Тёмные эльфы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Тёмный эльф (трилогия).

Тёмные эльфы — родственные эльфам расы разумных существ в различных фэнтезийных мирах, в основном обладающие злым мировоззрением. Часто их отделение от остальных эльфов связывается со стремлением к тёмной магии, которая извратила их. Обычно у них тёмная или синяя кожа и седые или белые волосы.[1][2][3]





В мифологии

Древнейшее упоминание тёмных эльфов встречается в «Младшей Эдде», памятнике германо-скандинавской мифологии XIII века, созданном историком и писателем Снорри Стурлусоном. В 17 главе книги «Видение Гюльви» говорится, что светлые эльфы (ljósálfar)[en] обитают на небе в месте, известном как Álfheimr (Альфхейм, др.-норв. дом эльфов, мир эльфов) и обликом прекрасны как солнце; тёмные эльфы (dökkálfar)[en] несходны с ними ни обликом, ни сутью, живут в недрах земли и черны как смола (svartari en bik). Там же упоминаются чёрные эльфы (svartálfar)[en] и место их обитания — Svartálfaheimr: в 34 главе «Видения Гюльви» говорится о том, как посланник асов Скирнир отправился под землю в Свартальвхейм, чтобы цверги («дварфы», «карлики») смастерили прочные путы для волка Фенрира; и в 43 главе книги «Язык поэзии» говорится о том, как Локи, из вредности отрезав волосы Сив, вынужден был отправиться в Свартальвхейм, чтобы цверги изготовили для неё волосы из чистого золота.

Якоб Гримм, анализируя происхождение слов эльф и дварф, приходит к выводу о тождественности цвергов и чёрных эльфов и их отличии от тёмных эльфов[4]. Вместе с тем, ссылаясь на христианское мировоззрение Снорри Стурлусона, он выдвигает гипотезу о соответствии светлых и чёрных эльфов добрым и злым духам. Также он осторожно предполагает, что тёмные эльфы на самом деле бледны «как мертвец», то есть сопоставляет их с духами умерших. Д. Линдоу в свою очередь обращает внимание на тот факт, что в «Старшей Эдде» («Речи Гримнира», стих 4) Альфхейм упомянут как личное владение Фрейра (который согласно мифологии является божеством солнечного света и лета и обладает прекрасной внешностью), таким образом, получается расхождение с «Младшей Эддой». Кроме того, Линдоу истолковывает скудость информации о тёмных эльфах у Стурлусона в пользу их тождества с дварфами[5]. К аналогичному выводу приходит и А. Лассен, исходя из того, что и светлые, и тёмные, и чёрные эльфы впервые упоминаются у Стурлусона; ещё одно упоминание встречается в эддической поэме «Предваряющая песнь (Вороново заклинание Одина)[en]», вероятно, не старше XVII века[6]. Она также склонна отождествить тёмных и чёрных эльфов с дварфами, противопоставляя их светлым эльфам. Суммируя, можно заключить, что по мнению ряда авторов свартальвы («чёрные эльфы») и доккальвы («тёмные эльфы»), живущие в подземных мирах Свартальвхейме и Нидавеллире, являются одними и теми же существами и отождествляются с их соседями цвергами («карликами»). Они скрытны, боятся солнечного света (в частности, обращаются от него камень) и относятся враждебно к людям и «светлым эльфам».

Также на формирование образа тёмных эльфов оказали влияние сказки и мифы Шетландских и Оркнейских островов, а также Шотландии и Бретани, о трау[7][8], подземных существах, способных по желанию появляться и исчезать, менять облик и рост, и также избегающих света солнца. По некоторым гипотезам, слово трау (драу) родственно слову драугр, то есть трау — духи умерших[9]. Однако в сказках шетландцев это именно волшебный народ, сродни эльфам[10], но в отличие от последних отличающийся скверным характером: жестокостью, склонностью убивать или уводить в плен.[11][1][12]

