Метро 2033. Тёмные туннели

Метро 2033. Тёмные туннели
Автор:	Сергей Валентинович Антонов
Жанр:	постапокалиптика, фантастика
Язык оригинала:	русский
Издатель:	«Астрель»
Выпуск:	январь 2010
Страниц:	315
Носитель:	книга
ISBN:	978-5-17-065009-5, 978-5-271-26802-1
Следующая:	Питер

«Метро 2033. Тёмные тунне́ли» — фантастический роман Сергея Антонова, выпущенный в январе 2010. Вторая книга из серии Вселенная Метро 2033 о выживших в метро после ядерной войны, вдохновленной культовыми романами Дмитрия Глуховского Метро 2033 и Метро 2034. Повествует о приключениях, выпавших молодому вояке-анархисту Анатолию, со станции Гуляй-поле (Войковская), который по сюжету отправляется со своим отрядом на красную линию, чтобы уничтожить секретную лабораторию, в которой коммунисты создают в военных целях так называемых гэмэчелов (генномодифицированных людей), имеющих сверхчеловеческие способности.

Сюжет

Анархисты

Начало рассказа относится к северной части московского метро, где на трех последних станциях Замоскворецкой линии хорошо прижились анархистские идеи свободы, демократии и справедливости. Анархисты описываются как сильные, свободолюбивые, своевольные личности, сохраняющие однако организованность и слаженность, подобно хищной стае, во главе с вожаком — комендантом Гуляй Поля Нестором.

Начинается все с того, что на Гуляй-Поле прибывает Никита — седой мужчина в форме офицера НКВД, который представляется чиновником с Красной Линии и раскрывает военную тайну коммунистов — эксперименты по созданию гэмэчелов — людей не ощущающих боли, превосходящими остальных физически, без чувств, стойких к радиации и болезням, идеальных боевых биомашин. Объясняет своё предательство Никита несогласием с созданием новой расы. Никита просит Нестора отправить отряд с целью уничтожить лабораторию, обещая беспрепятственно провести отряд по Красной Линии, где о его предательстве никто не знает. Нестор созывает семерых молодых бойцов, разъясняет им задание, объясняет, почему создание новой расы противоречит анархистским идеалам, и ставит во главе отряда Анатолия, успевшего отличиться в нескольких битвах и налетах.

Поход на Лубянку

Отряд вместе с Никитой отправляется в сторону Красной Линии. В туннеле перед Белорусской их встречает Аршинов — прапорщик, держащий целый арсенал в служебных помещениях. Четвёртый Рейх отряд проходит благодаря связям Нестора с Малютой — одним из главных фашистов, у которого перед Нестором имеется должок. В туннеле между Тверской и Театральной бойцы начинают чувствовать необъяснимую тревогу, а крепкий парень Гриша отчего-то даже впадает в панику от мерещащихся ему птиц, которые якобы норовят заклевать весь отряд, и теряет сознание. На станции Площадь Маркса (Охотный Ряд) Анатолий знакомится с Еленой — девушкой, продающей идеологическую литературу — и дает отпор наглому комсомольцу, пристававшему к Елене. На Площади Маркса Никита приглашает анархистов в палатку к солидному пожилому мужчине аристократического вида, совсем не похожего на типичных жителей метро, который представляется Михаилом Андреевичем, лектором комитета партии. За сытным обедом лектор долго, но с умением рассказывает о достижениях коммунистов, однако Анатолию кажется подозрительной долгая задержка в палатке у Михаила Андреевича.

Эксперимент

В туннеле перед Дзержинской (Лубянкой), где находится лаборатория, подозрения командира оправдываются — шестеро его бойцов входят в неадекватное состояние, начинают бесконтрольно веселиться и становятся совершенно беспомощными перед красными солдатами. Красные без проблем обезоруживают их. Анатолий понимает, что его отряд отравили во время обеда, и соображать мог только он, поскольку не успел отведать угощения, задержавшись у книжного лотка. Также Анатолий узнает, что настоящее имя Михаила Андреевича — профессор Корбут, и что он и есть автор проекта ГМЧ, а Никита заманил анархистов на Красную Линию, чтобы провести над ними эти самые эксперименты.

