавайскому подразделению флота для участия в учениях и активном патрулировании.
Вторая Мировая война
1941-1942
Тяжелый крейсер USS New Orlean возле Эспириту-Санто в ноябре 1942 года Крейсер USS New Orleans служил в составе 6-дивизии на Тихом океане всю свою жизнь. Вместе с USS San Francisco они были единственными тяжелыми крейсерами, находившимися в Перл-Харборе 7 декабря 1941 года. В день атаки японцев на Перл-Харбор USS New Orleans двигатели корабля находились в ремонте, поэтому электричество поставлялось напрямую из порта. Пока механики пробовали запустить двигатели, экипаж на палубе противостоял японским налетчикам при помощи ружей и пистолетов. С отсутствием нормального энергообеспечения, универсальные 127-мм орудия корабля пришлось наводить и задействовать вручную, как и подносить 24-килограммовые снаряды. Несколько членов экипажа получили множественные ранения вследствие взрывов бомб возле корабля. Во время налета сам корабль серьезно не пострадал. После ремонта двигателей корабль сопровождал конвои в Пальмиру и атолл Джонстона, работая на трех из четырех двигателей. 13 января 1942 года крейсер вернулся на верфь в Сан-Франциско для окончательного ремонта двигателей, установки нового поискового радара и 20-мм зенитных орудий. 12 февраля USS New Orleans отбыл во главе эскорта по охране конвоя в порт Брисбейн (Австралия) и позже в Нумеа. После этого действовал в составе Оперативного Соединения 11. Поврежденный USS New Orleans с оторванным носом после попадания японской торпеды в гавани острова Тулаги после боя у Тассафаронга. 1 декабря 1942 года В мае 1942 года крейсер участвует в бою в Коралловом море, там он снял 580 человек с горящего USS Lexington. В июне он участвует в битве при Мидуэе. В июле крейсер входил в состав прикрытия авианосца USS Saratoga и сопровождал его на ремонт, после того, как авианосец 31 августа был торпедирован японской подлодкой. 30 ноября в составе Оперативного Соединения 67 крейсер участвовал в бою у Тассафаронга. Примерно в 23:28 японская торпеда «тип 93», выпущенная одним из японских эсминцев, угодила в USS New Orleans прямо под первую 203-мм башню ГК. Подрыв почти полутонной торпеды немедленно вызвал детонацию складированных в подбашенном отделении снарядов, что, в свою очередь, вызвало взрыв расположенной неподалеку цистерны с авиационным топливом. Удивительно, но крейсер после этого остался на плаву. Хотя и лишился носовой части, оторванной по основание второй башни главного калибра. Нос закрутило влево и ударило о корпус корабля, так как корабль продолжал двигаться по инерции. Оторванный нос в скором времени затонул. Все, находившиеся в носовой части корабля погибли мгновенно. USS New Orleans развернулся вправо, потерял управление и связь. Всего погибло 183 человека. Герберт Браун, матрос с Нью-Орлеана, описывал события после попадания торпеды так: « Мне пришлось это увидеть. Я двигался впритирку вдоль молчащей второй башни и был остановлен леером, натянутым вдоль левого борта. Слава Богу, что я был здесь, еще один мой шаг и я бы упал головой вниз в темную воду с тридцатифутовой высоты. Нос «ушёл». Сто двадцать пять футов корабля и носовая артиллерийская башня с тремя восьмидюймовыми пушками. Восемнадцать сотен тонн корабля ушло. О Боже, все те ребята, с которыми я был в учебном лагере, все ушли!.. » В сопровождении эсминца USS Maury он добрался до Тулаги, а потом через Сидней, где ему был установлен временный нос, ушел в военно-морскую верфь Puget Sound на окончательный ремонт. Вход корабля в гавань Перл-Харбора в 1943 году команды других боевых кораблей приветствовали выкрикивая имя известного индейского вождя: "Cut Nose! Cut Nose!" - "Отрубленный Нос! Отрубленный Нос!"
1943
Крейсер USS New Orleans с оторванным носом после попадания японской торпеды. Вид вблизи После возвращения 31 августа в Перл-Харбор для проведения военных учений, корабль присоединился к соединению крейсеров и эсминцев для участия в обстреле острова Уэйк 5-6 октября с целью предотвращения атак японских бомбардировщиков. Также 20 ноября крейсер принимал участие в предварительном обстреле островов Гилберта. Позже USS New Orleans оказывал прикрытие авианосцам, осуществлявшим бомбардировку восточных Маршалловых островов 4 декабря. В тот же день, во время авианалетов на вышеупомянутые острова, был торпедирован новый USS Lexington, который был назван в честь авианосца, команда которого была ранее спасена экипажем USS New Orleans в Коралловом море. Крейсер успешно эскортировал поврежденный авианосец до места капитального ремонта в Перл-Харбор, куда они прибыли 9 декабря.