В фольклоре

В раннем Средневековье рассказы про эльфов были народными поверьями и преподносились как былины и байки, правдивые истории о сверхъестественном, о необъяснимых случаях и загадках. (Например, то, что веками позже назовут полтергейстом, в те времена считалось проявлением недовольства домового, брауни.) Однако ко временам Шекспира легенды низвелись до уровня детских сказок, и соответственно изменилось их содержание: исчезли определённые подробности[13], сгладились жёсткие и неудобные места, опростился язык изложения, появилась мораль, нравоучительно-воспитательный смысл. И капризные, обидчивые эльфы, способные разозлиться из-за пустяка и взгреть вызвавшего их неудовольствие человека[14], превращаются в милых, добрых, зачастую крошечных существ[15][16], которые наказывают бессердечных злодеев и — что крайне редко встречалось в старинном фольклоре — испытывают добрых и честных и вознаграждают их: золотом, или даром везения, или волшебной вещью[17]. Таким образом, эльфы из детских сказок добры и справедливы[18], и несут добро и справедливость людям, особенно когда надеяться больше не на кого[19].

В то же время, остатки прежнего фольклора дают о себе знать — в некоторых сказках эльфы выступают в роли злых волшебников, они насылают недуги[20][21][22] (причина которых была тогда неизвестна, например, прострел, ревматизм, хромота), похищают скот[23], людей[24], иногда детей и младенцев[25][26][27], и уводят в свою заколдованную страну[28][29]. И хотя, в отличие от сказок про великанов[30], людоедство похищенным не грозило, пропавшие считались навеки проклятыми и погубившими свою бессмертную душу.

Подобная двойственность[31] нашла выражение в представлении о двух разновидностях эльфов: Seelie Court (Честной Народ) и Unseelie Court (Нечестивые); первые стремились помогать людям, вторые, наоборот, пакостили. Сочетание древнего языческого фольклора с христианскими воззрениями, в частности, породило представление о Нечестивых как о maleficia, ведьмах[32][33] и колдунах, продавшихся дьяволу и занимающихся вредительством: наведением порчи, распространением мора, убийством детей и пр. Таким образом, волшебство эльфов было заклеймено как служение силам зла. Примечательно, что при этом Честному Народу было отказано в наличии собственной бессмертной души — после смерти или Конца Света им предстояло просто исчезнуть. Таким образом, согласно этим представлениям, люди имели краткую земную жизнь и вечную загробную; эльфы же жили долго на земле, но надеяться на спасение души не могли[34].

Ранние образы в художественной литературе

В пьесе У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» эльфы — собирательный образ волшебных существ фольклора народов Европы. Британский пак Робин Добрый малый; Оберон, явившийся из рыцарских романов Континента; Титания, представляющая древнее языческое божество Греции и Рима. Никого из них нельзя назвать однозначно добрым или злым: они проявляют различные стороны характера. За этим исключением, в XVII—XVIII веках большинство литературных эльфов переехало в сказки[35][36]. Сказывалось развитие науки и техники, Просвещение — старые народные поверья выглядели глупыми и наивными, несерьезными, годными лишь для развлечения детей[37].

Стереотипные эльфы считаются приверженцами сил добра; тем не менее эльфы с деструктивным поведением всегда присутствовали в фэнтези, например, в романе «Сломанный меч[en]» Пола Андерсона (1954), в книге «Сильмариллион» Дж. Р. Р. Толкина (издана в 1977), сформировавшего классическое фэнтезийное представление об эльфах, в сеттинге Dragonlance (1984) для настольной игры Dungeons & Dragons[1], злые свартальвы в трилогии «Гобелены Фьонавара» Г. Г. Кея (1984—1986)[12] и др..

В то же время, у Толкина были эльфы[38], называемые «тёмными» — мориквенди (англ.)русск., то есть те, кто не видели свет Валинора[39], но их характер практически ничем не отличался от «светлых» эльфов. Злой же противоположностью эльфов у Толкина, были орки[39], по основной версии произошедшие от них в результате пыток и чёрной магии.[1][2][40] Также в «Сильмариллионе» есть персонаж Эол Тёмный Эльф[39], прозванный так за то, что ушёл от своих соплеменников и поселился в тёмном лесу.[2][40]