В лаборатории семерых бойцов, находящихся под наркозом, привязывают к кушеткам и закачивают в кровь необходимые препараты, однако с Анатолием эксперимент не удаётся — он по прежнему бодрствует. Корбут объясняет возможное неожиданное действие препарата наличием язв на ногах у Анатолия, полученных от ожогов газовым химическим оружием в юности. Тем временем эксперимент с Колькой удаётся; он набрасывается на лаборантов, и его пристреливают. Анатолия, из которого Корбут оставляет попытки сделать гэмэчела, Никита отводит к выходу вентиляционной шахты, куда красные сбрасывают покойников и где он должен умереть от радиации. Он впадает в бред, находит тело Кольки и закапывает его в землю.

Путь к Аршинову

В бреду Анатолий неосознано добирается по служебным путям до перегона Маяковская — Белорусская, где встречает женщину-отшельницу, вместе с маленьким сыном, которым он помог парой патронов при прохождении отряда с Войковской. Женщину зовут Клавдия Игоревна, она оказывается вдовой полковника, военного летчика, ставшего сталкером. Клавдию Игоревну выгнали со станции вместе с семьями других сталкеров, когда те подцепили на поверхности опасную инфекцию. Клавдия Игоревна кормит Анатолия, даёт ему одежду и приводит Краба — члена преступной группировки Маяковской, который может помочь Анатолию добраться до Аршинова.

На Маяковской перед главарём бандитов Крестом Анатолий обещает Крабу шесть рожков, если они доберутся до Аршинова. На выходе с Белорусской Краб пытается незаметно обокрасть прохожего, однако его ловят и гонятся за ним и Анатолием. В туннеле из земли вылезают змеи, которые останавливают патруль и блокируют убегающих в маленькой каморке. Спасаясь от змей, беглецы находят небольшой служебный туннель и выходят на старика-наркомана Харона, который приводит их на Тимирязевскую, где обосновались сатанисты. Коготь, глава секты, постановляет принести пленников в жертву Бафомету. Краба и Толю усыпляют снадобьем и помещают в темницу. Из оков зелья их выводит пленённый человек-мутант с Филевской линии, по кличке Мобат, обладающий гипнозом. Втроём они сбегают с Тимирязевской, по пути гипнотизируя торговца Кольцевой Линии — Михаила.

По тайным ходам все они отправляются на Молодёжную, но по пути Михаил выходит из гипноза и продолжает буянить. Мобат опять гипнотизирует его, но теряет при этом последние силы и остаётся там. Краб, Анатолий и Михаил сообщают о Мобате на Молодёжной, и отряд, вернувший его на станцию, констатирует его смерть. Мутант Жабдар, начальник станции, рассказывает странникам о тоннеле, пролегающем рядом с наземными участками Филевской линии. Пройти туннель тройке помогают шерстуны — мутанты, потерявшие человеческое обличье, но разумные и дружелюбные к людям. Из туннеля отряд выходит к Киевской, где ганзейцы признают в Михаиле своего, а Толю и Краба арестовывают. Однако Михаил, который находится ещё под гипнозом Жабдара, освобождает арестантов из под стражи и даже обеспечивает их раздобытыми ганзейскими дипломатическими визами. С помощью документов двое без труда добираются по кольцу на Белорусскую, где переходят на радиальную линию и, наконец, добираются до Аршинова.

Второй поход на Лубянку

Изрядно подготовившись ко второму штурму Лубянки, Аршинов, Анатолий и Краб отправляются в Рейх, чтобы оттуда выйти на поверхность. Краб, имея возможность вернуться на родную станцию, отказывается и решает помочь анархистам. На Тверской фашист открывает им гермозатвор. Во время перехода к Лубянской Площади у Краба, который никогда не видел город разрушенным, происходит приступ паники. Справиться с тревогой ему помогает Анатолий.

Когда они почти достигают цели на поверхности, на анархистов нападает мутант, называемый москвичами птеродактилем. Отражая нападения мутанта стрельбой, тройка выдаёт себя экспедиции красных, которая состоит в переносе тела Ленина из Мавзолея на станцию Лубянка и выполнялась бывшими Толиными бойцами, а ныне гэмэчелами, под предводительством Никиты. В схватке красных с анархистами погибают все бывшие Толины бойцы кроме Сережи. Птеродактилей прилетает много, и один из них уносит раненного Краба. Никита с телом Ленина скрывается в вентиляционной шахте и запирает дверь, но Аршинов сносит её взрывчаткой.

На Лубянке Аршинов и Толя запирают Корбута в барокамере, где того ждет мучительная смерть. Но их успевает обхитрить Никита, который приставляет пистолет к Толиному лбу. В последний момент появляется Елена, которая отводит руку Никиты с пистолетом. В драке Никита смертельно ранится осколком колбы, но перед смертью успевает вонзить другой осколок в тело Елены. Чтобы спасти Елену, Аршинов освобождает полуживого Корбута, который делает Елене операцию. Во время операции Толя вынужден пристрелить Сережу.