1944
С 29 января, при захвате военно-морскими силами США атолла Кважелейна,USS New Orleans участвовал в обстреле Маршалловых островов. После заправки в Мажуро, 11 февраля корабль присоединился к быстроходному соединению авианосцев для набега на о.Трук, японское укрепление на Каролинских островах, которое состоялось 17-18 февраля. После бомбардировки атолла авианосцами, крейсер с остальными кораблями осуществлял патрулирование вокруг него, перехватывая сбегавшие корабли противника. В результате были потоплены легкий крейсер, эсминец, траулер, а также подводная лодка. Позже, в составе того же соединения, корабль отбыл для проведения обстрела Марианских островов, после чего вернулся в Мажуро, а затем в Перл-Харбор. Тяжелый крейсер USS New Orlean с временным носом после ремонта в Австралии На протяжении марта-апреля, крейсер USS New Orleans в составе авианосной группы продолжил обстрел Каролинских островов, после чего оказывал поддержку при высадке десанта на Голландию, на Новой Гвинее. 22 апреля обездвиженный самолет с авианосца USS Yorktown врезался в главную мачту крейсера, после чего упал в воду. Один член команды погиб, другой был тяжело ранен. Не смотря на это, корабль продолжил патрулирование вокруг Новой Гвинеи. Позже крейсер присоединился для рейда на острова Трук и Сатаван, которые были обстреляны им 30 апреля. 4 мая USS New Orleans вернулся в Мажуро. 10 июня крейсер отбыл из Кважелейна для осуществления подготовительных действий на Маршалловых островах, перед вторжением на Марианские острова. 15-16 июня USS New Orleans совершил обстрел острова Сайпан, после чего присоединился к флоту авианосцев для осуществления их прикрытия, пока они готовились к встрече с японским быстроходным флотом для битвы в Филиппинском море. В этой последней грандиозной битве авианосцев японское соединения потеряло 3 авианосца и почти все самолеты в количестве 395 штук, которые были подняты в воздух. Несколько японских самолетов смогли прорваться к союзным авианосцам, но были сбиты зенитным огнём тяжелого крейсера USS New Orleans при поддержке других кораблей эскорта. Операция по освобождению Марианских островов продолжилась, в то время как японская авиация после великой победы американцев 19-20 июня, фактически перестала существовать. Тяжелый крейсер USS New Orlean возле верфи о. Мэйр 8 марта 1945 года В августе USS New Orleans совершал патрулирование и обстрел островов Сайпан и Тиниан, после чего 13 числа вернулся в Эниветок. 28 августа корабль присоединился к авианосному соединению для рейда на о.Бонинс. 1-2 сентября корабль участвовал в обстреле Иводзимы, а также оказывал ПВО прикрытие союзных кораблей при вторжении на Палау. После пополнения припасов у острова Манус[4], корабельное соединение USS New Orleans произвело атаку на Окинаву, Формозу, а также Северный Лузон, на котором были расположены аэродромы японской авиации, части которой планировалось задействовать при высадке десанта союзников на остров Лейте 20 октября. Содействуя наземной операции, авианосное соединение крейсера USS New Orleans продолжило авианалеты на острова, а также готовилось встретить фактически последний ударный состав японского императорского флота, который был собран из последних остатков для того, чтобы одним мощным ударом переломить ход Филиппинской операции в свою пользу. 24 октября крейсер USS New Orleans продолжил свои эскортные функции в составе Оперативного Соединения 34 по охране авианосцев во время масштабного сражения в заливе Лейте, которое началось с атаки Южного японского соединения. После этого было атаковано Центральное соединение противника в Сибуянском море, и позже уничтожено Северное соединение японцев в битве у мыса Энгано, которое состояло из авиносцев-приманок для отвлечения союзных сил. Вскоре после этого, авианосцы отправились на юг для поддержки эскортных авианосцев военно-морскиз сил США в битве у острова Самар для сдерживании мощных ударных сил японцев, которые состояли из линкоров и крейсеров. В составе крейсерской эскадры адмирала ДюБоуза был потоплен поврежденный авианосец IJN Chiyoda и эсминец IJN Hatsuzuki.
1945
После пополнения боезапаса и продовольствия в Улити, крейсер USS New Orleans продолжил охранять авианосцы во время рейдов на Филиппины, а также при подготовке вторжения на остров Миндоро. В конце декабря корабль отбыл в Нью-Йорк для капитального ремонта. 18 апреля 1945 года корабль вернулся в Улити, и два дня спустя отправился для оказания огневой поддержки при высадке на Окинаву, куда прибыл 23 апреля. Спустя два месяца корабль отбыл на Филиппины для прохождения ремонта и пополнения провизии и боеприпасов. На момент окончания войны, тяжелый крейсер USS New Orleans находился на верфи в заливе Субик
Оценка проекта
Напишите отзыв о статье "Тяжёлые крейсера типа «Нью-Орлеан»"
Примечания
Ссылки
[www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/USA_WW2/06.htm Тяжёлые крейсера типа New Orleans]
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск, Харвест, 2007.
- Патянин С. В. Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1945.- Annapolis, Maryland, U.S.A. : Naval Institute Press, 1996.
- M. J. Whitley. Cruisers of World War Two. An international encyclopedia. — London, Arms & Armour, 1995.
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Тяжёлые крейсера типа «Нью-Орлеан»
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