В современной культуре

Образ злых тёмных эльфов как стереотипной расы-антипода эльфов добрых сформировался в фэнтези на основе драу — злых эльфов из настольной игры Dungeons & Dragons. Впервые они были упомянуты в сеттинге Greyhawk[en] 1-й редакции Advanced Dungeons & Dragons 1977 года[41][2]; как игровая раса они впервые стали доступны в 1985 году[42]. В 1987 году драу появились в новом успешном сеттинге D&D Forgotten Realms («Забытые Королевства»).[43][2] С 1988 года по наше время выходит популярная книжная серия Роберта Сальваторе о тёмном эльфе Дриззте До’Урдене по вселенной Forgotten Realms. В дальнейшем драу появились в таких известных компьютерных играх по «Забытым Королевствам» как Menzoberranzan[en] (1994), Baldur’s Gate II: Shadows of Amn (2000), Neverwinter Nights: Hordes of the Underdark (2003) и Neverwinter Nights 2 (2006). В 2004 году драу, в несколько изменённом виде, были включены ещё и в сеттинг D&D Eberron.[1][2] Впрочем, в некоторых мирах «Подземелий и драконов» «темные эльфы» — всего лишь отдельные падшие эльфы, а не целая раса, например тёмный маг Даламар из сеттинга Dragonlance.[2]

В Forgotten Realms у драу чёрная или лиловая кожа и горящие оранжевые или красные глаза. Они населяют Подземье — огромный многоэтажный лабиринт пещер и тоннелей. Живут тёмные эльфы в крупных городах и более мелких поселениях. У них преобладает матриархат — правящей кастой являются жрицы Королевы Пауков Лолс. Пауки заменяют им домашних животных, в полупауков-полулюдей драйдеров превращают провинившихся драу. Общество разделено на выстроенные в строгой иерархии великие дома-семьи во главе с верховной жрицей. Когда-то они жили на поверхности, но поклонение Лолс испортило их и привело к войне с остальными эльфами, в результате поражения в которой они и оказались под землёй, где провели уже не одно тысячелетие, за что ненавидят эльфов. Они жестоки, коварны и беспринципны, но умны, независимы и искусны в магии.[1][2][12]

В сеттинге для настольных игр Warhammer Fantasy (1983) тёмные эльфы называются дручайями. Они также когда-то были едины с остальными эльфами, но после давнего братоубийственного конфликта стали их заклятыми врагами. Внешне они не отличаются от них, и живут не в подземельях, а в тундре, но так же как и драу являются гораздо более жестокими и подлыми. Они поклоняются богу Каину — «Тысячеликому повелителю убийства», которому также служат женщины-ведьмы, и богу хаоса — Слаанешу. Из компьютерных игр по этой вселенной за тёмных эльфов можно поиграть в Warhammer Online: Age of Reckoning (2008). В родственном мире Warhammer 40,000 (1987) аналогами дручай являются тёмные эльдары, очень похожие на них, только познавшие технический прогресс.[1][2]

Драу и дручайи обрели большую популярность среди любителей фэнтези и оказали большое влияние на образы тёмных эльфов в длинном ряду других вселенных, особенно в ролевых и стратегических компьютерных играх.[1][2] Очень напоминают персонажей Warhammer тёмные эльфы из Heroes of Might and Magic V (2006). В Age of Wonders (1999) у тёмных эльфов есть и паучья королева из Forgotten Realms и палачи из Warhammer.[1] В EverQuest (1999) история происхождения тёмных эльфов теир’дал очень похожа на историю орков в Средиземье — их извратил пытками бог ненависти Инноруук, они так же как драу живут в подземелье.[2] Данмеры из The Elder Scrolls хотя и являются агрессивным народом, занимающимся работорговлей, но «эстетика убийства» драу для них не характерна.[1][2] В некоторых играх многие народы испытывают неприязнь к тёмным эльфам, например в Master of Magic (1994), EverQuest II (2004) и Vanguard[en] (2007). В Might and Magic VIII: Day of the Destroyer (2000) они, напротив, стали торговцами и дипломатами.[1] В World of Warcraft ночные эльфы хотя и выглядят типично для тёмных эльфов, но в душе «светлее» прочих эльфов своего мира, они единственные, кто сохранил гармонию с природой[1][2]; в то же время «высшие» эльфы крови перешли на сторону Орды, став противниками ночных эльфов, впрочем до драу или дручайев им далеко. В ряде игр тёмные эльфы лишаются своей одиозности и становятся более человечными, а иногда и вовсе принципиальное разделение по мировоззрению между эльфами утрачивается. Типичным также стало, что светлые эльфы лучше лечат и стреляют из лука, а тёмные — сражаются в ближнем бою: так в EverQuest, Lineage II (2003), Sacred (2004).[1] Также для тёмных эльфов в стратегических играх характерна сильная магия и элитные, но не многочисленные бойцы.[1][2]