На Дзержинской (Лубянка) Анатолий с Аршиновым угоняют старый сталинский метропаровоз, приготовленный для торжественной церемонии переноса тела Ленина, взяв с собой Корбута и раненую Елену. Паровоз мчится через станцию Проспект Маркса, срывая митинг в честь вождя русской революции. В туннеле от скорости паровоз начинает трясти, отчего Корбут падает и гибнет под колесами. В конце концов, Анархисты добираются до Полиса, где местный врач спасает Елену, а анархистам предлагают там остановиться. В своем сне Толя в очередной раз беседует с Путевым Обходчиком, который заверяет его, что задание завершено и он теперь свободный человек. Однако из разговора становится ясно, что история молодого вояки не закончилась.

Персонажи

Анатолий Томский

Главный герой, молодой анархист. Родился ещё до ядерной войны, в детстве остался без родителей и до сих пор не может забыть, как рухнул его девятиэтажный дом, в котором он жил.

Аршинов

Бывший прапорщик российской армии, один из ключевых лиц станции Войковская. Имеет мощный арсенал от ТТ до гранатомета возле Белорусской. Снаряжает отряд Толика необходимым оружием, а когда тот теряет своих бойцов — помогает закончить задание и отомстить Корбуту.

Григорий

Нестор

Атаман станции «Гуляй-поле». Переименовал станцию.

Краб

Вор. Состоит в братве у короля всех воров метро Креста. Вместе с Анатолием попадает на Тимирязевскую, Молодёжную, и сбегает с Киевской. Когда Анатолий предлагает ему уйти, (Цитата: «Мы, может, на смерть идём»), он отвечает отказом. Погибает от рук гэмэчелов. Впоследствии его уносит птеродактиль.

Никита

Перебежчик с Красной линии. Приходит к Нестору и уговаривает его пойти на разгром лаборатории на Красной линии. Предаёт бригаду Томского. Потом погибает от рук Толи.

Профессор Корбут

Михаил Андреевич Корбут — профессор, работающий над созданием ГМЧ. В качестве «материала» используются ребята из бригады Томского. Решает убить Елену, но попадает под метропаровоз.

Елена

Любовь Анатолия. Она на стороне красных и буквально помешана на том, что связано с ними. Её мечта — доставить тело Ленина из мавзолея. Лена необычайно красива и мила. Толя называет её «ангелом в красной косынке». При знакомстве с Анатолием она работает в книжной лавке на станции красных, потом же она предстаёт в образ тюремщицы, когда Анатолий с его друзьями попадает в плен.

Путевой Обходчик

По одной из легенд метро, в туннелях обитает дух старого путевого обходчика, который не обращает внимания на проходящих по туннелю людей, и, как и при жизни, осматривает рельсы. Согласно легенде, встреча с путевым обходчиком приностит удачу. Путевой обходчик является Анатолию во снах, спасает его от страхов, даёт наставления.

Отзывы

Эдуард Козлов в своей рецензии для журнала «Мир фантастики» удостоил роман положительной оценки. Он заявил, что атмосфера романа весьма точно моделирует произведения Глуховского. Рецензент сравнил сюжет произведения с квестом, отметив как остросюжетность романа, так и наличие «метаний духа» главного героя: автор рецензии отметил, что «вера Анатолия подвергается тяжким испытаниям, ибо герою предстоит на собственной шкуре узнать, что это значит на самом деле — „свободу любить“». Из недостатков были обозначены некоторая бедность языка книги, проблемы, связанные с логикой событий, а также смазанность концовки. По мнению критика, «персонажей трудно воспринимать всерьёз, как живых людей, по большей части они лишь винтики главного героя и романа». Рецензент отметил, что, несмотря на высокое качество книги в рамках жанра, «в более солидную весовую категорию мира научной фантастики пробиться ей будет непросто».

См. также

• Вселенная Метро 2033
• Метро 2033

Литература

• Ефанов, Павел Мысли в туннелях // Книжное обозрение. — 14—27 июня 2010. — № 14. — С. 15. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1609-3127&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1609-3127].

Ссылки

• [fantlab.ru/work182988 Тёмные туннели] на сайте Лаборатория фантастики

Отрывок, характеризующий Метро 2033. Тёмные туннели

Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.