Встречаются тёмные эльфы и в манге и аниме: это могут быть как целые народы, не обязательно злые, иногда просто с «дурным» характером и тёмной кожей, так и отдельные «потемневшие» эльфы. Тёмные эльфы часто хорошие бойцы и маги. Они обычно не способны на чувства симпатии, зато для них характерны презрение и зависть. Это например больше всего на свете любящая деньги эльфийка-наёмница Сузу из «Гештальт» (1990-е), или красивая, но холодная и всех презирающая эльфийка-злодейка Пиротесс из Record of Lodoss War (1990-е).[2]

Напишите отзыв о статье "Тёмные эльфы"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Псмит Р. (Ленский А. Ю.) [www.lki.ru/text.php?id=3886 Драу, или темные эльфы] // Лучшие компьютерные игры. — № 12 (73); декабрь 2007.
  2. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Тюленев П., Таран А. [old.mirf.ru/Articles/print334.htm Выбравшие тьму. Секреты и загадки тёмных эльфов] // Мир фантастики. — № 11; июль 2004.
  3. ↑ Раков В. Ю. [elar.urfu.ru/handle/10995/25300 Анализ бестиария в геймер-пространстве компьютерного дискурса] // Актуальные вопросы филологической науки XXI века. — Екатеринбург, 2013. — С. 99-106.
  4. ↑ Grimm, Jacob. Vol. 2, XVII. Wights and Elves // Teutonic mythology. — 1883. — С. 439-517.
  5. ↑ Lindow, John. Norse Mythology: A Guide to the Gods, Heroes, Rituals, and Beliefs. — 2001. — С. 54-55, 109-110.
  6. ↑ Lassen, Annette. Hrafnagaldur Óðinns. — 2011. — С. 105-106.
  7. ↑ [faeryfolklorist.blogspot.ru/2015/10/the-trows-of-orkney-and-shetland.html The Trows of Orkney and Shetland]
  8. ↑ Keightley, Thomas. Shetland // The Fairy Mythology. — 1870. — С. 260-272.
  9. ↑ Writing in the 16th century, Jo Ben declared that the people of Stronsay: «…say that folk who die suddenly spend their lives thereafter with them [trows], although I do not believe it.»
  10. ↑ «Such possession of supernatural wisdom is still imputed by the natives of the Orkney and Zetland Islands to the people called Drows, being a corruption of duergar or dwarfs, and who may, in most other respects, be identified with the Caledonian fairies. Lucas Jacobson Debes, who dates his description of Ferro from his Pathos, in Thorshaven, March 12, 1670, dedicates a long chapter to the spectres who disturbed his congregation, and sometimes carried off his hearers. The actors in these disturbances he states to be the Skow, or Biergen-Trold — i.e., the spirits of the woods and mountains, sometimes called subterranean people, and adds, they appeared in deep caverns and among horrid rocks; as also, that they haunted the places where murders or other deeds of mortal sin had been acted. They appear to have been the genuine northern dwarfs, or Trows, another pronunciation of Trollds, and are considered by the reverend author as something very little better than actual fiends.», Scott, Walter. Letter IV // Letters on demonology and witchcraft. — 1830. — С. 111-112.
  11. ↑ Spence, John. Trows and Witches // Shetland Folk-Lore. — 1899. — С. 143-168.
  12. ↑ 1 2 3 Сапковский А. Бестиарий Анджея Сапковского: Драу // Нет золота в Серых Горах / Пер. Е. Вайсброта. — М.: АСТ, 2002. — С. 327-328. — ISBN 5-17-011011-1.
  13. ↑ «In this new edition we have carefully removed every expression inappropriate for children.» — Jacob and Wilhelm Grimm, preface to the 1819 edition of their Children’s and Household Tales — [www.pitt.edu/~dash/censor.html Censorship in Folklore. An Essay by by D. L. Ashliman]
  14. ↑ «Вкратце можно сказать, что главные проступки, караемые эльфами – это неуместное любопытство, нечестность, нечистоплотность, дурной характер и дурные манеры.» — [leppibart.narod.ru/p.html#Проступки,%20порицаемые%20эльфами Проступки, порицаемые эльфами]
  15. ↑ «That Elizabethan fairy-literature portrayed a very different kind of fays — pleasing, picturesque and small — which has since changed the popular view of those creatures in English tradition. The French „Cabinet des Fees“ tradition brought by Perrault, Madame d’Aulnoy and others certainly had a strong influence on English literature, too, although some Elizabethan fairytales are older than they are. Shakespearean literature was revived in the late 18th century, and Romantic folklorists of that time made an effort to recover and preserve fairytales. Thus the Victorian culture of the succeeding century, which influenced Tolkien’s youth, was dominated by fairies in many aspects, specially in painting, theater, and Spiritualist literature. Those Victorian fays added a more pictorial, delicate and ethereal layer to the small, pleasing Elizabethan ones, leading to the current view of these beings.» — De Rosario Martinez, Helios. [www.thefreelibrary.com/Fairy+and+Elves+in+Tolkien+and+traditional+literature.-a0227196959 Fairy and Elves in Tolkien and traditional literature] // Mythlore. — March 22, 2010.
  16. ↑ English and German literary traditions both influenced the British Victorian image of elves, which appeared in illustrations as tiny men and women with pointed ears and stocking caps. An example is Andrew Lang’s fairy tale «Princess Nobody» (1884), illustrated by Richard Doyle, where fairies are tiny people with butterfly wings, whereas elves are tiny people with red stocking caps.
  17. ↑ [www.pitt.edu/~dash/type0503.html Fairy Gifts. Stories of type 503 about mortals who are blessed or cursed by the «hidden people». Translated and/or edited by D. L. Ashliman]
  18. ↑ «Английские эльфы в самом деле имеют свой кодекс поведения, следования которому они требуют от смертных, встречая тех. Доброта, вежливость, открытость и честность необходимы для того, чтобы завоевать их расположение; они терпеть не могут скупердяев и нерях. Таковы качества, необходимые для общения между людьми и эльфами, и эти условия не были изобретены для назидательности… Важно также, имея дело с ними, говорить правду и держать своё слово, но… …это скорее не оттого, что они так благородны, но оттого, что они суть духи, и опасные; солгать черту, призраку или эльфу означает отдать себя в его власть, а лучше не отдаваться во власть даже самого хорошо расположенного к вам эльфа. Во французских же сказках эльфы, похоже, сделали своей главной заботой поддержание людской морали.» — [pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Briggs_KM/FITAL/kmb_fital_3_20.html Интервенция]
  19. ↑ «Whereas myths and legends sometimes end tragically, such as with Baldar’s death or Sigurd’s death, fairy tales always reward the deserving and punish the transgressors. The happy ending, which affirms the moral propriety of the universe, is a clear and definite characteristic of the fairy tale genre. Not only do Snow White, Cinderella, the soldier in „The Blue Light“, and the young hero of „The Devil with the Three Golden Hairs“ win their respective mates and hearts' desires (castles and kingdoms), their evil adversaries are consistently punished, either as the result of social justice (a court of law passing sentence on them) or as a result of cosmic justice (nature or the supernatural realm imposing some penalty, as, for example, when the birds peck out the stepsisters' eyes in „Cinderella“)… Thus the fairy tale functions to instruct the young about who they are, how they relate to others, and what they should know of the world.» — Jones, Steven Swann. The Folklore Origln and the Definition of the Fairy Tale // The Fairy Tale: The Magic Mirror of Imagination. — 1995. — С. 17.
  20. ↑ Elfshot
  21. ↑ Hall, Alaric. The elf-shot conspiracy // The Meanings of Elf and Elves in Medieval England. — 2004. — С. 107-113.
  22. ↑ Hall, Alaric. Getting Shot of Elves: Healing, Witchcraft and Fairies in the Scottish Witchcraft Trials // Folklore. — 2005. — С. 19-36.
  23. ↑ [www.pitt.edu/~dash/fairytheft.html Fairy Theft: Legends about thieving fairies. Translated and/or edited by D. L. Ashliman]
  24. ↑ [www.pitt.edu/~dash/abduct.html Abducted by Aliens. Edited by D. L. Ashliman]
  25. ↑ [www.pitt.edu/~dash/changeling.html Changelings. An Essay by D. L. Ashliman]
  26. ↑ [www.pitt.edu/~dash/britchange.html Changeling Legends from the British Isles. Edited by D. L. Ashliman]
  27. ↑ [www.pitt.edu/~dash/gerchange.html German Changeling Legends. Translated and edited by D. L. Ashliman]
  28. ↑ «У эльфов наших Островов разный рост, разные привычки, свойства и обличья; и обитают они в разных местах, но в большинстве своем – высокие и низкорослые, добрые и вредные – они жили под землей. Зеленые Дети Ральфа Коггсхолльского вышли из Земли Святого Мартина, сумеречной страны под землей, где не бывает ни зноя, ни мороза. Ирландские Даойне Ши, которых считают умалившимися богами одной из самых первых рас ирландцев, живут в основном в полых холмах. Эванс Венц, собиравший эльфийские поверья в Уэльсе в начале этого века, нашел сказку о детстве Талиесина с подробным описанием подземной волшебной страны кельтов. Шотландских эльфов видят при определенных фазах луны внутри их холмов, которые на краткое время поднимаются на столбах, показывая их жилища. По рассказу Обри, одного вилтширского пастуха, что шел как-то на Хэк-Пен, завели под такой холм, и там он стал свидетелем праздника и слушал разнообразную музыку. В Оксфордшире видели, как эльфы уходят в нору под Царь-камнем в Роллрайт-Стоунз. Даже когда эльфы веселятся под луной на поверхности земли, часто считается, что они вышли из своего постоянного подземного жилища.» — [pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Briggs_KM/FITAL/kmb_fital_1_02.html Волшебные страны]
  29. ↑ Keightley, Thomas. Fairy-Land // The Fairy Mythology. — 1870. — С. 71-88.
  30. ↑ «С великанами-ограми и людоедами положение могло быть несколько иным. Каннибализм почти определенно был известен на наших островах, как и в большинстве других частей света. Шайка каннибалов, как считается, обитала на Лоузе близ Данди ещё в XV в. История о „Великанах из Стоуи“ может рассказывать о банде разбойников. Оставалось лишь изменить силу и рост этих людоедов, чтобы превратить их в великанов, а традиция всегда готова гиперболизировать то, что для неё важно.» — [pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Briggs_KM/FITAL/kmb_fital_1_07.html Великаны, ведьмы и чудовища]
  31. ↑ «Добрые и злые феи играют большую роль в сюжетных механизмах утонченной французской волшебной сказки. Они настолько очевидно искусственны, что мы склонны не тратить времени ни на тех, ни на других, а заявить, что в фольклоре добрый эльф — это эльф в добром расположении духа, а злой эльф — обиженный эльф. Это истинно в какой-то мере, но существует также определенная народная традиция доброжелательных и злобных эльфов, разного рода, которую нельзя отрицать.» — [pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Briggs_KM/FITAL/kmb_fital_2_13.html Эльфийская мораль: мотив двойственности]
  32. ↑ «The small demons that became the witches' familiars of the later Middle Ages were originally dwarves, trolls, fairies, elves, kobolds, or the fertility spirits called Green Men, any of whom could be either frightening or funny. The dwarves were spirits of darkness and the underworld and were often equated with ghosts or other malignant spirits. The elves were originally spirits of light and goodness. Tolkien’s „Lord of the Rings“ recently restored the high elves to their rightful place, throughout the Middle Ages they were usually confused with lesser and more mischievous spirits such as the Scottish brownies.» — Russell, Jeffrey. The Transformation of Paganism // Witchcraft in the Middle Ages. — 1972. — С. 52.
  33. ↑ [alfatruin.msk.ru/2003/03/22/witch_and_elves Л. Кораблев. Ведьма, что зналась с белыми бесами]
  34. ↑ [www.pitt.edu/~dash/type5050.html Fairies' Hope for Christian Salvation. Migratory Legends of Type 5050. Translated and/or edited by D. L. Ashliman]
  35. ↑ «In European traditions, oral and literary, supernatural beings tended to diminish (in size and significance) from the sixteenth century onwards, reflecting a general reassessment of such traditions as superstitions and/or fantasies — a trend epitomized by Shakespeare’s „A Midsummer Night’s Dream“. By the nineteenth century in England, the word elf had largely been superseded by the French loan fairy, and was likewise being displaced in much of Scandinavia by terms/beings like the nisse (Denmark) and tomte (Sweden).» — Ed. by prof. Jeffrey Weinstock. Elf // The Ashgate Encyclopedia of Literary and Cinematic Monsters. — 2014. — С. 210.
  36. ↑ «На самой заре Романтического Возрождения отношение к эльфам стало более серьезным, но в то же самое время Томас Стотард ввел моду на эльфов с крыльями бабочек, которой иллюстраторы следуют до сих пор.» — [pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Briggs_KM/FITAL/kmb_fital_3_18.html Поэты: XVIII век]
  37. ↑ «В XVIII в. издание книг для детей сделалось по-настоящему выгодным предприятием. Прежде издавались лишь учебные пособия — „Детская Книга“ Кэкстона в первую очередь, грамматики же и учебники печатались с XVI века — как невероятно скучные, так и вполне живые и занимательные, такие, как „Французский Педагог“ Холлибэнда; но развлечения дети могли искать лишь в книгах, забавлявших простодушных взрослых — к историям, пересказанным в народных книжках и балладах. Они предназначались для развлечения, и не редактировались с назидательными целями; некоторые из них, такие, как „Ведьма из лесной страны“, были совершенно непедагогичны.
    Но когда авторы начали намеренно писать для детей, назидание стало их главной заботой, что зачастую имеет место и по сей день. Детская психология понималась плохо, а назидателям не терпелось получить результаты и превратить детей в маленьких взрослых так быстро, как только возможно. Если развлекательность и допускалась, то лишь затем, чтобы подсластить пилюлю. В целом для эльфов это было тяжелое время. Тщетно Стиль в 1709 г. указывал на моральную ценность популярных сказок. Эпоха принадлежала миссис Триммер и её школе, считавшим эльфов бессмысленной выдумкой.»     — [pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Briggs_KM/FITAL/kmb_fital_3_21.html Моралисты]
  38. ↑ [alfatruin.msk.ru/2007/02/08/unfallen-elves Л. Кораблев. Истинные эльфы Европы]
  39. ↑ 1 2 3 "«In Tolkien’s meaning, a Dark-elf is any Elf who has not been to Aman in the time of the Two Trees and been blessed by their light. ...«Those Elves the Calaquendi call the Umanyar, since they came never to the land of Aman and the Blessed Realm; but the Umanyar and the Avari alike they called the Moriquendi, Elves of the Darkness, for they never beheld the Light that was before the Sun and Moon»... »" — Bergman, Jenni. Chapter 9: Illuminating the Dark-elf // [orca.cf.ac.uk/55478/ The significant other: a literary history of elves]. — 2011. — С. 142-156. ([orca.cf.ac.uk/55478/1/U516593.pdf pdf])
  40. ↑ 1 2 Shippey T. A. [muse.jhu.edu/journals/tks/summary/v001/1.1shippey.html Light-elves, Dark-elves, and Others: Tolkien’s Elvish Problem] // Tolkien Studies (англ.)русск.. — 2004. — Т. 1. — №. 1. — С. 1-15.
  41. ↑ Gygax, Gary. Monster Manual (англ.)русск. (TSR, 1977)
  42. ↑ Gygax, Gary. Unearthed Arcana (англ.)русск. (TSR, 1985).
  43. ↑ Greenwood, Ed. Drow of the Underdark (англ.)русск. (TSR, 1991)

Литература

Тёмные эльфы на Викискладе?

Отрывок, характеризующий Тёмные эльфы

Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Тёмные_эльфы&oldid=81207263»